…Со стороны это выглядело так, словно палатка взбесилась и решила сбежать, но не могла определиться, в какую сторону ей кинуться. Антон визжал, как свинья на бойне, и судорожно барахтался, все больше запутываясь. Ребята бросились на помощь. Денис мгновенно сориентировался в ситуации и выхватил нож, чтобы вспороть брезент, но от сильного удара клинок полетел на землю.
— Не смей резать! Меня отец уроет! — Костя схватил его за грудки и отшвырнул назад. Чтобы не тратить на пререкания драгоценные секунды, Денис молча двинул его в солнечное сплетение и, подобрав нож, кинулся к агонизирующему Антону. Но не успел он сделать первый разрез, как Костя прыгнул ему на спину. Падая, Денис почувствовал, что напоролся на свой собственный нож.
Старик на кухне нарезал зелень прямо на дощатом столе, смахивая колечки зеленого лука, а также веточки петрушки и укропа в глиняную миску, заботливо вылепленную и обожженную.
— В шкапчике тарелки, на всех доставай!
Олег присел перед «шкапчиком» и открыл дверцы, подвешенные на неуклюжих самодельных петлях. На верхней полке стояла стопка глубоких тарелок, также самолепных. Несмотря на одурманенный разум, его все же кольнуло неприятное удивление — тарелок в стопке оказалось ровно шесть. Словно их специально ждали и приготовились. Взяв тарелки, Олег выпрямился и обернулся к старику, намереваясь задать этот вопрос. Но, к счастью, не успел.
Дед работал ножом с артистизмом завзятого шеф-повара. Лезвие бросало быстрые блики, с хрустом перерезая пучок зелени. Может быть, глаза у старика были уже не те, может быть, подрагивали руки, слишком старые для такой ювелирной игры с ножом, да только лезвие с маху проехалось по пальцам, чисто срезав кончики большого и указательного на угол вместе с пластинками ногтей.
Крови не было. Вместо розового мяса срезы открыли нечто, не отличающееся по цвету от кожи старика. Срезы вспухли, и пальцы приобрели прежний вид, на ходу покрываясь заскорузлыми мозолями. Старик брезгливо поморщился и кончиком ножа смахнул со стола два кусочка собственной плоти, аккуратно отделив их от уже нарезанных листьев зелени.
— А ты думал? — подмигнул дед Олегу. — Поживи здесь с мое, еще не так научишься! Неси миски на стол, чего встал? — И старик довольно ухмыльнулся в бороду.
Олег на деревянных ногах двинулся в горницу. «Он не человек!..» — стучалась мысль. Из пелены наваждения стали по каплям просачиваться воспоминания…
Монотонное жужжание старика, что-то, давно превратившееся в тлен, острые края ржи, которая должна, если к ней прикоснуться, ломаться под пальцами и резать подушечки… В той, другой жизни, еще до старика и его уютной избы…
Сгнившая «газель».
Заколоченные накрест окна.
Олег вспомнил, и волосы на затылке встали дыбом, низ живота свело судорогой. Поставив на стол тарелки, он оглядел друзей, беспечно о чем-то болтающих, коснулся рукой подбородка — так и есть, еще утром гладко выбритое лицо покрывала начинающаяся борода, еще не длинная, но щетина уже не кололась.
Он, стараясь ничем не выдать своего пробуждения, сел на свое место. Рука коснулась чего-то возле бедра — его меч сам, казалось, просился в ладонь. Он осторожно выдвинул из ножен клинок, придерживая пальцами гуманизатор, прикрывающий заточенную сталь.
И чуть не попался — хозяин, неслышно ступающий в своих валенках, нес столовые приборы. В другой руке он держал миску с зеленью.
— Ну что, проголодались? Сейчас поедим!
Крышка, снятая с чугунка, открыла аппетитную заячью тушку, окруженную разваристыми клубнями картофеля. Старик наполнил тарелки, не чинясь, разрывая зайца прямо пальцами. Олег физически ощущал бросаемые на него стариком взгляды — должно быть, тот почувствовал неладное. Тарелка, вставшая перед Олегом, вызывала дикий голод, но Олег отмечал это лишь краем сознания, все его силы были направлены на то, чтобы казаться столь же беспечным, как и остальные, держа руку на рукояти меча.
