Рамочные условия и центральные факторы

Для Римской империи не существовало теории систематической экономической политики. Ее нормы были само собой разумеющимися: обеспеченный мир сохранял счастье и благополучие, экономический расцвет Италии и провинций, стабильность и внешнюю и внутреннюю безопасность, то есть давал элементарные предпосылки для оптимистического существования. Ни один из римских принцепсов не пропагандировал специальной экономической политики, но действовал прагматически в случае кризисных ситуаций. Они пытались, как Тиберий, разрешить проблемы валюты и кредитов, поддерживать виноделие и выращивание зерна в Италии, как Домициан, стабилизировать италийское сельское хозяйство, как Нерва и Трамп.

Не меньшее значение, чем подобные импульсы, имели обращения пострадавших лиц к прокураторам, наместникам и, наконец, к самим принцепсам, за которыми следовала отмена принудительных работ и восстанавливались существующие договорные нормы. Сумма этих в большинстве случайно сохранившихся решений экономических интересов из всех частей империи значительна, и благодаря этому центральные инстанции империи гораздо более часто сталкивались с экономическими проблемами, чем об этом свидетельствуют немногочисленные законодательные и административные основополагающие решения.

Римская империя была тождественна распространению денежного хозяйства в Средиземноморье внутри единых политических рамок. Для структуры чеканки монет при принципате характерно, что она состояла из координации разнообразных систем. Государственная чеканка, как основополагающая, дополнялась провинциальной и местной чеканкой; к типам государственной чеканки присоединялись, особенно на периферии империи, так называемые варваризации, или дополнительные чеканки. Полная унификация чеканки монет империи произошла только в поздней античности.

Система государственной чеканки, которая в основном просуществовала до эпохи Северов и потом рухнула в инфляциях 3 в.н.э., состояла из весовой тарификации всех сортов металла. Высшим регулярным номиналом был золотой динарий, который со времен Цезаря соответствовал сороковой части римского фунта (около 8 г) и был равноценен 25 серебряным динариям, являвшимся важнейшими и типичными единицами римской серебряной валюты. Если при Августе римский динарий содержал, как правило, около 4 г чистейшего серебра, то при Нероне его вес снизился почти до 3,4 г и одновременно ухудшилось чистое содержание монет и при Северах составляло только около 50%.

Динарий соответствовал четырем сестерциям, латунным монетам, которые при Августе весили около 27 г, но впоследствии потеряли в весе. Динарий и сестерций были важнейшими единицами римской денежной системы. Для повседневного денежного обращения на рынках и в сфере услуг они представляли слишком высокую стоимость. Эту повседневную потребность в более мелких видах денег покрывали дупондии, ассы и квадранты. Сестерций соответствовал двум дупондиям, один дупондий — двум ассам, асс — четырем квадрантам. Тогда как дупондий при принципате изготовлялся из латуни и его вес понизился с более 13 г на менее 10 г, асс был кредитной медной монетой весом около 11 г. В отличие от больших эмиссий обычных номиналов очень редко чеканилась мелкая монета — квадранты.

Монеты этой системы римской государственной чеканки изготовлялись после окончания гражданских войн не только в самом Риме. Их производство вошло в практику римских военачальников, которые покрывали денежную потребность на театрах военных действий эмиссиями под их собственным контролем. Этим объясняется то, что еще при Августе значительная часть чеканки из благородных металлов была изготовлена на монетных станках Востока, Испании, потом Лугдуна (Лион). При Калигуле, правда, изготовление в основном было сконцентрировано в Риме, однако позже от случая к случаю выпускались большие эмиссии вне столицы. Число монетных мастерских и конкретное количество эмиссий отдельных серий до сих пор окончательно не выяснено.

