Оставшись же без Мстислава, Вячеслав не нашел ничего лучшего, как прибегнуть к помощи еще одного представителя черниговских князей, князя Святослава Всеволодовича. (Напомним, что тот приходился по матери племянником Изяславу и Ростиславу Мстиславичам.) «Ты еси Ростиславу сын любимый, тако же и мне, — с такими словами обратился старый Вячеслав к полному сил Святославу. — А поеди семо ко мне, перебуди же у мене Киеве, доколе же придет Ростислав. А тогда ряд вси учиним». И Святослав Всеволодович не подвел старика. Не сказавшись ни Изяславу Давидовичу, ни своему дяде Святославу Ольговичу, он приехал в Киев и «перебыл» в нем до самого приезда Ростислава Мстиславича. И надо сказать, что не прогадал: в благодарность за оказанную услугу Ростислав передал своему «сестричичу» города Туров и Пинск.
Точное время вступления Ростислава Мстиславича в Киев неизвестно; вероятно, это произошло уже в декабре[113]. «Кияне же вси изидоша с радостью великою противу своему князю, и тако быша ему ради вси, и вся Руская земля, и вси чернии клобуци обрадовашася». Ростислав немедленно заключил «ряд» со своим дядей Вячеславом, подтвердив все те условия, на которых прежде заключал «ряд» его брат Изяслав. «Се уже в старости есмь, — объявил Вячеслав племяннику, — а рядов всих не могу рядити, а, сыну, даю тобе, якоже брат твои держал и рядил, такоже и тобе даю. А ты мя имей отцемь и честь на мне держи, якоже и брат твои Изяслав честь на мне держал и отцемь имел. А се полк мои и дружина моя, ты ряди». Ростислав поклонился дяде: «Велми рад, господине отче, имею тя отцемь [и] господином, якоже и брат мои Изяслав имел тя и в твоей воли был». Так образовался второй киевский «дуумвират», в точности повторивший первый, с единственной заменой — Изяслава на Ростислава. Условия «ряда» приняли и киевляне, признавшие Ростислава — при формальном «старейшинстве» Вячеслава — своим князем: «Якоже и брат твои Изяслав честил Вячеслава, тако же и ты чести. А до твоего живота (то есть до самой смерти. — А.К.) Киев твои».
О случившемся Юрию стало известно от черниговских князей — Изяслава Давыдовича и Святослава Ольговича. Смерть киевского князя, как всегда, повлекла за собой изменения в расстановке политических сил. Черниговские князья, возмущенные предательством Святослава Всеволодовича, обратились к Юрию с предложением о заключении союза{305}. Юрий, естественно, согласился. Новый политический блок был направлен против князей «Мстиславова племени».
К тому времени на Русь возвратился сын Юрия Долгорукого Глеб. Будучи, как и другие старшие Юрьевичи, наполовину половцем, он сумел найти общий язык с «дикими» кочевниками и привел в помощь отцу значительные половецкие отряды. Юрий поручил Глебу самостоятельно действовать в Южной Руси. И в те самые дни, когда Ростислав праздновал свое вокняжение в Киеве, Глеб «с множеством половець» подступил к Переяславлю, в котором пребывал Мстислав Изяславич.
Юрий и прежде более всего отстаивал свои «отчие» права именно на этот город. Глебу уже приходилось княжить здесь, и потому он считал Переяславль в полном смысле слова своим городом. Но и Мстислав Изяславич бездействовать не собирался. Он заблаговременно послал весть о сосредоточении половцев у границ своего княжества Ростиславу Мстиславичу, и тот направил ему в помощь своего сына Святослава. Сам же Ростислав двинулся к Пересечену (городу в Киевской земле), где принялся «скупливати дружину».
Под Переяславлем завязалось ожесточенное сражение: дружины Мстислава Изяславича и Святослава Ростиславича «начата битися с ними (с половцами Глеба Юрьевича. — А.К.), выездяче из города, бьяхутся с ними крепко». Половцы к такому повороту событий не были готовы и предпочли отступить: «поидоша прочь от города… бояху бо ся Ростислава и Святослава». Вместе с ними, «не успев же… ничто же», отступил и Глеб. Нигде не задерживаясь, они отошли за реку Сулу, служившую границей между Степью и Переяславской землей. По дороге половцы разорили город Пирятин на реке Удай (притоке Сулы): «овех избиша, а иных в плен поведоша». За Сулой они и остановились, готовясь к новому нападению на Русь.
