18. ОБМАН, УГРОЗЫ, КОНТРПРЕССИНГ

Для БОБ 1959 год был хорошим годом. Ее источники в Кар-лсхорсте предоставили информацию в которой нуждались Западные союзники, чтобы назвать блефом демарш Хрущева и его угрозы вывода войск из Восточного Берлина. Используя свои архивы и оперативные отчеты, БОБ смогла дать подробную информацию о реальном состоянии советской и восточногерманской разведывательной деятельности и подрывных операциях с территории Восточного Берлина. Эта информация, использованная в пропагандистской кампании, а также государственным секретарем США на встречах с советским министром иностранных дел Громыко, снизила эффект советских атак на Западный Берлин как на шпионское болото и сняла эту тему с повестки дня дипломатических переговоров. Дэвид Мерфи, шеф БОБ, был доволен успехами БОБ и мечтал об отъезде из Берлина летом 1960 года. Его преемник Уильям Худ уже был на месте и исполнял обязанности заместителя Мерфи.

БОБ ГОТОВИТСЯ К ПАРИЖСКОМУ САММИТУ

Решение четырех держав назначить саммит по Берлину на май 1960 года означало, что БОБ должна была уже в январе начать подготовку материалов для американской делегации в части, касающейся разведывательной деятельности. Одним из таких материалов было разведывательное донесение, датированное пятым мая и утверждавшее, что советские войска, по всем признакам, не собираются покидать Восточный Берлин[811]. Так как никто не знал, будет ли тема — «шпионское болото» — вновь обыгрываться, поэтому требовалось привести в соответствие с требованиями дня то, как выглядело американское разведывательное сообщество в Западном Берлине. Новые договоренности, достигнутые американскими службами, означали, что они координируют свои тайные операции с БОБ и отменяют дублирующие операции. В первый раз после окончания войны БОБ могла представить политикам точную информацию обо всей американской разведывательной деятельности в Берлине.

В 1960 году вопрос о проверке и допросах беженцев все еще оставался спорным. Американские службы много работали с ними, выведывая информацию не только о безопасности союзников, но также о ГДР и о возможных наводках на вербовку агентов. Однако эта политика американцев в отношении беженцев часто рассматривалась властями Западного Берлина и ФРГ как вмешательство в процесс проверки беженцев и их обустройство. Наведение порядка в этом вопросе помогало снять остроту критики. В апреле, то есть за месяц до встречи на высшем уровне, количество беженцев, отобранных для опроса, уменьшилось катастрофически. В дальнейшем новая система допросов, разработанная БОБ, оказалась для разведывательных служб куда более эффективной[812].

Доклады, написанные перед саммитом, основное внимание уделяли связи разведывательной деятельности и будущих соглашений, относительно размещения вооруженных сил, которые могли бы ослабить ответственность союзников за безопасность Западного Берлина. Случись это, и законная основа работы с беженцами — даже проведение разведывательных и контрразведывательных операций — была бы нарушена. БОБ также предупреждала, что любое соглашение о сокращении американского гарнизона в Западном Берлине приведет к резкому сокращению количества сотрудников в американских разведывательных службах, потому что те целиком зависят от военного присутствия, предоставляющего им прикрытие и материально-техническое обеспечение[813].

Помимо этого, БОБ подчеркивала негативные последствия сепаратного мирного договора СССР с Восточной Германией. Лидеры союзников были в первую очередь обеспокоены тем, что такой договор даст возможность Советам использовать восточногерманских коллег для вмешательства в доступ в Западный Берлин. С точки зрения БОБ, договор также ослабит положение союзников в Западном Берлине.

В докладе ЦРУ от 2 мая 1960 года, написанном Мерфи непосредственно перед тем, как он присоединился к американской делегации, приехавшей на парижский саммит, было сказано, что «самым вероятным результатом [мирного договора] будет создание «международной границы» между Восточным и Западным Берлином. Тогда режим СЕПГ получит «законное» право исключить бесконтрольное перемещение из одного сектора в другой, а это означает, что не только резко сократится поток беженцев, но тысячи восточных берлинцев не смогут поддаться «деморализующему» влиянию Западного Берлина». Мало того, что произойдет стабилизация ульбрихтской Германии, предупреждал Мерфи, «мы можем быть совершенно уверены, что разведывательная деятельность станет мало эффективной. Не будет беженцев, не будет и контактов с нашими людьми». Провидческие слова[814].

ДОКЛАДЫ КГБ НАКАНУНЕ САММИТА

Пессимизм Мерфи был обоснованным и опирался на донесения БОБ о почти отчаянном положении режима Ульбрихта. Аналитики ЦРУ не всегда соглашались с оценками БОБ. Например, 3 мая 1960 года в Национальной разведывательной оценке была представлена более оптимистическая картина, сложившаяся в Восточной Германии, чем та, о которой сообщалось в текущей разведывательной информации, и та, о которой сказано в архивных документах, недавно рассекреченных в Восточной Германии и СССР. ЦРУ утверждало, что «постоянный поток беженцев, вероятно, мало влияет на положительную динамику [восточногерманской] экономики, хотя время от времени подчеркивает недостаток рабочей силы в определенных отраслях»[815].

Сравним это утверждение с замечаниями Юрия Андропова, будущего председателя КГБ, представленными в августе 1958 года Центральному комитету КПСС. Андропов подчеркивал, что процент интеллигенции в потоке беженцев увеличился наполовину с 1957 года. Свое предостережение Андропов повторил в ноябре 1959 года. Через месяц советский посол Михаил Первухин почти точно «процитировал» слова Мерфи о роли Западного Берлина как витрины западной демократии, сказав, что «неконтролируемая граница... заставляет население сравнивать две части города, и это сравнение, к сожалению, не всегда в пользу демократического [Восточного] Берлина»[816].

Советские власти были, по-видимому, озабочены сложившейся ситуацией, однако мы не располагаем донесениями аппарата КГБ в Карлсхорсте о плачевном политическом и экономическом положении в Восточной Германии, которые могли быть добыты. Проявленный на высоком уровне интерес к Восточной Германии, то есть доклады советского посольства и Андропова Центральному комитету КПСС, заставляют предположить, что председатель КГБ Шелепин подталкивал начальника аппарата Александра Короткова представить такие донесение. Мы не можем принимать в расчет отсутствие такого рода материалов. Возможно, оно явилось результатом спора московского центра и Короткова о характере отношений с MfS[817].

Очевидно, другие резидентуры КГБ также не представили лучшей информации. Единственный доклад о подготовке к саммиту мы получили в архиве СВР. Это была копия обзора, подготовленного военной разведкой Западной Германии в апреле 1960 года и содержавшего западногерманскую оценку «международной политической ситуации и деятельности восточного блока накануне саммита». Однако этот обзор не был разослан в Москве до 16 ноября 1960 года[818]. Но как бы то ни было, когда самолет-шпион У-2 был сбит над Свердловском, Хрущев отменил майский саммит[819]. Возможно, его предупредили, что Эйзенхауэр не скажет ничего нового о Германии. Это предположение можно сделать на основании ежегодного доклада Шелепина в 1960 году, однако оригинал доклада КГБ не обнаружен в архиве СВР[820].