Третья переделка четвертой редакции (ркп. № 49) датируется, как указано, 23 декабря. В ней внимание автора снова обращено на концовку, которая вместо строк 44—49 страницы 394 варианта № 19 получает следующий вид:
«Старичекъ хотѣлъ говорить еще, но тутъ случилось что то безсмысленное, не имѣющее никакой связи со сномъ и такое, что, какъ это бываетъ во снѣ, не показалось мнѣ тогда страннымъ, но что я теперь съ трудомъ могу вспомнить. Въ комнату вошелъ продавецъ игрушекъ, кто то сталъ торговаться съ нимъ, а я сталъ расчитывать, сколько барыша на каждой игрушкѣ беретъ торговецъ. И усиліе вычислить этотъ барышъ разбудило меня. Я проснулся и въ воображеніи повторялъ и записалъ то, что помнилъ изъ рѣчи старичка. Въ серединѣ рѣчи я мож[етъ] быть и прибавилъ что нибудь, но конецъ рѣчи я хорошо помнилъ и записалъ такъ, какъ слышалъ».
Вместо неопределенного старичка Толстой снова возвращается к Орлову:
«Я слышу въ сторонѣ отъ всѣхъ тихiй, пріятный голосъ какого то старичка, никогда мною невиданнаго, котораго я признаю немножко за моего покойнаго друга Орлова, съ сѣдыми висками, немножко за помощника начальника станціи».
Остальные особенности третьей переделки логико-стилистичсекие. Две вставки не вносят ничего существенно нового в смысл текста.
Четвертая переделка четвертой редакции (ркп. № 50) составлена 24 декабря 1909 г., когда в Дневник записано: «Опять не раз правил Сон и Бродяги». В новой редакции еще раз изменена концовка. Она получила такой вид:
«Человѣкъ этотъ хотѣлъ говорить еще, но тутъ случилось что то безсмысленное, не имѣющее никакой связи со сномъ и такое, что, какъ это бываетъ во снѣ, не показалось мнѣ тогда страннымъ, но что я теперь съ трудомъ могу вспомнить. Знаю только, что я проснулся весь полный словами говорившаго человѣка. Я повторилъ ихъ себѣ и записалъ то, что помнилъ».
Кроме того по всему тексту логико-стилистическая правочная работа.
Пятая переделка четвертой редакции (ркп. № 51) имеет уже в конце текста дату и подпись самого автора: «25 Дек. Лев Толстой». Действительно, в Дневнике в этот день читаем: «вечер. Опять исправлял сон. Немного лучше. Сонливость и слабость. Странное чувство. Испытываю нечто особенное новое сложное, которое хочется выразить. И скорее художественное образное» (см. т. 57).
Особенности пятой переделки таковы. Она дает новую работу над рамкой: и над началом ее и над концовкой. Начало первой переделки четвертой редакции, переходившее механически во вторую, третью и четвертую переделки в пятой изменено так:
«Я видѣлъ на дняхъ такой значительный сонъ, что въ слѣдующій день нѣсколько разъ говорилъ себѣ: «что, бишь, это случилось нынче такое важное?» И вспоминалъ, что это особенно важное было то, что я видѣлъ или вѣрнѣе слышалъ во снѣ. Слышалъ же очень поразившую меня рѣчь одного, какъ это часто бываетъ во снѣ и незнакомаго и оч[ень] хорошо извѣстнаго мнѣ человѣка. Началось это съ того, что кто то одинъ разсказывалъ, что мужики сожгли помѣщичій домъ и грунтовые сараи, а въ сараяхъ были вѣковыя деревья шпанскихъ вишенъ и дюшесъ, а другой разсказывалъ, какъ у него въ лѣсу срубили 15 дубовъ и даже увезли стогъ сѣна». Сплошные воры, говоритъ кто то, такъ развратились, что ни поджоги, ни воровство уже не считаются преступленiями».
И тутъ вдругъ какъ бы въ отвѣт на эти слова въ сторонѣ отъ всѣхъ слышу голосъ этого знакомаго и незнакомаго человѣка, котораго я признаю немножко за моего давно умершаго друга Орлова, съ сѣдыми висками, немножко за добраго пьющаго старичка Ник[олая] Андреевича], служившаго у моего брата».
Но особенно сильной переделке подверглась концовка. Здесь исписано в рукописи две страницы, многое зачеркнуто. Не приводя зачеркнутого текста, укажу, что в переделке фигурирует неожиданно появившаяся старушка, которая упрекает говорившего за то, что тот не отдал ей три с полтиной за какую-то посуду, и что автору приходится унимать старушку. Окончательный же вид концовки в пятой переделке определился так:
«Такъ говорилъ этотъ человѣкъ и слова его все больше и больше умиляли меня. И мнѣ вдругъ пришла мысль: неужели это только во снѣ. И какъ только подумалъ это, я проснулся и тотчасъ же повторилъ себѣ все то, что слышалъ во снѣ, и потомъ записалъ. Можетъ быть, что, записывая, я что-нибудь прибавилъ, измѣнилъ въ подробностяхъ, но сущность рѣчи я передаю совершенно вѣрно, такъ, какъ слышалъ ее во снѣ».
