Почти одновременно с теми письмами Черткова к Софье Андреевне, на которые Толстой отозвался настоящим письмом, он получил письмо Черткова от 8 мая. Хотя Толстой и не ответил на это письмо, но в виду его значения приводим его почти полностью: «С разных сторон меня предупреждают, что кресты на обложках наших изданий вредят их распространению... — пишет Чертков. — У многих крестьян существует и постоянно усиливается такая ненависть к попам, что они с предубеждением смотрят на всё, что напоминает им наше духовенство, и поэтому крест на наших обложках их сразу отталкивает. Слышу я такие отзывы от лиц, сочувствующих нашим изданиям и усердно их распространяющих. Они видят, что сплошь да рядом предпочтение отдается обыкновенным лубочным изданиям именно из-за этого обстоятельства. На этом основании, предлагаю вам выпускать наши книжки с тою же пословицею, но без креста... — Я получил сведения о том, что Победоносцев думает предпринять против меня меры из-за того, что я распространяю «направо и налево» ваши рукописи, «завел какие-то литографские станки» и т. п. Хотя я и считаю себя в этом деле на вполне законной почве, так как мой копировальный прибор пропущен таможнею после тщательного осмотра, гектографы вообще разрешены и я давал только своим личным знакомым копии с рукописей, полученных также от знакомых, и притом таких рукописей, которых обращение в таком виде никогда не было официально объявлено незаконным, — несмотря на все это, я думаю, однако, прекратить дальнейшее распространение в России ваших рукописей, во-первых, потому что не хочу этим повредить делу народных изданий, которое мне дорого, как единственное средство, пока мне доступное, для возвращения крестьянам моего неоплатного долга. А, во-вторых, потому что я знаю, что сочинения ваши всё равно будут распространяться и читаться всеми, кто искренно ими интересуется. — На вас Победоносцев смотрит как на известного сумасшедшего и, мне говорили, не собирается вас трогать, в виду вашего положения общественного и семейного. Меня же он считает деятельным распространителем вашего революционного учения и при первом случае готов меня заключить в сумасшедший дом или сослать. Вот, что мне говорили от лица человека, лично с ним говорившего про это, и я хотел вам всё это передать на всякий случай». — Что касается несохранившейся телеграммы Черткова, которая была получена в те же дни и на которую Толстой отвечает в последнем абзаце своего письма, то несомненно, что она заключала в себе просьбу прислать ему продолжение переписываемой для него книги Толстого «Соединение, перевод и исследование 4-х Евангелий» (См. прим. 3 к п. № 18 от 19 мая 1884 г.).

¹ Классные дамы — Марья Александровна Шмидт (1844—1911) и Ольга Алексеевна Баршева (ум. в 1893 г.) — «классные дамы» или «надзирательницы» Николаевского женского училища при Воспитательном доме в Москве. В апреле 1884 г., прослышав, что почитаемый ими автор «Войны и мира» написал какое-то «Евангелие» и горячо интересуясь религиозными вопросами в духе господствующей церкви, они принялись наивно отыскивать «Евангелие» Толстого в книжных лавках, а когда им объяснили, что оно запрещено, решили всё же познакомиться с ним при посредстве самого Толстого. С этой целью они и явились к Толстому, о чем имеется отметка в Дневнике Толстого от 20 апреля 1884 г. Он принял их ласково и дал им рукописный текст своего Евангелия, которое сначала очень смутило их реалистическим подходом к евангельским событиям, но в конце концов настолько увлекло их постановкой моральных вопросов, что вскоре они сделались последовательницами Толстого и, отказавшись от своих обязанностей в училище, связанных с исполнением церковных обрядов, стали зарабатывать свой хлеб перепиской запрещенных сочинений Толстого. В 1886 г. они уехали на Черноморское побережье в земледельческую колонию Озмидова и, научившись физическому труду, жили своим маленьким хозяйством вдвоем, в очень глухих местах. После смерти Баршевой, 20 февраля 1893 г., Толстой писал М. А. Шмидт: «... Как вспомню теперь О[льгу] А[лексеев]ну, так слезы навертываются от умиленья. Вспоминаю ее шутки, ее отношение к вам, ее покорность, ее тихую ласковость и совсем яснее, лучше понимаю ту самую внутреннюю ее душу». В дальнейшем М. А. Шмидт поселилась в избушке на хуторе Татьяны Львовны Толстой, Овсянниково, в 5 верстах от Ясной поляны, и добывала средства к существованию продажей овощей и ягод со своего небольшого огорода и молока от своей коровы. Отношения ее с Толстым, как и со всей его семьей, приняли характер тесной дружбы. Толстой глубоко ценил, любил ее, доверял ее суждениям. Вся ее жизнь, начавшаяся в довольстве (она была дочерью очень состоятельного профессора московского университета), но с юности протекавшая в неустанном труде, который она несла легко и бодро, как жизнерадостный от природы человек, была для него образцом нравственной доблести. Еще в 1897 г., в Дневнике своем от 10 декабря, он писал о ней: «Ей 54 г., она слабогрудая, почти всегда больная, не переставая работает и не позволяет себе пользоваться трудом других», а в Дневнике от 18 февраля 1909 г. он говорит о ней: «Не знал и не знаю ни одной женщины духовно выше Марии Александровны». См. о ней также посвященный ей очерк в книжке T. Л. Сухотиной-Толстой «Друзья и гости Ясной Поляны», М., 1923, и книжку Е. Е. Горбуновой-Посадовой: «Друг Толстого Мария Александровна Шмидт», М., 1929 г.

