– Что-о? – она вынула из компьютера кристалл и уставилась на него.

Сарэк вспомнил строки с необыкновенной легкостью, столь характерной для эйдетической памяти, несмотря на то, что слышал их 40 лет назад:

– «Если тяжко стало вдруг, Слеза пришла волной, – Утри слезу, Я здесь, с тобой.

– М-м-м… Бернс?..

– Ты же всего Бернса знаешь наизусть!..

– В том-то все и дело…

– Это же Пол Саймон!..

– Кто это?..

– Рок-певец 20-го века, 60-е годы. Антивоенные песни протеста. И, кстати сказать, родиной этого движения является Америка. – Сарэк, история не является моей сильной стороной… и, вообще, это глупая, нелогическая песня. Я не понимаю, почему ты решил ее процитировать.

«Наверное, действительно не понимает», – подумал Сарэк, глядя, как она хладнокровно работает на компьютере, пытаясь подобрать правильный перевод какого-то спорного слова из «Воспоминаний» перед тем, как отдать готовую работу ему на рецензирование.

– Меня всегда удивляло пренебрежительное отношение людей к своей истории, – сказал он, перебирая словарные листы. – Мне кажется, что если бы вы относились к подобным вещам более щепетильно, то не повторяли бы вечно одни и те же ошибки.

– Возможно, – ответила она. – Но в таком случае мы были бы вулканцами, и этот спор не имел бы ни малейшей логической базы… слушай, я поняла вчера, как переводится «ахн-вун». Спасибо за ту книгу, что ты дал мне неделю назад, кстати…

– Нелогично благодарить меня за книгу, на основании которой были сделаны твои, вполне возможно, и неверные выводы…

«Если я его убью, начнется война…», – мысленно застонала Аманда, а вслух произнесла следующее:

– Это имеет отношение к понятию Пон-Фарр?

– Да, – он взглянул на нее с интересом.

– Значит, это ритуальное оружие, используемое на церемонии Женитьбы-и-Вызова, во время спорных вопросов, в таких, например, редких случаях, как наличие двух претендентов на руку невесты.

– Замечательно… И много таких случаев имело место?

– На моей памяти – ни одного… ну так я права?..

– Практически…

– Что значит «практически»?

– Практически во всем. Но чтобы понять смысл этой церемонии до конца и, следовательно, истинное значение применения оружия, надо это видеть. Это надо почувствовать.

– Что ж, последнее мне, прямо скажем, не светит, – она решила уйти с этой скользкой темы подобно тому, как это делал Рэм:

– Как прошла встреча с представителями Синей Церкви?..

– Не вижу причинно-следственных связей между обсуждаемой темой и этим вопросом. А вообще – ужасно. Я не знаю, за кого они меня принимают, но святой отец опять начал рассказывать мне эту не первой свежести историю о змее, яблоке и женском легкомыслии, а потом поинтересовался, какие я из всего этого сделал выводы.

– И что ты ответил? – Аманда взглянула на него с интересом.

– За годы, проведенные на Земле, я порядком устал от теологических споров. И, в то же время, отвечать что-то надо. И тут я вспомнил историю о том, как однажды священник-миссионер взялся обратить группу индейцев в христианство. Он долго и проникновенно рассказывал им о сотворении земли за шесть дней и о грехопадении прародителей человеческих, вкусивших яблока с древа познания. Индейцы внимательно выслушали его, а затем вождь, не желая обидеть гостя недоверием и в то же время, думая воздержаться от перехода в новую веру, ответил с искусством истинного дипломата: «Я вижу, что все, рассказанное тобой, чистая правда. Я сам всегда думал, что яблоки есть нехорошо. Клянусь, никогда в жизни больше не возьму в рот яблок!..»

– И ты ему ответил именно так?..

– Да.

– А он?

– Потерял дар речи.

Аманда расхохоталась, закрыв лицо руками, а Сарэк уставился в окно, думая о своем. Он рассказал эту историю для того, чтобы позабавить девушку, но самому ему вывод индейца казался вполне логичным. Он довольно часто позволял себе улыбаться, разговаривая с ней или с кем-то еще, хотя в душе при этом оставался вулканцем до мозга костей. Прилетев на эту планету и пообщавшись с ее обитателями, он сделал логический вывод, что некоторое копирование манеры поведения землян лишь улучшит их взаимопонимание, и оказался прав. А со временем это вошло в привычку. Правда, даже сейчас, спустя почти 60 лет его пребывания на Земле, все еще оставались вещи, которые были не вполне понятны…

… После этого памятного разговора, когда они решили перейти на более близкий уровень общения, прошло уже 4 месяца. В Лондоне наступила осень, и Сарэк жестоко страдал от холода, стараясь, правда, этого никак не показывать.

Все это время они продолжали встречаться под благовидным предлогом совершенствования вулканского Аманды. Слов нет, успехи она делала грандиозные. «Воспоминания» были уже практически переведены, оставалась, по ее словам, какая-то мелочь. Ее отношение к Сарэку было теплым и дружеским, как и полагается относиться к человеку (вулканцу), который помогает тебе в твоих занятиях. Она находила вулканский Сарэка более гибким и идиоматическим, чем у любого другого из персонала, что и послужило официальным поводом для встреч; а ему казалось, что она путешествовала по Вулкану или прожила там несколько лет, изучая языки в Академии Наук, но это, конечно, было не так.

В течение лета они еще неоднократно появлялись на приемах, и там все время играли этот вальс, который им так нравился. Вероятно, это было чем-то вроде хита в этом сезоне. Ни имени композитора, ни названия произведения они так и не узнали, а вскоре потеряли интерес к этой затее. Аманда прозвала его «Вездесущим вальсом» и пыталась подобрать мелодию на пианино, когда наносила ему визиты, а он подыгрывал ей на лиретте. Получалось просто ужасно, и они оба смеялись над этими экспериментами.

Правда, не все было так гладко, как могло казаться на первый взгляд. Они часто ссорились, когда разговор переходил на профессиональные темы, потому что Сарэк не прощал ошибок, а она не могла их не делать. Как правило, ссоры выглядели вполне благопристойно. По крайней мере, он старался держать их в рамках приличия, так как чаще всего прав был именно он. Просто Аманду раздражало его самодовольство, и она мгновенно выходила из себя, когда Сарэк впадал в свой знаменитый менторский тон, отравивший жизнь не одному десятку его политических оппонентов. Глаза у нее разгорались, словно звезды, речь становилась откровенно оскорбительной, наполненной грубыми выражениями на вулканском, которые Сарэк находил довольно злыми… но ему нравилось, как она ругается на его родном языке, и иной раз, чего скрывать, он намеренно провоцировал очередную вспышку негодования с ее стороны. Впрочем, она быстро успокаивалась, принимая холодно-официальный вид и выставляя его вон. А тем же вечером они могли пойти вместе в оперу или на какую-нибудь новую выставку.

Все было хорошо, им нравилось встречаться… и все же Сарэку все время казалось, что что-то в этих встречах проходит не так. Не правильно. Он уже примерно начал догадываться, что именно идет не так не по правилам, однако вывод, который следовал из этих рассуждений, пугал его до такой степени, что он отбрасывал подобные мысли в сторону…