От серьезного вида Антона Ольга прыснула.
— А что же ты оригинал с собой не взял?
— Она меня сумасшедшим считает. Только и слышу — «пятый курс, диплом скоро защищать, а ума — как у пятиклассника!». — Антон даже явственно покраснел от смущения. — Чего только не придумывал, чтобы ее на полигон вытащить, — бесполезно. Ни хочет ни в какую, хорошо хоть меня отпускает… Такая невеста строгая — жуть прямо! Так я зачем пришел-то! — спохватился парень, хлопнув себя по лбу. — Помоги палатку поставить. Мы ее в лагере разбить не успели, как знали, ее с собой прихватили.
— Я не умею…
— А там и уметь нечего. Подержишь полог, я каркас внутри поставлю. Минутное дело, поможешь?
«Все-таки молодец он, — думала девушка, шагая рядом с Антоном. — Сам не психует, и другим помочь старается». Никто ведь его не заставлял топать за Ольгой через всю мастерку, Антон вполне мог попросить о помощи любого из парней у костра. Но то, что он пытался отвлечь Ольгу от невеселых мыслей об уехавшем Паше, вызвало в ней чувство глубокой благодарности, к которой примешивалась неловкость от того, что с ней возятся как с ребенком. Однако никто из команды не посмотрел на нее с укоризной или неодобрением — мол, только парень уехал, как сразу к другому начала клеиться… Команда была вместе уже не первый год, ребята подобрались простые и честные, все друг друга прекрасно знали, и таких мыслей возникнуть просто не могло.
Оля прошла было к раскатанной на земле брезентовой восьмиместной палатке, но Антон придержал ее за локоть и кивнул к костру. Им протянули два пластиковых стакана, налитых на треть. «За друзей», — поняла Ольга. Мрачный как туча Миша поднялся на ноги.
— Давайте за парней. Чтобы нашли того, кто здесь чудеса творит, и башку ему свернули. И пожалуйста… Если это еще не конец — давайте держаться вместе. Не чокаясь… — И он первым опрокинул свой стакан. Ольге было жалко на него смотреть: эта девушка, Таня, так и не появилась. Пропала так же, как и множество остальных.
Ольге протянули бутылку лимонада, она взяла ее свободной левой рукой и, выдохнув, поднесла к губам стаканчик.
Человек, шагающий к машине, припадал на правую ногу. Он зарос бородой до самых глаз, вокруг которых легла паутина глубоких морщин. Нечесаные заросли с застрявшими сухими травинками и каким-то мусором спускались до уровня солнечного сплетения. На глаза был надвинут побитый молью заячий треух, такой же засаленный, как и фуфайка, и заправленные в плешивые валенки лоснящиеся на бедрах штаны. Он тянул к ребятам свои заскорузлые ручищи с обломанными ногтями и что-то бурчал себе под нос.
— Ущипни меня… — неизвестно к кому обращаясь, прошептал Олег.
— Если это и сон, то коллективный…
Старик рухнул на колени перед машиной, перекрестился и поцеловал капот.
— Ребята… Родные… Господи, наконец-то!..
— Вадим?.. — Ник совершенно забыл все инструкции Виктора. Не останавливаться, не задерживаться нигде… Он потянул за ручку, открывая дверь. Остальные также вышли из машины, обступив коленопреклоненное тело.
Старик бросился было целовать Нику ботинки, но тот отступил назад, и старик ткнулся в дорогу лицом.
— Как твое имя? Ты помнишь, как тебя зовут?
— Родненькие вы мои… Столько лет… Столько лет ждал…
Старик балансировал на грани помешательства. Хотя порой казалось, что он эту грань давно переступил, глаза его смотрели холодно и трезво, диссонируя с внешностью и поведением. Это несоответствие еще более усиливало тревогу ребят, и без того взвинченных до предела. Олег чувствовал, что у него явственно дрожат руки, и чтобы скрыть это, ему пришлось взяться за пояс, на котором висели ножны. Сюрреализм, мать его…
Запинаясь и всхлипывая, старик рассказывал свою историю. Когда Вадик выехал с поляны, через несколько сотен метров вдруг началась полоса тумана, совершенно неуместная в жаркий июньский день. Машину окутала сырая мгла молочного цвета. Вадику стало не по себе — показалось вдруг, что с дороги в лес метнулось что-то темное, огромное. Он нервно засмеялся — ежик в тумане, блин! «Медвежонок!..» Внезапно двигатель затроил, и машина нервно задергалась.
