Изменить стиль страницы

1 Анна Николаевна Сиротинина (р. 1860), вышедшая вскоре замуж за кн. Д. И. Шаховского, сестра известного терапевта проф. В. Н. Сиротинина. Окончив в 1884 г. Петербургские высшие женские курсы, работала в воскресной школе и давала частные уроки. Принадлежала к кружку Ф. Ф. и С. Ф. Ольденбургов и Д. И. Шаховского, изучавшему народную литературу (см. комментарии к п. № 43 от 5—6 февраля 1885 г.). Желая принять участие в работе «Посредника», она вошла в переговоры с Чертковым, причем между ними обнаружились некоторые разногласия по вопросам принципиального характера. Об этом свидетельствуют сохранившиеся у А. Н. Сиротининой-Шаховской письма к ней Черткова от 16 мая и 15 июня 1885. Этому последнему письму, касающемуся вопроса о «переделке» или обработке исторических рассказов, Толстой и выражает в комментируемом письме свое полное сочувствие. В письме этом Чертков пишет: «Вы говорите, что «в исторических явлениях все построено на стороне фактической и скорее говорит за неизбежность, причинность явлений... Они учат не как учение, а как могут учить факты из жизни в известной связи»... Вы говорите о людях, как будто они стадо бессознательных животных, действующих только в зависимости от неизбежных законов инстинкта. Я признаю в людях сознательность и возможность отличать хорошее от дурного и в зависимости от силы и искренности этого сознания вносить в цепь причинностей новые элементы, которые могут заставить человека уклониться от направления общего течения и даже поплыть против течения. Факты истории меня учат тому, что ряд безобразных явлений доводит человечество до того безобразного личного, общественного, государственного, экономического состояния, в котором оно теперь находится... Передавая читателю сведения об исторических событиях, я хочу не искажать эти события, а передавать и мое отношение к ним, как решительно все учебники истории... передают отношение к этим событиям того государства, которое рекомендует эти учебники в виде руководств в школе, и как все отдельные историки делают, освещая события в зависимости от взглядов своей научной или политической партии и в редких случаях — сообразно со своей личной самостоятельной оценкою... Для того чтобы передавать свое личное отношение к историческим фактам, нет надобности ни искажать их, ни делать нравоучительные отступления. Это достигается просто выбором того или другого предложения, иногда только того или другого слова».

2 Воспроизведение картины французского художника Ари Шеффера (1795—1858) с текстом из Евангелия от Матфея, гл. IV, ст. 1—11 вверху картинки и текстом Толстого под картинкой. О картине «Истязание Христа» (иначе «Бичевание Христа») см. прим. 3 к п. № 51 от начала апреля 1885 г. О цензурных затруднениях, связанных с выпуском этой последней картины, Бирюков пишет Черткову в Англию 27 июня 1885 г.: «В картине «Бичевание» цензура не одобрила текста [Толстого]. Цензор написал по своему, — конечно, в обратном смысле» Л. Н. говорит, что воины не били бы Христа, если бы им не велели, а цензор говорит: смотрите на жестокосердных воинов. И остальное в таком же роде, Мне кажется, что в таком роде, как написал Л. H., никакая цензура не пропустит» (AЧ). В конечном счете, после некоторых смягчений, текст обеих картин прошел цензуру.

3 О книжке «Житие Филарета милостивого», написанной А. К. Дитерихс, см. в комментарии к предыдущему письму, от 17—18. июня (№ 71). Книжка вышла в свет в том же 1885 г.

4 Рассказанный здесь Толстым эпизод, отнесенный им к Филарету Милостивому, действительно имеется в Четьи-Минеях в житии Иоанна Милостивого, патриарха Александрийского (ум. в 617 г.). Иоанн милостивый был избран на патриарший престол по желанию народа, причем он роздал всё свое личное имущество нищим, а в доме своем устроил приют для бедствующих.

* 73.

1885 г. Июля 3 и 4. Я. П.

Опять довелъ до поздней ночи, не написавъ вамъ. Я виноватъ — могъ бы успѣть, да все нездоровится, и я въ слабости. Нездоровится — желудокъ, печень. Спасибо за ваши письма. Я на два не отвѣчалъ. Разсказы я не могу переписать, я послалъ уже ихъ Сытину и надѣюсь, что онъ скоро пришлетъ набранные. Картинки Крамского было бы чудесно.1 — Переводъ Поповъ можетъ печатать, какъ онъ хочет.2 Я ничего не имѣю противъ. — Радуюсь мысли увидать васъ. Когда пріѣдете въ Москву, пріѣзжайте пожалуйста къ намъ. — Бирюкова письмо получилъ. Не успѣлъ еще отвѣтить. До свиданья.

Л. Т.

