— Это для лука, объяснил он Лючаре. — Губитель, то есть опытный солдат, должен уметь сделать оружие почти из любого подручного материала. Метателя у меня больше нет, а лучший ему заменой будет, пожалуй, тяжелый лук. Позже, если удастся раздобыть, можно будет взять рога, а еще нужен какой-нибудь металл и перья для стрел. Потребуется некоторое время, но ничего лучшего я придумать не могу.

— Ты покажешь мне, как это делается?

Конечно. У меня хватит материала и на второй лук. Чем лучше мы будем вооружены, тем больше у нас будет шансов. Смотри нужно обстругать ветки. Этот конец так…

Ночью, на ходу, объяснить это было трудно, но на следующий день он нарисовал на песке, что нужно сделать, и сейчас они оба стругали свои ветки и при этом дружески болтали. Долгие периоды тишины обычно означали, что они разговаривают с Гормом, который, как правило, лежал и сонно следил за ними. Иеро объяснил, каким ему видится предстоящий маршрут и предупредил медведя, что этот район, видимо, очень опасен и усеян мертвыми городами. К его удивлению Горм отнесся к этому сообщению с некоторым презрением.

«На севере я бывал в таких местах, городах вашего человеческого прошлого, — объяснил он. — Они полны злом; там обитает Нечисть, которую вы зовете Крысюками, и другие, но они неуклюжи, у них нет ни слуха, ни обоняния, почти как у вас, — добавил он. — Я не боюсь этих городов.»

Иеро понял, что юный медведь действительно когда-то отважился забираться в разрушенные города Канды. Но когда он спросил, зачем медведь делал это, тот ответил уклончиво. «Нас посылали старейшины», — мысленно ответил он и больше ничего не сказал. Но священник сообразил, что это было чем-то вроде испытания, видимо, тест на зрелость.

Он тут же объяснил Горму, что обширные Мертвые города юга совсем не похожи на заброшенные местности, которые он мог видеть на территории Канды, потому что они в несколько раз больше и, соответственно, в десятки раз опаснее. Тут и Лючара вступила в разговор.

— В Д'Алуа тоже есть несколько таких городов, — сказала она Иеро. — Объясни ему, у тебя это получится лучше, чем у меня, что никто, кроме Нечисти, в них не бывает. Там скрываются странные, ужасные твари, каких больше нигде не встретишь.

«Может быть, — холодно ответил медведь. — Но нам все равно придется идти туда, так что стоит ли заранее беспокоиться?»

— У моего народа есть несколько странных приборов, — сказала Лючара. — Они или очень старые, или скопированы с очень старых, сделанных, как говорят, еще до Погибели. Жрецы и несколько высокородных, которым они доверяют, хранят их. Когда кому-то понадобится подойти поближе к Мертвому городу или одной из пустошей Погибели, тогда берут с собой этот прибор. Он показывает, сохранилась ли там невидимая смерть, вызывающая гниение плоти.

— Да, — сказал Иеро с отсутствующим видом, продолжая обстругивать лук. — Я понимаю, что ты имеешь в виду. У нас такие приборы тоже есть. То, что ты называешь «невидимой смертью», на самом деле — остаточная радиация. У нас на севере не умеют создавать ее, но мы о ней знаем. — Он отложил лук и некоторое время смотрел на заходящее солнце, прежде чем продолжить. — Пока ты с нами, тебе такой прибор не понадобится, — улыбнулся он. И Клац, и я умеем физически ощущать ее присутствие. Я полагаю, что этот толстый друг тоже умеет.

В ответ на вопрос Горм подтвердил, что хорошо знает, чем грозят жесткие излучения, и легко определяет их источники.

Лючара подивилась про себя. Она скорее позволила бы содрать с себя кожу, чем явно выразить свое удивление, но каждая вновь открывающаяся способность ставила Иеро на более высокий уровень по сравнению с ней. В глубине души она чувствовала, что ее гордость своим высоким происхождением — просто последний оборонительный барьер против того, чтобы признать: чужак, не могущий похвастаться обстоятельствами своего рождения, слишком хорош для девушки с варварского юга, несмотря на ее высочайшее социальное происхождение.

