Конечно, нынешним участникам плавания психологически пришлось сложнее, чем их предшественникам из древности. Для последних океан был естественным местом жизни, а папирус — самым надежным и крепким материалом. Кроме того, в морские течения, приливы и отливы древние люди, очевидно, верили так же, как мы в метро или «Красную стрелу», курсирующую между Москвой и Ленинградом.
Современные люди по-другому строят свои отношения с природой. Океан для них — препятствие, которое нужно преодолевать или на воздушном лайнере, или в крайнем случае на хорошей морской яхте. Отсюда и отношение к «Ра» как к чему-то слишком ненадежному, эфемерному.
В то же время здравый смысл говорил о том, что, пользуясь папирусной лодкой, Хейердал рисковал значительно меньше, чем Бомбар или тот же англичанин, переплывший на веслах океан. Надувная лодка Бомбара могла лопнуть от перегрева, встречи с акулой, которой ничего не стоило пропороть резиновую ткань, наконец, от несчастной случайности, от которой никто и никогда не застрахован. У англичанина могло сломаться весло, прохудиться корпус. Папирус же, даже если бы «Ра» вся прохудилась, все равно не терял своей плавучести.
Правда, здесь имели место возражения и совсем иного толка. Так, норвежская газета «Афтенпостен» рассказывала на своих страницах об опытах специалиста по папирусу, некоего Рагаба, которые он проводил в своей каирской квартире. Продержав несколько дней папирус в ванне и обнаружив, что он все время впитывает воду, Рагаб связался с Хейердалом и испуганно сообщил ему об этом. Хейердал приехал и обнаружил, что папирус, впитывая воду, одновременно очень существенно увеличивался в объеме. При этом плавучесть его практически не изменилась. Но Рагаб не отступал. Через две недели он снова позвонил Хейердалу и с восторгом сообщил, что вода в ванне начала пузыриться, а папирус — гнить. Хейердал посоветовал ему сменить воду, напомнив при этом, что он собирается плыть по океану, а не стоять на месте.
Правда, ради справедливости нужно отметить, что опасения Рагаба в какой-то мере разделил и соратник Тура Хейердала по «Кон-Тики», нынешний директор музея «Кон-Тики» Кнют Хаугланд. Когда до начала плавания мы его в шутку спросили, не собирается ли он приготовить в своем музее место для «Ра», Хаугланд сказал, что при всем желании это не удастся. «Папирус не бальса, к концу плавания морские организмы настолько глубоко проникнут в папирусное тело „Ра“, что процесс, очевидно, будет трудно остановить. Разве что удастся сразу же по прибытии на Американский континент предпринять специальные меры по консервации».
Уверенность Хейердала основывалась, конечно, не только на интуиции и здравом смысле. Когда ему говорили, что уже более двух тысяч лет люди не пользовались на море папирусными лодками, он напоминал о многих веках до нашей эры, а течение которых они верой и правдой служили древнему человеку. Когда ему пророчили, что папирусное тело «Ра» сгниет по пути в Америку, Хейердал рассказывал о плавающих островах, которые он видел на африканских озерах. Они целиком состоят из папируса. И иногда достигают такой величины, что местные жители строят на них свои шалаши и остаются там жить. А на озере Над Абдулла, который был потом приглашен Хейердалом участвовать в экспедиции, однажды связал из папируса плот, на котором перевезли через озеро 80 коров. И еще — Хейердал вспоминает плавание на «Кон-Тики».
Эксперты тогда тоже пророчили гибель бальсового плота. Но «Кон-Тики» не развалился, не размок, не утонул — Хейердал следовал своему главному принципу: делать все точно так же, как древние. Поэтому он взял для «Кон-Тики» не сухую, как ему советовали, а свежесрезанную бальсу, которая не могла ни размокнуть, ни потонуть, потому что удельный вес ее сока был значительно меньше удельного веса морской воды. И в этот раз Хейердал до тонкости изучал историю камышовых лодок, знакомился с технологией их строительства на африканских озерах и реках Центральной Америки, нанял трех африканских негров из племени будума, в котором навыки вязания папирусных лодок передавались из поколения в поколение. Они и построили «Ра» у великих пирамид под Каиром. Из этих же соображений Хейердал пригласил известного шведского писателя и крупнейшего специалиста по истории кораблестроения Бьёрна Ландстрёма, который сделал рабочие чертежи «Ра» и в конце концов пришел к выводу, что камышовые лодки древних, пожалуй, обладали куда более высокими мореходными качествами, чем он допускал, когда писал свою знаменитую книгу «Корабль».
