Наконец, Маркс перечитал Прудона (с которым так до сих пор и не встретился лично), полагавшего, что человек осуществляет себя благодаря общественному труду, общественной справедливости и общественному плюрализму, и мечтавшего о «науке об обществе, методически разрабатываемой и легко применимой». Прудон проповедовал одновременно антикапитализм («отрицание эксплуатации человека человеком»), антиэтатизм («отрицание власти человека над человеком») и антитеизм («отрицание поклонения человека человеку»). По мнению анархиста Прудона, справедливости противостоят две силы: накопление капитала, которое постоянно увеличивает неравенство, и государство, которое, под прикрытием демократических институтов, легализует и узаконивает присвоение богатств исключительно капиталистами; государство он обвиняет в организации отъема у самых беззащитных индивидов их естественного права на собственность. Таким образом, он против капитала и против государства. Тогда Карлу казалось, что это «самый смелый теоретик французского социализма».
Он прочел также книгу Лоренца фон Штейна «Социализм и коммунизм в сегодняшней Франции», вышедшую в Пруссии в 1842 году и принесшую в Германию идеи великих французских утопистов. Он изучал первые (неудачные) попытки учреждения коммун в США — это были скромные сельскохозяйственные заведения, с коллективной работой в поле без обращения денег внутри общины. Из книг Томаса Гамильтона он также узнал о существовании в Нью-Йорке группы радикалов (The Workies), считавших, что парламентская демократия закончится хаосом, и требовавших периодического перераспределения богатств и земель: «Демократия неизбежно приводит к анархии и конфискации, и то, сколь длинен путь, ведущий к иному обществу, не имеет никакого значения».
После этого Карл начал работать над собственным детищем: глобальной теорией общества. Его устремления отныне не знают границ. Он видит себя глобальным аналитиком, мировым духом. Он разделил индивидов на два общественных класса в соответствии с природой благ, которыми они обладают: труд и капитал. Отношения собственности между классами составляют базис общества, отмечает он, «над которым возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания». Иначе говоря, индивид существует лишь в классе, к которому принадлежит, выживает благодаря ему и действует именно через этот класс. Вопреки Гоббсу и Гегелю, но вслед за отцом и сыном Карно, с трудами которых по термодинамике он только что познакомился, Маркс говорит на языке прогресса, эволюции, протяженной во времени, Истории. Уже тогда он представляет классовый конфликт «локомотивом» Истории.
Он уже работал с Арнольдом над вторым номером их журнала, который все так же трудно было наполнить, когда, в июле 1844 года, прусское правительство оказало давление на Париж, потребовав от французских властей запретить скандальное издание. Гизо колебался: у него было полно других проблем, и он предпочитал выждать, пока этот новорожденный журнал, не вмешивавшийся во французскую политику, не умрет сам по себе за неимением читателей и субсидий. В самом деле, это предприятие дышало на ладан, журнал очень плохо распродавался, и Руге подумывал о его закрытии.
Тридцать первого июля 1844 года Карл все еще жил один в Париже, когда получил из Берлина первый номер нового ежемесячного издания Бруно Бауэра — «Всеобщей литературной газеты», ставшей печатным органом берлинских младогегельянцев. Прочитав о том, что Бауэр отрицает значение восстания силезских ткачей, Карл дал волю своему возмущению в письмах к кёльнским друзьям. Один из них, Георг Юнг, предложил ему изложить эти нарекания более обстоятельно и опубликовать их: «Неплохо бы Вам преобразить Ваши замечания по поводу Бруно Бауэра в критическую статью для газеты, чтобы заставить Бауэра выйти из своей подозрительной сдержанности. До сих пор он никогда не выражал откровенно и четко своего мнения по какому-либо вопросу; Бауэр настолько одержим манией всё критиковать, что недавно написал мне о том, что надо критиковать не только общество, привилегии, собственников, а еще и пролетариев (до этого еще никто не додумался); как будто критика богатеев, собственности, общества не вытекает из критики нечеловеческих и недостойных условий, в которых живет пролетариат».