Понятием «провинциальная чеканка» обозначается вторая категория чеканных мастерских и их эмиссий, которые покрывали региональную денежную потребность особенно на греческом Востоке, однако находились под постоянным контролем принцепса. Ведущими были чеканки Александрии, которые отличались характерным металлическим сплавом и разнообразными, часто религиозными изображениями. Такое же ведущее положение занимали серии, изготовленные в Антиохии в Сирии, Цезарее в Каппадокии, а также на востоке Малой Азии, в Вифинии, Дакии и Мезии.

Однако даже значительных эмиссий провинциальной чеканки не хватало для покрытия растущей потребности в монетах. Этим объясняется поразительно большое число местных чеканок греческого Востока, которые достигли наибольшего количества между 150—250 гг. н.э. Из этой эпохи известны более 350 местных монетных мастерских только в Малой Азии, которые по современным исследованиям обнаруживают многочисленные связи, поэтому можно исходить из того, что число монетных мастерских было значительно меньше, чем мастерских городов, для которых печатались их собственные деньги.

Наконец, широко распространенные варваризации римских типов монет служили для покрытия потребности в монетах, особенно в пограничных зонах и соседних территориях империи. В Западной Европе первая высшая точка такого явления при Юлиях—Клавдиях объясняется широким включением галло-германских и британских регионов в пространство римского денежного хозяйства. Особенно примечательным является тот факт, что такие варваризации обнаруживаются в большом количестве, как это следовало ожидать, не только в находках свободной Германии, но и в римских поселениях и лагерях.

Сосуществование государственных, провинциальных и варваризированных чеканок свидетельствует о двух элементарных фактах большого значения. Во-первых, было немыслимо изготовить в Риме общий объем необходимых для империи видов денег по причине относительно простой и занимающей много времени техники изготовления, а также по причине едва ли разрешимой проблемы транспортировки. Поэтому принцепсы вплоть до поздней античности совершенно сознательно не стремились к подобной регламентации. Они не сокращали число монетных мастерских, но направляли свое внимание на координацию и эффективность существующих структур. Именно в секторе денежного хозяйства удивительно велика сдержанность имперской политики, и эта сфера является также надежным критерием экономического развития вообще.

Прокладка сети шоссейных дорог и уход за ними, а также строительство портов для морского судоходства отмечают следующий импульс, который здесь нужно рассмотреть подробнее. Строительство шоссейных дорог, начиная со строительства Аппиевой дороги из Рима на Капую в 312 г.н.э. относится к характерным римским бытовым сооружениям. «Путеводитель Антонина Августа», принадлежащая к временам Каракаллы карта шоссейных римских дорог, включал к началу 3 в.н.э. сеть дорог длиной около 53 000 римских миль (1 миля равна 1 480 м). Эти шоссейные дороги были чрезвычайно высокого качества и выносили высочайшие нагрузки; частично их можно заметить и сегодня.

Их средняя ширина в нормальной местности составляет около 5—7 метров. С обеих сторон находилась обочина около 3 метров шириной, которая всегда была незастроенной. Предпосылкой для необычной прочности римских шоссейных дорог является тридцатисантиметровый фундамент на больших каменных глыбах. Над ним располагался такой же толщины слой из маленьких камней и извести, а на нем другой из гравия. Слегка выгнутое вверх дорожное покрытие состояло из каменных плит и мелкого гравия. Ввиду этих объемистых работ понятно, что для прокладки одной мили такой шоссейной дороги требовались затраты в 100 000 сестерциев.

Вдоль дорог возвышались межевые столбы до 3 метров высотой, на которых при принципате часто было написано имя того принцепса, который распорядился построить дорогу и находящиеся на ней мосты; а также расстояние от ближайшего большого города, границы или столицы провинции. При этом единой формы не было: в то время как межевой столб дороги Нарбонна—Тулуза 13— 14 гг. н.э., кроме расстояния «20 миль от Нарбонны», указывает расстояние до Рима через Форум Юлия (Фрежюс), равное 921 мили, а также через готтские Альпы — 902 мили, межевой столб из Исии 201 г.н.э. называет только расстояние от Камбодуна — 11 миль.