Вчера, 3-го, написалъ вамъ это безсодержательное письмо. Оно не поспѣло на почту, и нынче получилъ отъ Бирюк[ова] телеграмму, что вы еще остаетесь въ Англіи на мѣсяцъ. Мнѣ это жалко съ трехъ сторонъ: за себя, что долго васъ не увижу, за дѣло, для к[отораго] ваше присутствіе полезно, и для васъ, п[отому] ч[то] вамъ вѣрно хотѣлось быть въ Россіи. Но радуюсь тому, что вы очевидно остались потому, что такъ нужно не для васъ, а для другихъ. А это всегда радостно сдѣлатъ, если только удается сдѣлать это съ добротой и безъ сожалѣній. Заглавіе статьи, если вы одобряете, такъ и пошлете.3

Не знаю, что можетъ выйти изъ вашего плана разсужденій между лицами, взятыхъ изъ комментарій на Евангелія, только сомнѣваюсь. — Буду писать подлиннѣе въ слѣдующій разъ. Чувствую усталость и надо написать еще 10 писемъ. Только вы не забывайте меня, а пишите почаще.

Л. Т.

Вотъ адресъ отца нашей гувернантки.4

Полностью печатается впервые. Небольшой отрывок напечатан в ТЕ 1913 г., отд. «Письма Л. Н. Толстого», стр. 26. На подлиннике рукой Черткова пометка: «Я. П. 4 июля 85». Датируем соответственно указанию, заключающемуся в тексте письма.

В промежутке времени между предыдущим и этим письмом Толстого он получил четыре письма от Черткова: от 19, 24, 25 и 26 июня. Большая часть первого из них, от 19 июня, написанного в Ньюпорте после возвращения из поездки в Лондон, посвящена лондонским пашковцам, к которым принадлежала и мать Черткова, Елизавета Ивановна, принимавшая участие в евангелической майской конференции и посещавшая собрания евангелистов, на которых они проповедывали, молились и пели. Двое или трое единомышленников его матери занимались благотворительностью в самом бедном квартале Лондона, East End, и Черткова поразило, что «люди богатые, поющие гимны, торжественно читающие Евангелие со своими домочадцами..., могут спокойно пользоваться такой роскошью тогда, когда они знают, что в East End тысячи работников без заработка умирают почти с голода...» По вопросу, затронутому в предыдущем письме, о применении взглядов Толстого в его семейной жизни, — Чертков пишет на этот раз: «Я очень рад, что случай помешал мне докончить то письмо, в котором я хотел надавать вам советов о том, как обойтись с вашими семейными. Я теперь ясно чувствую, что... вы сами знаете всё то, что я могу вам сказать... Мне иногда кажется, что никто так, как вы, не сумел бы изложить в форме живого рассказа все те затруднения, сомнения и ошибки, через которые неизбежно должен проходить каждый, ставший христианином и имеющий семью, не разделяющую его веру. Такого рода повесть, изложенная в форме доступной всем, хотя бы и из среды людей культурных, принесла бы много пользы и ободрила и поддержала бы многих, потому что... положение это присуще многим...» «В заключение этого письма Чертков сообщает, что приехавшая в Лондон miss Frears (см. прим. 2 к п. № 64 от 16 мая) привезла ему, наконец, рукописную копию соч. Толстого «Соединение, перевод и исследование 4-х Евангелий», и просит сообщить адрес отца гувернантки Толстых, miss Gibson, которому она послала с Чертковым какие-то пакеты.

В письме от 24 июня Чертков высказывает мысль, к которой Толстой в своем ответе отнесся с некоторым сомнением: «Лев Николаевич, — пишет он, — я получил вашу рукопись и с большим удовольствием просматриваю. Эта рукопись дала мне мысль, кажется, хорошую. Но мне нужно знать ваше мнение. Вы помните рассказ «Катакомбы», который вам понравился (см. № 58 от 9 мая 1885 и прим. 1 к нему). Мне кажется, что такие книги имеют большое значение в том отношении, что содержание их со стороны животрепещущего интереса самих эпизодов может успешно конкурировать с лубочными разбойничьими рассказами... В каждой из подобных книг, рядом с людьми, обратившимися ко Христу, описываются язычники, которые постепенно привлекаются к нему примером последовательности мучеников и, главное, неопровержимою истиною самого учения. Авторы этих книг, описывая самое учение Христа, разумеется, вкладывают в изложение свое собственное понимание этого учения, часто очень низменное и ничем не отличающееся от обыкновенной церковной веры в личную выгоду мученического венца в этой жизни ради приобретения больших личных выгод в будущей жизни. Если нельзя отрицать, что мученики первых веков верили в личную загробную жизнь и что эта уверенность отчасти поддерживала их при перенесении страданий, однако я не могу согласиться... что этот ошибочный расчет на личную выгоду служил их единственным побуждением. Им были близко знакомы те же писания, из которых мы теперь черпаем учение Христа о смысле жизни... А потому у меня и явилась мысль местами заменить вымышленные автором разговоры о духе учения Христа переложениями в подходящую форму некоторых мест из вашего изложения Евангелия. Разумеется, сделать это следует осторожно и разумно, не допуская никаких натяжек и сохраняя всё время полную естественность рассказов».