Затем в пятой переделке текст монолога подвергнут крупной логико-стилистической правке, причем внесена на особом листке новая тема — рабовладельцами являются и дворяне, и купцы, и фабриканты, и чиновники, и ученые, и писатели, и музыканты. Эта тема соответствует в основном тексте стр. 28 строкам 6—19.
26 декабря в Дневнике Толстого есть запись: «Проснулся бодрее. Записал для Сна, погулял, письма. Сон кажется окончательно поправил» (см. т. 57). Эта запись относится к шестой переделке четвертой редакции (ркп. № 52). В ней снова изменена концовка на следующую:
«Какъ хорошо онъ говоритъ! — подумалъ я. Неужели это во снѣ. И какъ только я подумалъ это, я проснулся. Проснувшись, я повторилъ себѣ все то, что слышалъ во снѣ и записалъ. Пусть не думаютъ, что я придумалъ дать форму сна тому, что я записалъ здѣсь. Я точно видѣлъ или скорѣе слышалъ все записанное во снѣ въ ночь съ 11-го на 12 декабря. Правда, что я часто думаю на яву о земельномъ вопросѣ, но того, что я записалъ, я не думалъ на яву и услышалъ только во снѣ. Оч[ень] можетъ быть, что, записывая сонъ, я что-нибудь невольно измѣнилъ и прибавилъ въ изложеніи подробностей. Во снѣ все было проще, яснѣе, убѣдительнѣй, но сущность слышаннаго мною во снѣ записана мною совершенно вѣрно».
Остальные особенности шестой переделки опять логико-стилистические. Почти каждый лист испещрен поправками, вставками, сокращениями. Вложено 4 листа почтовой бумаги с вставками, расширен несколько тематический материал, введены новые темы: учреждение министров, судов, университетов, флотов, подводных и воздушных судов — на псевдо-пользу (а в действительности во вред) народу, или тема: народ знает истину и др. Во всяком случае шестая переделка дает действительно большую логическую переделку предшествующего материала. Толстой пронумеровал шестую переделку красным карандашом, и, ему казалось, окончил с нею работу над произведением («Сон, кажется, окончательно поправил»).
Седьмая переделка четвертой редакции (ркп. № 53) датирована и подписана в конце текста самим автором: «27 дек. ЛевъТолстой». В Дневнике под этим числом читаем: «Опять писал только Сон». Седьмая переделка образовалась из шестой путем правочных наслоений (по перебеленному почти целиком тексту шестой переделки). Переделку эту можно назвать снова логико-стилистической. Отмечу, что и рамка, т. е. начало и конец, тоже стилистически подправлены. В конце, например, вместо сказанного в шестой переделке: «Пусть не думают, что я придумал дать форму сна тому, что я записал здесь»... в седьмой переделке читаем: «но я не выдумываю то, что всё это я видел во сне» и т. п.
Седьмая переделка была перебелена почти целиком, и Толстой снова принялся за правку, вероятно, 28 декабря, так как в Дневнике под этим числом значится: «Ничего не ел целый день. Только утром походил. Зато хорошо просмотрел Сон. Можно так оставить. И не дурно» (см. т. 57). Так на основе седьмой переделки возникла восьмая переделка (рукопись № 54). Она обнаруживает именно «хороший» просмотр, так как дает работу карандашом, серыми и лиловыми чернилами, т. е. указывает, что текст просматривался три раза. Характерно, что рамка в восьмой переделке почти не тронута. В концовке сделано несколько словесных замен. Поправки в монологе носят почти исключительно стилистический характер, но есть и более существенные смысловые передвижки.
Закончив работу, 28 декабря Толстой передает ее в переписку уже окончательную, и она была переписана на тонкой бумаге in Fo в пяти экземплярах. Все пять хранятся в рукописях, на них на машинке написанная дата: «28 декабря 09 года. Ясная Поляна». 29 декабря записи в Дневнике Толстого о «Сне» нет, а 30 декабря читаем: «Хорошо ответил Семенову и приятелю Гусева, потом поправил «Сон». Очевидно, на 30 декабря падают поправки, которые превращают восьмую переделку в девятую (ркп. № 55). Эта редакция — мелко-стилистическая: вставляются отдельные слова, исправляются фразы и т. п. Только в трех-четырех местах Толстой захватил поправками до 5—6 строк. При этом поправки мало касаются рамки.