— Неужели опять «мозги» вылетели? — Про все странности Вадик забыл сразу, тревога уступила место злости. Только ведь менял «сошедший с ума» блок управления инжектора! Насоветовали, гады, «берите инжектор, надежно, экономично!..». «Зажигалка» долбанная! Словно обидевшись, машина заглохла. Инерции движения как раз хватило, чтобы сдать к едва различимой в тумане обочине. Вадик попытался завести двигатель, но безуспешно. Тогда он решил позвонить — ну понятно, да? Он перекурил и полез под капот. Еще бы что-нибудь соображать…
В общем, плюнув, он закрыл машину и побрел сквозь туман обратно в лагерь — просить, чтобы подбросили в город. Насколько он знал, единственный в этих краях автобус ходил раз в год по заветам.
И через пару километров набрел на свою собственную «газель», весьма удивившись: он прекрасно помнил, что дорога здесь одна, и кончается она в аккурат около мастерки.
Он так и не смог уйти от машины. И завести ее тоже не смог. К вечеру туман стал реже, и Вадик обнаружил, что машина стоит на краю брошенной деревни. В ту ночь ему пришлось заночевать в машине.
С тех пор прошло сорок лет…
Туман в этих местах не рассеивался никогда. Солнца также не было, лишь изредка Вадик мог угадать серебристый круг, плывущий за низкой белесой хмарью. Вокруг деревни-призрака простирались болота и сопки, заросшие ольшаником, хотя на полигоне ольхи не было и в помине. Вадик не знал, куда его занесло, но интуиция подсказывала, что неблизко. Несмотря на это, он неоднократно пытался выбраться из этих гиблых мест, однако в какую бы сторону он ни направился, в конце концов попадал в туман, выходил из которого уже в противоположном конце своих владений.
Он выбрал для себя избу, привел ее, насколько возможно, в порядок. Обшарил все дома в деревне в поисках полезных вещей и разжился топорами, вилами, лопатами и прочим деревенским инструментом. В подтопленных погребах и подполах ему посчастливилось найти не тронутые тлением овощи, которые пошли частью на еду, частью на рассаду. Мясом снабжали единственные обитатели заколдованного леса — зайцы. Поначалу он охотился, используя найденное в одном из домов старинное кремневое ружье, но и без того скудные запасы пороха быстро истощились, и ему пришлось осваивать охоту при помощи самодельных силков. Вадик попытался было заняться разведением зайцев, но практика подтвердила где-то вычитанную теорию — они в неволе размножаться отказались напрочь. В итоге он от души выматерил ушастых импотентов.
Первый урожай пропал — он выбрал для огорода слишком сырое место. Но уже второй дал небольшой запас провизии, и пусть картошка была мелкой, а лишенная солнца морковь вырастала бледной и хилой, все же это была пища.
Влад не мог определить, в какое время его занесло. В избах не было и намека на электричество, но в окнах стояли кое-где уцелевшие прозрачные стекла. Старинное ружье — и вполне современные инструменты, на которых Вадик, как ни искал, не нашел ни одного клейма. Все найденные им ножи были самодельными, на деревянных ручках; оловянные ложки и — мелочь, но досадно, — ни одной вилки. Нигде ни книг, ни газет, ни настенных календарей, ни даже обоев. На всей мебели, сделанной в духе годов так семидесятых, — ни одной этикетки или штампа. Одежда нашлась только простая — фуфайки, штаны, валенки, — но если и попадались где пуговицы — то костяные или деревянные. Труба, в общем. Вся одежда отсырела, но после сушки на печи оказалась вполне пригодной для ношения.
Самыми технологичными вещами в деревне были японские электронные часы Вадика да мертвая «газель» у околицы. В телефоне на второй день кончилась зарядка, и теперь Вадик уже не представлял, куда мог его засунуть. В часах батарейка прожила два года, после чего Вадик вкопал во дворе столб и стал делать на нем зарубки, уподобившись Робинзону Крузо. Да он и был Робинзоном в этой дурной бесконечности.