Поначалу домосед Никола вызвал у неё только пренебрежение. Разговоры о потерянной им невесте не очень-то её задели: чего не скажут люди для красного словца. Но когда прошлой весной вытащил кузнец из проруби провалившуюся под лед девку с другого порядка, потом её лошадь и даже сани, не побоялся несколько раз нырнуть за потерянным скарбом — задумалась Оксана. Таких мужиков в округе было ещё поискать!

Как-то летом они столкнулись на тропочке и перебросились парой слов. Глаза кузнеца и в самом деле оказались потухшими. Он взглянул на неё растерянно, будто не красна девица перед ним стояла, а чурбак неотёсанный, и почудилось девушке, что камень в его душе даже не пошевелился, не то, что сдвинуться с места. С этих пор стал он для неё загадкой. Но об этом она даже намёком не поделилась с чёртом.

Услышав за спиной тихое фырканье, Оксана, не оборачиваясь, бросила на ходу:

— Пока не переоденусь, являться не смей. Прогоню.

— Отчего же, душенька? — прошелестело сзади.

— Слишком много вас, подглядывающих, развелось! — И она вошла в сени. Вослед ей донесся досадный смешок.

Если бы всё сложилось так, как планировал чёрт, сегодня вечером ни одна живая душа больше не пришла бы в этот дом. Но в рождественскую ночь музыку заказывают многие, а звучит она для тех, кто больше платит. Возможно, отвары Степаниды Ивановны разбудили силы, управлять которыми было не в компетенции чёрта, поэтому и метель, поднятая им, затихла через четверть часа, а толпы разодетых девок и парней, как бы ему назло, уже выходили на улицу. Веселые песни доносились со всех концов села.

И надо же такому случиться, что после ухода Оксаны возле калитки послышалась возня, возгласы, и парочка девушек проскочили во двор. Они постучались в дверь, и их впустили. Чёрт, выругавшись, подкрался к одному из окон, чтобы подслушать, о чем будет разговор.

Оксана повесила тулуп в сенях, ушла в свою комнату и принялась там сушить полотенцем волосы да прихорашиваться перед зеркалом. Подруги, вбежавшие следом, даже не присели на лавку, а наперебой затарахтели, мешая друг другу.

— Постойте! Алёнка, скажи ты, я ничего не поняла! — попросила Оксана.

— Ой, Оксанка, сейчас такое услышишь! Такое!

— Господи! Пожар, что ли? — забеспокоилась хозяйка.

— Хуже! Кузнец-то выбирать будет, кто из вас станет его женой! — не выдержав, выкрикнула третья гостья, которую лишили слова. — Представляешь?!

— Как это — выбирать? — не сразу поняла Оксана, немного изменившись в лице.

— Ты или Лариска! — И, глядя на округлившиеся глаза хозяйки, Алёнка вывалила на неё то, что слышала сама: — Уже все об этом знают. Никола-то оказался ох как хитёр! Пусть, говорит, сами между собой разбираются. Мне недосуг в бабьи дела вникать. Кто, говорит, добудет самые красивые да дорогущие валенки с резиновыми калошами, ту под венец и поведу. Вот так прямо и сказал!..

— А ещё добавил: нужно побыстрее с этим делом заканчивать, чтобы к весне свадьбу наладить! — вставила подруга, боясь, что на её долю не достанется новостей.

— Ой, батюшки! — только и нашлась, что ответить, Оксана. Она даже руки опустила с гребнем. — А…э-э… Лариска?

— Она не отступается! — выпалила Алёнка. — До конца, говорит, биться буду, но кузнеца не отдам никому.

— Ты ничего не путаешь? — Оксана почему-то почувствовала растерянность. Ей в голову не могло прийти, что главной её соперницей в борьбе за мужика будет лучшая подруга. — Она же никогда…

— Это случилось в один момент! — закивали головами гостьи. — Как болезнь! Поразило, говорит, меня, девоньки, в самое сердце. Люблю Николу до чёртиков.

И тут Оксану осенило!

— Ах, вот оно что! — сказала она, недобро сверкнув очами. — Полюбила, выходит?

— Как есть, полюбила! Я за кузнеца, говорит, в огонь и в воду полезу, не то, что паршивые валенки принести. На край земли за ними пойду, на четвереньках по снегам проползу, а лучшие во всём свете достану. Какие носят городские хлыщи… С резиновыми калошами!

