Не знаю, какие скрытые силы в самом конце включил мой коврик, только он почти мягко опустил нас буквально на последней своей полоске. Впрочем, мягко – это мягко сказано. Я, к примеру, здорово приложился лбом о молодую березку, снес ее начисто, Астрая протаранила стог сена насквозь, как копье мишень. Коврик мой в агонии еще взлетел на несколько метров, а потом взорвался остатками магии прямо у меня на глазах, разлетевшись тысячей маленьких искорок по округе. Или это из глаз у меня звездочки посыпались? Не помню, в общем. Эх, коврик мой, коврик. Вечная тебе память!

Не успел я переловить все звездочки, а Астрая повыбирать сено из прически, как со всех сторон появились опричники внутреннего отдела во главе с Егорушкой и приняли нас под белы ручки. Послушник подошел к нам, связанным по рукам, посмотрел, сказал так участливо:

– Вот и жаконфилофь приклюфение нафе. Жаль, конефно.

При этом шепелявил он так безбожно, что мне стало тоже жаль. Его.

– Я плохо понимаю тебя, беззубого, – сокрушенно ответил я. – Когда к лекарю пойдешь?

Наверное, Егор уже один раз там был, потому что лицо исказилось, а мне прилетела такая плюха, что на небосводе закружились неведомые созвездия.

– А ты фтой, фуфька, не дергайфя, – это уже относилось к Астрае.

Ох, зря он ее сучкой обозвал, честное богатырское, зря. Девушка, даром, что связанная была по рукам, ногой так заехала ему по причинному месту, что стать отцом Егорушке, наверное, еще долго не светит. Да что отцом – хотя бы любовником каким-никаким. Послушник ракушкой скорчился у нее в ногах, опричники повалили нас наземь, несколько раз прошлись по моим ребрам, так, скорее, для острастки. Больше болели не ушибы, а самолюбие. Надо же было так бездарно попасться в самом конце, а?

Егорушка пришел в себя довольно быстро. Нас с Астраей подняли, послушник, ехидно улыбаясь, обчистил наши карманы, а потом снял с шеи девушки Ключ, не преминув при этом заглянуть ей в декольте. Я едва сдержался, заскрипел зубами. Убью, гада, ежели живым останусь! Астрая выдержала выходку Егора с презрительной улыбкой, которая хлестнула по парню не хуже плевка в лицо. Он уже поднял было на нее руку, но старший опричник удержал его, грозно сказав при этом:

– Слабак.

Еще бы! Токмо слабый будет издеваться над беспомощным. Впрочем, не такие уж мы и беспомощные. Егорушка вот не даст соврать. Послушник как-то враз сник, отступил, но продолжал сверлить нас своими глазенками змеиными. Так и сверлил, пока нас не погрузили на транспортный ковер. Часть опричников полетела с нами, часть осталась с Егором. Соколы в ступах до той поры летавшие над нами, теперь следовали конвоем, готовые в любой момент и атаку отбить, и подхватить нас в воздухе, коли упасть захотим. Знаю я эти штучки, сам не раз задержания проводил.

Я посмотрел на Астраю. Странно. Другая бы на ее месте давно впала бы в отчаяние, плакала, ну, всхлипывала на худой конец, но только не научница. Девушка была сосредоточена, мне улыбалась мягко, однако в глазах горел огонек решительности.

– Егора только не трогай, – вдруг не к месту сказала Астрая, продолжая улыбаться.

– Молчать, – угрюмо приказал опричник.

Ладно, помолчим, токмо думать-то мне никто не запретит. Я летел и думал про Егора. Стареть я начал, наверное, раз не рассмотрел в нем с самого начала гниль душевную, которая теперь полезла из всех щелей. Как же так? И когда это произошла такая резкая перемена в парне? Неужто в школе проморгали? Таких, как правило, еще в начальных классах отчисляют.

А потом я стал думать, как беде своей помочь. То, что нас заключат в острог, я даже не сомневался. Выбраться оттуда, конечно, можно, но только с помощью извне. К тому же у Астраи отобрали Ключ (мой, почему-то, не заметили), а без него все усилия – насмарку. Да и времени осталось всего часов четырнадцать, не больше. Интересен мне был еще один вопрос: как узнали опричники и Егор о нас? Ведь Сварг должен был сделать все тайно? Ответа я пока не находил, как ни ломал над этим голову.