Иеро был слишком занят своими мыслями, слишком благороден, чтобы тайком забраться в ее мозг, да и в нем самом бушевали противоборствующие эмоции, и потому он не заметил того, что отразилось на ее лице.

— Давай-ка еще раз посмотрим на карты, — предложил он. — Мы быстро приближаемся к, по-видимому, отвратительным местам. Ты слышала прошлой ночью лягушек?

Они все слышали все усиливающийся хор этих амфибий и все понимали, что это означает. Великая Топь вновь подходила к берегу. Судя по карте Нечистых, сырой мир болот смыкался со значками, означавшими полузатопленные города, и этот район находился неподалеку от них.

— Посмотри, если мы все-таки сможем пройти здесь, — продолжал он. — то этот знак на побережье вполне может быть твоей Нияной, Лючара. Видишь ли, я не умею читать этот странный шрифт, которым они пользуются, да и к тому же, зная их, можно предположить, что все названия закодированы. Но смотри, — он ткнул пальцем в волнистую линию, ведущую на восток с юго-восточного побережья Внутреннего моря. — Похоже, эта та самая дорога, которую ты прошла с людьми, взявшими тебя в плен. А это пятно очень похоже на пустыню Погибели. Видишь, здесь такой же значок в кружочке, как и на Мертвых городах.

— А вот здесь, за этой пустыней, к югу, еще три города — Мертвые города. Один — совсем рядом с пустыней. Эти три города отмечены на моих картах тоже. Здесь я полагаю начать поиски… того, что мне нужно. — Он свернул карты и заботливо упаковал их в седельную сумку.

Они снова пустились в путь в вечернем полумраке. Не только кваканье лягушек стало громче, но и снова появились жужжащие и кусающие насекомые. Противомоскитная мазь у Иеро кончилась и им ничего не оставалось делать, как только терпеть укусы, и только время от времени слышались шлепки, когда насекомые уж чересчур досаждали им.

Снова Клацу пришлось шлепать по лужам и грязи. Снова в темноте стали вырисовываться гигантские тростники, сменившие растительность сухих земель, по которым они так долго шли.

Всю ночь они шли шагом. Дважды им пришлось огибать широкие водоемы, в которых лопались пузыри болотного газа. Один раз Клац припечатал копытом какую-то бледную змею, гадюку, которая, к несчастью для себя, решила на него напасть. Иеро мысленно прочесывал ночное пространство в поисках опасностей, но сам еще не настолько освоился со своими новыми способностями, чтобы полностью доверять им. Излучение мозга амфибии одно и то же, будь она двадцати ярдов в длину или трех дюймов — и ментальные реакции и эмоциональные будут весьма схожими. Они не производят никаких настоящих «мыслей». Таким образом, если священник попытается установить, не является ли та тварь, на мозговые волны которой он натолкнулся, одним из тех лягушкоподобных чудовищ, которые когда-то чуть было не напали на них, ему остается только взглянуть на окружающее глазами самого животного, и получить, в лучшем случае, туманную картинку, по которой можно будет установить шкалу соответствия. Один раз он и в самом деле услышал рев такого животного, только рев этот донесся издалека.

Они остановились, когда первый слабый отблеск рассвета едва окрасил восток. Чуть раньше Иеро приказал Клацу остановиться и сам спрыгнул на землю, чтобы исследовать поверхность, по которой они шли.

— Думаю так, — пробормотал он наполовину сам себе. — Здесь не более и дюйма грязи. Я слышал, как совсем недавно копыта стучали по чему-то твердому. — Далее он говорил громче, чтобы и девушка слышала его. — Я думаю, мы идем по дороге или, во всяком случае, по чему-то когда-то сделанному, рукотворному. — «Горм, вернись и скажи, что ты думаешь?»

«Люди строили, очень давно», — подтвердил медведь. Они стояли прислушиваясь к хору лягушек и насекомых в темной ночи, вокруг них вились тучи гнуса и москитов. Иеро почувствовал укус пиявки на лодыжке и, посмотрев вниз, увидел, что ноги лорса усеяны этими черными червячками, хорошо видимыми при свете восходящей луны.

— Наступает день, — сказал он. — Мы должны отыскать укрытие. — Он объяснил задачу медведю и сам пошел перед лорсом.