Не считая радио, была только единственная вполне современная деталь: итальянец Карло Маури и египтянин Жорж Сориал, надев акваланги, ныряли под «Ра», следили за состоянием днища и, если нужно было, делали текущий ремонт. Но это делалось потому, что просто таков современный человек. Еще в большей степени, чем древний, он склонен увеличивать надежность своих предприятий, тем более таких непростых, как плавание через океан.
Мы подробно рассказываем об эволюции создания папирусной лодки для того, чтобы показать, как скрупулезно подходит Хейердал к своим экспериментам по моделированию истории. Не упускается ни одна мелочь. Только в этом случае модель становится достоверной и надежной. Такой получилась модель «Кон-Тики» — время прибытия на острова Полинезии было рассчитано с точностью до нескольких дней; такой стала и модель плавания на «Ра». Тем не менее в предстартовой полемике новое плавание Хейердала иногда называли как угодно, но не научным экспериментом. Например, видный норвежский ученый Хеннинг Сивертс говорил: если Хейердал переживет свою затею, то это будет великолепный спортивный подвиг, который не имеет к науке никакого отношения.
Первая реакция на подобные высказывания — просто удивление. Как будто еще ничего не было — ни экспедиции на остров Пасхи, ни капитальных трудов по полинезийской культуре, ни, наконец, всеобщего признания.
Но потом удивление проходит. Ты начинаешь понимать, что иначе и быть не может. Просто еще очень сильны позиции традиционной науки. Система Хейердала уже принята на вооружение учеными. Археологи и этнографы вольно и невольно моделируют историю — ставят себя мысленно или физически на место древнего человека и таким образом пытаются установить истину. Например, выдалбливают кремневым топором лодку, изготовляют древними способами каменные орудия и смотрят, сколько на это уходит времени. А ученые традиционного толка твердят свое: нет, это не наука.
Ну хорошо, если это не наука, то что же тогда наука? Не рискуя углубиться в дебри этой сложной и запутанной проблемы, зададимся другим, более простым вопросом: можно ли исследователю моделировать на себе, своей психике определенные процессы нашей быстротекущей жизни? Наверное, да. Ведь моделируем же мы их мысленно и на вычислительных машинах. И потом, как иначе начинать исследование далекой истории, о которой почти не сохранилось информации, если не поставить себя в приблизительно такие же природные условия, в которых могли находиться древние?
Но если мы согласимся с этой мыслью, то должны согласиться и с другой: эксперименты Хейердала не что иное, как моделирование истории.
Развивать в себе способность точного моделирования истории или попросту чувство истории норвежский ученый начал давно. По существу, с юности. Даже во время войны он не упустил случая побывать в одной из древнейших обсерваторий мира — знаменитом Стоунхендже. Использовав свои навыки десантника, он пробрался через колючую проволоку и провел ночь на древних камнях этого исполина. Попав в древний пещерный город индейцев Северной Америки — Меса-Верде, он провел ночь и там. И во время пребывания на острове Пасхи Хейердал не изменил своему правилу. Ему очень важно было скоротать ночь на горе, где пасхальцы некогда высекали каменных истуканов. Как он сам признавался, в эти мгновения как-то особенно ясно работает мышление и история предстает особенно ярко.
На первый взгляд все это может показаться довольно наивным — какая-то игра. Но не будем слишком привередливыми и посмотрим на это шире. К примеру, последние исследования Лилли. Он пытается найти каналы общения с дельфином. Что же для этого он делает? Гасит свет, надевает маску, погружается в воду, вводя себя в состояние близкое к невесомости, и старается представить, что он дельфин. Разумеется, Лилли это делает по тщательно разработанной модели. Только представляя себе хорошо среду, в которой живет дельфин, говорит Лилли, и его возможности, мы сможем преодолеть те барьеры, которые стоят между разумом человека и разумом дельфина. Любопытно, что к этим выводам Лилли пришел уже после анатомических и электрофизиологических исследований, когда он препарировал дельфинов и вводил им в голову электроды (перед этим, правда, введя те же электроды себе и убедившись, что это не больно).