Предложение Юнга не только породит статью против Бауэра, бывшего учителя, но и ляжет в основу всего будущего творчества Карла Маркса, и Маркс всюду будет пытаться дать на него ответ, в том числе в «Капитале», написанном двадцатью тремя годами позже.
Он сразу же взялся за дело. За то лето, что он провел один в Париже, ему удалось свести воедино свои первые идеи в области философии и экономики, прояснить все положения в одной рукописи, не предназначавшейся им для публикации (она будет опубликована только в 1932 году в сталинском Советском Союзе под заглавием «Экономическо-философские рукописи 1844 года»). Это было эссе для личного пользования, с которым автор не собирался расставаться. Впоследствии некоторые пожелали увидеть в нем «настоящего Маркса» и использовали его, чтобы установить, был ли он причастен к чудовищным вещам, совершенным позже его именем. Другие станут критиковать это сочинение, «отсталое» и опровергаемое, по их мнению, последующими произведениями Маркса, упрекая тех, кто увидел в нем истинную мысль Карла, в поисках «черепа Вольтера-ребенка». На самом деле это важное сочинение станет главным этапом в формировании мысли, которая будет постоянно развиваться, никогда не вступая с собой в противоречие, и в основе которой всегда будет сохраняться заложенный здесь двойной принцип: человек должен быть в центре всякого размышления и политического действия; ни одна революция не стоит жизни человека, поскольку ее цель — освободить его.
В этой работе Маркс, отталкиваясь от философии Гегеля, размышляет об отчуждении. Он намеревается «подняться над субъективизмом и объективизмом, спиритуализмом и материализмом, идеализмом и материализмом». Ни больше ни меньше! По Марксу, отчуждение — не философский термин, как у Гегеля, а характерная черта общества: человека отчуждает труд, и ничто иное.
В то же время эта работа отчасти характеризует его самого. Он, ныне отказавшийся от всякой работы по найму, сосредоточивает свой анализ на отчуждении трудом; он, тяжело переживавший положение наемного работника, будучи главным редактором двух журналов, подвластных прихоти их учредителей, превратит собственное отношение к деньгам в основу универсальной теории; он, с величайшим трудом решавшийся отдать рукопись издателю, как раз и увидел основу отчуждения в разлучении человека с плодами своего труда; он, не имевший другой профессии, кроме писательства, думал, что в идеальном обществе каждый сможет безвозмездно заниматься всеми ремеслами, к которым почувствует в себе способности.
Прочитав труды экономистов, основной упрек им Маркс сформулировал следующим образом: все они рассматривали частную собственность априори, и никто не дал исторического объяснения ее появлению. Он же считает, что всё есть труд и порождение труда, начиная с самого человека: «Труд есть акт порождения человека им самим», в труде «человек осуществляет себя». Любой предмет (или почти любой) — это труд: ценность вещей почти полностью определяется трудом. Капитал — всего лишь «кристаллизация труда», «накопленный труд», «мертвый труд, который, как вампир, оживает лишь тогда, когда всасывает живой труд», — пишет он, неявно намекая на вампира из «Франкенштейна» Мэри Шелли, только что им прочтенного. Да и вся История, различные формы общества и религии, как и виды собственности — всего лишь продукты труда.
Далее Маркс хвалит Фейербаха, в философии которого «берет свое начало положительная, гуманистическая и натуралистическая критика». Согласно Фейербаху, с философской точки зрения экономическая теория совершенно бесполезна для постижения развития человечества. Чтобы восполнить этот пробел, он дает анализ «отчужденного труда»: «Рабочий становится тем беднее, чем больше богатства он производит, чем больше растут мощь и размеры его продукции». Однако, по Марксу, частная собственность не является источником отчужденного труда, напротив, она — его следствие. В его представлении отчуждение тесно связано с самим трудом. В отличие от Гегеля, определяющего отчуждение как отрешение человека от самого себя, и от Фейербаха, связывающего его с религиозной верой, Маркс обнаруживает отчуждение во взаимоотношениях человека с действительностью посредством труда, из чего вытекают различные виды организации общества и религии.