— Приятного аппетита! — Старик опустился на свое место во главе стола, и Олег решил, что момент настал. Свистнув в воздухе, клинок срубил голову старика. Олег еще успел вспомнить отрезанные пальцы и испугаться — а вдруг не получится?
Получилось. Голова укатилась в угол, а тело рухнуло назад, перевернув по пути миску с едой. На обрубке шеи зашипела черная пена. Волной дохнула по избе сырость, стало холодно. Лавка, с которой вскочил Олег, хрустнула под тяжестью Паши и Толика, и парни повалились на пол, покрытый мусором и мхом. Осыпав всех трухой, просел потолок, со звоном вылетели стекла, изба перекосилась. Ник, все еще сидящий за осклизлым столом, изо всех сил сдерживал рвоту, давясь и отплевываясь опарышами, целую горсть которых успел отправить в рот из тарелки. В котелке лежало что-то гниющее, подробнее Олег рассматривать не рискнул.
Стены зажглись зеленоватыми ведьмиными огнями, изба застонала, и парни горохом посыпались наружу, хватая по пути свою обувь в заброшенных сенях. Они едва успели выскочить через косо висящую на единственной петле уличную дверь, как изба стала заваливаться назад, словно тонущий корабль. Она действительно тонула в земле — показались на секунду замшелые валуны фундамента, но тут же скрылись, когда изба с всхлипом выровнялась, провалившись сразу до середины неровно заколоченных окон. И пошла глубже, исчезая в земле венец за венцом, скаты крытой берестой крыши уперлись в землю — и погружение замедлилось, но лишь на мгновение — кровля словно взорвалась изнутри, исчезнув с оглушительным треском в облаке трухи и щепок. Ребята попадали, закрывая глаза руками. Когда они снова взглянули на то место, где стояла изба, они увидели лишь неровную яму, до краев наполненную зеленоватой болотной водой.
— Вот в аду тебе самое место! — Олег плюнул в воду, на поверхности которой вскипали гроздья пузырей и временами начинали играть небольшие водовороты.
Обувшись, ребята пошли к машине. В «газели» на водительском месте за снова закрытой дверью сидел скелет, ребра облепили остатки сгнившей одежды, череп обвалился на плечи и висел неровно на чудом державшемся позвоночном столбе. Кости оплел вьюнок. Раньше останков не было, или по крайней мере одурманенные ребята не могли их заметить.
Аккумулятор «жигулей» сел, даже не щелкало при попытке завести. Ребята растолкали легковушку, Ник включил скорость, и когда стало уже казаться, что попытка обречена, двигатель чихнул обиженно и завелся.
Костю прижали к земле.
— Режьте палатку, живо!!! — Денис зажимал распоротое предплечье, из-под его пальцев капали на траву тяжелые капли крови. Антон затих. Когда из складок брезента показалось его лицо, Денис выругался. Слишком поздно.
— Доволен, придурок? Ты доволен, я тебя спрашиваю? — Он пнул лежащего Костю под ребра и отвернулся. Антон радостно хихикал и пускал слюни. Почувствовав, что Костя больше не делает попыток освободиться, парни его отпустили.
— Оля! Оля, очнись! — Денис встряхнул девушку здоровой рукой, оставив на рукаве розовый отпечаток. — Принеси мою медицинскую сумку, она в Мишином «козлике». Черная такая, на ремне.
Костя уже осознал все, что только что произошло. Он опустился на корточки рядом с Антоном, дергающим, словно младенец, руками и ногами в воздухе. На душе было тошно. Его поступок теперь и ему казался диким и совершенно бессмысленным. Стоящие вокруг ребята переглядывались — все произошедшее было совсем не в духе того Кости, которого все знали столько лет. Для друзей Костя не пожалел бы и последней рубахи, не то что старой обшарпанной палатки. Он жалобно посмотрел на сумасшедшего и подошел к Денису.
— Динь… Врежь мне еще разок, а?
— А смысл? Думаешь, ему от этого лучше станет? — кивнул он в сторону Антона. — Это вряд ли. Ладно, успокойся, не у тебя одного крыша едет. Мы тут скоро все перегрыземся, как пауки в банке. Ты тоже не обижайся, что я на тебя наорал. Убить был готов, если бы не рука…
— Сильно задело?
Денис пошевелил пальцами.