Победа над Глебом вдохновила нового киевского князя. «Ростислав же то слышав, нача гадати с братьею своею пойти Чернигову на Изяслава на Давыдовича». Целью похода было не допустить объединения черниговских князей с Юрием Долгоруким. О последнем к тому времени стало достоверно известно, что он собирает свои войска в Суздальской земле и готовится выступить к Киеву в союзе с черниговским Изяславом. «Абы ны упередити Дюргя, — рассуждал Ростислав перед дружиной. — Любо и проженем (изгоним. — А.К.), любо примирим к собе». Князь даже не стал заезжать в Киев. Соединившись с племянниками — «сестричичем» Святославом Всеволодовичем и «братаничем» Мстиславом Изяславичем, — а также с торками (которых, правда, пришло немного), он переправился через Днепр у Вышгорода и остановился здесь, «скупливая дружину свою». Была середина зимы 1154/55 года — самый конец декабря или, скорее, начало января. И вот на следующее утро после перехода Днепра в лагерь к князю прибыл гонец из Клева с сокрушительным известием: ночью, под утро, в Киеве умер князь Вячеслав Владимирович. Еще накануне он был «добр и здоров», вечером пировал с дружиной, «и шел спать здоров; якоже легл, тако боле того не въстал, ту и Бог поял».
Ростислав покинул дружину и отправился в Киев. «И тако плакася по отци своем, и проводи его до гроба с честью великою с множьством народа, и положиша у Святыя Софья, идеже лежить Ярослав, прадед его, и Володимир, отець его». На княжеском, «Ярославлем», дворе Ростислав созвал дружину почившего князя, а также его тиунов и ключников. Были принесены сокровища покойного — «порты, и золото, и серебро». Ростислав приказал раздать все по монастырям, и по церквам, «и по затвором, и нищим»; себе же оставил один только крестик, «на благословление». После этого, захватив «прок дружины Вячеславли», князь отправился на ту сторону Днепра, к ожидавшему его войску.
Предстояло решить, что делать дальше. Смерть Вячеслава Владимировича сильно осложнила положение Ростислава в Киеве. Система «дуумвирата», при которой «старейшинство» дяди служило надежным прикрытием реальной власти племянника, была разрушена. Теперь Ростиславу для отстаивания своих прав приходилось опираться исключительно на военную силу. Между тем, в отличие от старшего брата, он не был прирожденным полководцем. («Яз люблю, брате, мир», — как мы помним, говорил он Изяславу.) Но ситуация сложилась парадоксальная — поставленный в непривычные для себя условия, Ростислав выбрал неверную линию поведения, отдав предпочтение нелюбимой войне перед привычным и любимым миром.
Созвав на совет племянников Святослава Всеволодовича и Мстислава Изяславича, а также сына Святослава и своих «мужей», Ростислав Мстиславич «нача думати… хотя пойти Чернигову». Бояре принялись отговаривать князя, предлагая ему сначала заключить новый «ряд» с киевлянами — уже в качестве полновластного князя: «Ты ся еси еще с людми [в] Киеве не утвердил. А поеди лепле в Киев же, с людми утвердися. Да аче стрыи придеть на тя Дюрги, поне ты ся с людми утвердил будеши, годно ти ся с ним умирити, умиришися; пакы ли, а рать зачнеши с ним». Однако князь не внял этому вполне разумному совету. Понимая неизбежность войны с Юрием, он решил все же исполнить намеченное: опередить дядю и вывести из игры его черниговского союзника.
Войска двинулись к Чернигову. Остановились на реке Белоус (Боловес), откуда Ростислав послал к Изяславу Давидовичу с предложением мира. «Целуй нама хрест, — потребовал он от черниговского князя. — Ты в отцине своей Чернигове седи, а мы у Киеве будем». Но Изяслав Давыдович уже изготовился к войне, а потому отверг мирные предложения Ростислава. Он надеялся на союз с Юрием, а конкретнее — на половцев князя Глеба Юрьевича, к которому заблаговременно обратился с просьбой о помощи. «Оже есте на мя пришли, — отвечал он князьям, — а како ми с вами Бог дасть». И действительно, заключать мир с противником, вторгшимся в пределы его княжества, было бы унижением для князя.