— С калошами, значит? — повторила Оксана. В душе у неё закипала злость, и она знала, на кого. — Чужих женихов отбивать — дело нехитрое. Если, конечно, позволено будет. А если не позволено — быть войне!

Она встала со стула, отшвырнув прочь расческу — не дать, ни взять Зевс-громовержец. Из глаз её струились не слезы — молнии, которые растекались по стенам, мебели и даже по стеклу окна. Воздух напрягся до такой степени, что чёрта, прислонившегося ухом к ставням, ударило электрическим разрядом, напоминающим шаровую молнию. Впрочем, для представителя его рода-племени это было вполне привычно.

— Оксанка! — восхищённо промолвила Алёна, поражённая её видом. — Ты царица. Точно — царица.

— Прынцесса! — подтвердила подруга. — А Никола сойдёт за прынца.

— Он не сойдет! — с расстановкой промолвила хозяйка. — Он и есть принц, только вида не подает.

— А Лариска-то давно о таком мечтала! — немного сочувственно отозвалась та же подружка. — С детства. Всё искала его, персидского, только они нынче на дорогах-то не валяются. Чаще тюфяки, пьяницы или бабники попадаются.

— Лариска? — Оксана снова брызнула незримыми, но ощутимыми молниями, и между железными прутьями спинки кровати проскочили голубоватые разряды. Девчонки даже взвизгнули. — С Лариской у нас будет разговор особый…

— Ой, мамоньки! — охнула Алёнкина подруга. — Оксанка, не надо так!

— Не ваше, девки, дело! — ответила та, как отрезала.

— Кровушка опять прольётся! — сокрушённо покачала головой сама Алёнка и засобиралась: — Ну, пора нам. Приходи сегодня на танцы, говорят, кузнец тоже обещался быть.

Они торопливо попрощались и, боком выбравшись из комнаты, плотно захлопнули за собой дверь. На дворе послышался скрип закрывающейся калитки, и через секунду за спиной Оксаны раздался осторожный кашель.

— Убирайся с глаз моих долой! — грозно произнесла хозяйка. Она ещё стояла, ощущая, как бурлит внутри возмущение и раздражение. — Видеть тебя не хочу.

— Чем я тебя прогневал, солнце мое? — изобразил удивление возникший из воздуха чёрт. Его фигура скользнула ближе к девушке, и хвост жеманно махнул в воздухе своей кисточкой. В этот раз оделся чёрт поприличнее, что называется, для праздника. На нем были атласные штаны, подпоясанные ремнем, и белая футболка навыпуск. Ни дать ни взять турист, не хватало только подвешенного на шее фотоаппарата.

— Сам знаешь.

— Ну, признаюсь, виноват… — Он развёл руками. — Но не так сильно, чтобы гнать меня прочь. Это же просто игра, не больше.

Чёрт слащаво улыбался, изображая из себя городского щёголя, глаза его сузились и беспокойно шныряли, только сейчас девушке это было вдвойне неприятно.

— Не сдобровать тому, кто встанет на моём пути.

— Ой, ты драматизируешь ситуацию!

— Плевать. Если ты не остановишь Ларису, это сделаю я. Но тогда берегитесь оба.

— Ну, золотце, не надо так сердиться! Я постараюсь, очень постараюсь всё исправить. Хотя уверяю тебя, совершенно здесь не при чем. — В какой-то степени чёрт не лукавил. Признаться, он и сам был порядком озадачен поведением Ларисы, не ожидая от неё такой прыти.

— Иди, не теряй времени. Я должна быть первой, кто принесёт Николе валенки.

— Ты задумала… — начал было чёрт, но осёкся, потому что Оксана взглянула на него так грозно, словно хотела испепелить на месте. Более того, чёрту показалось, что при данных обстоятельствах у неё это вышло бы.

— Конечно! Он будет мой всем чертям назло!

11

В помещении отчаянно пахло озоном. После поспешного исчезновения чёрта к нему добавился ещё едва уловимый запах серы.

Оксана опустилась на край застланной кровати и задумалась. Её волосы просохли в пять минут без всяких ухищрений. Вероятно, со всполохами молний из тела ушло лишнее тепло, набранное в бане, и сейчас дышалось легко и свободно. Бодрость, разлитая в руках и ногах, искала выхода.

Поднявшись и быстро проветрив комнату, девушка стала одеваться. Решение сходить к деду Васюку созрело у неё само собой. Чтобы не идти с пустыми руками, сложила она в платок десяток пирогов, пяток варёных яиц да пару больших луковиц. Сговорчивее будет старик.