Я опять взглянул на Астраю, оценил ее готовность бороться до конца. Ну, нет, я тоже не сдамся. Не на того нарвались, государи мои!

Откуда-то снизу раздался пронзительный гудок. Опричники стали осматриваться, а двое из пяти соколов тут же спикировали вниз. Даже не имея возможности видеть, что происходит под ковром, я без труда все понял. Ковер вдруг сделал вираж, опустился ниже. Теперь мы летели параллельно скоростному поезду Пограничья, который мчался на бешеной скорости без рельсов, разрезая луг, словно нож, пугая своим лязганьем живность и крестьян. Опричники встревожено смотрели на это чудо техническое, а я вдруг подумал, что время почти вышло. Ежели уже Пограничье начало пробиваться в мой Мир, то Хаос ой как близко!

Поезд пропал внезапно, наверное, как и появился. Зато над головой раздался гул турбин. Тяжелый транспортный самолет, коих в Пограничье было не счесть, заходил на посадку точно над нами. Пилот в последний момент успел поднять нос, форсировать двигатель, и тяжелая машина, обдав нас гарью керосина и оглушив, начала резко набирать высоту. Мощная струя воздуха разметала соколов, посадила наш ковер на волны турбулентности, едва не сбросив седоков. Ведущий опричник едва смог справиться с непослушным ковром, дабы не врезаться в землю. Когда полет выровнялся, самолет исчез, оставив после себя прозрачную полоску быстро тающего инверсионного следа. До полного счастья нам теперь не хватает появления какого-то небоскреба на пути.

– Частенько такое случается? – спросил я безмятежно у ближайшего опричника, а у самого сердечко сжалось в предчувствии беды.

Тот не ответил, однако глаза его тревожно осматривали окрестности.

Приказ нас встретил весьма «торжественно». Не знаю, тайной была операция по нашей поимке аль нет, токмо на территории народу было столько, что яблоку негде упасть. В толпе я видел и Варвару-красу, которая сокрушенно качала головой, и Матвеевну (старушка ахала и причитала потихоньку), и Степку Проныру в окружении моих соратников, даже трех богатырей – Илью Ивановича, Алешу и Добрыню. Все они смотрели на меня сурово, ибо кто я есть: ослушник, предатель. Баюн сидел на спине своей Багиры в гордом одиночестве, сложив лапы на мохнатой груди, словно царь какой, и никто не осмелился ближе, нежели на метр, подойти к ним. А то! Я бы тоже не рискнул.

Но ближе всех к нам протиснулась Марья-искусница. Взгляды, которые она бросала на нас с Астраей, можно было разделить надвое. Тот, что предназначался Астрае, естественно, ревниво оценивал девушку и говорил только об одном: ах, змея подколодная, такого парня под монастырь подвела! Второй же, мне посылаемый, гладил меня по головушке буйной, спрашивал так жалостливо: как же так, соколик, неужто все – правда?

Мне оставалось токмо плечами пожимать, сквозь частокол этих разных взглядов продираючись. Единого, кого я хотел бы видеть в этот момент, как назло, не видать нигде. Дэв то ли не пожелал на меня взирать, то ли занят где.

Так, проведя по коридору позора, как это в Приказе называется, опричники завели нас в острог, охраняемый по такому случаю грозными горынычами о двух головах каждый. Да уж, охрана серьезная. Горынычи не токмо у дверей да окон стоят, а еще и над острогом летают. Вона, даже все камеры освободили в нашем блоке, дабы никто не посмел с нами разговаривать. Нас же в разные куты развели, чтобы и мы не могли говорить, да еще стену глухоты поставили. Я даже не успел Астрае ничего сказать напоследок.

Оказавшись в своей камере, я перво-наперво осмотрелся, поискал, может, лазейка какая есть, ранее неучтенная. Куда там! Острогу тыща лет в обед, строился он для магов такой величины, что не мне, простому богатырю, чета. Стены мало того, что метр толщиной, да еще и колдовством скреплены, двери тоже непростые, про решетки из железа древнего, не ржавеющего никогда, алмаза тверже, я уж вообще умолчу. Такие ничем перепилить невозможно. У Астраи, думаю, хоромы не хуже.

А время-то тикает! С каждой минутой его становится все меньше. О чем, интересно, думает начальство, нас в острог сажаючи?