² О Л. Е. Оболенском см. прим. 8 к п. № 46 от 24 февр. 1885.

³ Рассказ Толстого, к которому обещали сделать картинку сначала Прянишников, затем Вл. Маковский и о котором до этого времени ни разу не упоминалось в письмах Черткова, как о знакомом ему, — «Девченки умнее стариков» (см. прим. 2 к п. № 53 от 16 апреля 1885 г.).

* 60.

1885 г. Мая 10—11. Москва.

Маленькое письмо это было написано, когда получилъ ваше и предисловіе къ Севас[топольскимъ] разсказамъ.¹ Предисловіе прекрасно — возвращаю назадъ. Письмо ваше очень взволнованное, и мнѣ васъ жалко. Все дѣло произошло отъ необдуманныхъ словъ,к[оторыя] сказала жена Сытину. Сытину я не позволю потерпѣть убытка. Вы будьте въ этомъ спокойны. Мысль моя избавить жену отъ хлопотъ, предложивъ Сытину купить (я даже и не думалъ предлагать ему купить, а только хотѣли посовѣтоваться съ нимъ, какъ развязаться съ этими изданіями. Онъ предложилъ мнѣ). Такъ мысль эта пришла мнѣ потому, что я думалъ, эти изданія, пущенныя почти по той же цѣнѣ, какъ и Сытинскія, по 1¹/₂ [копѣйки], не только не затруднятъ его, а будутъ полезны, чтобы ими замѣнять тѣ, к[оторыя] требуютъ въ книжныя лавки и земства, и чтобы Сытинскія — наши шли глубже въ народъ. Такъ оно и кончилось. — Здоровье мое не нехорошо, а такое весеннее, желчное слабое состояніе, к[оторое] довольно долго продолжалось. — Я чуть не 30 лѣтъ впереди васъ и въ такихъ со многихъ сторонъ счастливыхъ, естественныхъ условіяхъ, что мнѣ должно быть спокойнѣе васъ, но мнѣ грустно зa ваше безпокойство, недовольство. И вамъ слѣдуетъ радоваться и благодарить Бога всегда. Сейчасъ получилъ Сократа отъ Калмыковой.² Это будетъ превосходно, но ужасно боюсь за цензуру. Какіе ваши планы были объ этомъ? Въ Москвѣ или Петербургѣ?³ Бирюкова поцѣлуйте отъ меня.

Л. Т.

Полностью печатается впервые. Маленький отрывок был помещен в ТЕ 1913 г., отд. «Письма Л. Н. Толстого», стр. 20. На подлиннике рукой Черткова пометка: «11 мая 85». По началу письма видно, что оно написано в один день с предыдущим письмом. Датируем его 10—11 мая на том же основании, как и предыдущее.

Настоящее письмо является ответом на несохранившееся письмо Черткова, которое Толстой называет «взволнованным» и которое, несомненно, касалось вопроса о напечатании С. А. Толстой трех рассказов Толстого, изданных «Посредником», и разговора ее с Сытиным (см. комментарии к предыдущему письму, № 59).