Так вот, первым кандидатом из числа таких перебежчиков и стал Леонид Устругов. А вскоре к нему за компанию присоединились: министр торговли и промышленности ВПАС Михаил Колобов, а также член СОД Александр Окороков. В этот же комитет, получивший впоследствии название Делового кабинета, чуть позже вошли ещё близкий к Потанинскому кружку сибирский олигарх Степан Востротин и два посланца Добровольческой армии генерала Корнилова: генерал В.Е. Флуг и полковник В.А. Глухарёв. Таким образом, все формальности политического компромисса вроде бы были теперь соблюдены и многие с удовлетворением потёрли руки. Однако на поверку оказалось, что Деловой кабинет Хорвата по сути своей получился лишь вторым изданием Комитета защиты Учредительного собрания адвоката Александрова[144], хотя и оформленный на сей раз немного, что называется, под другим соусом. В его состав вошли теперь представители не только дальневосточных, но и сибирских правых, а чуть позже — два посланца генерала Корнилова, представлявшие освободительное движение Дона и Кубани.
ГЛАВА ВТОРАЯ ПОДПОЛЬНЫЕ ОРГАНИЗАЦИИ СИБИРИ
Я приметил из многочисленных примеров, что русский народ очень терпелив и терпит до самой крайности; но когда конец положит своему терпению, то ничто не может его удержать.
1. Создание Западно-Сибирского и Восточно-Сибирского комиссариатов
Середина февраля месяца[145]. В город только что прибыли недавно освобождённые из питерских «Крестов» депутаты разогнанного Учредительного собрания, и среди них: Михаил Линдберг, Борис Марков и Павел Михайлов (не путать с министром финансов ВПАС Иваном Михайловым). Все они, несмотря на сравнительно молодой возраст[146], - члены эсеровской партии с дореволюционным стажем, профессиональные революционеры[147], прошедшие каторгу и ссылку.
С начала 1917 г. все трое входили в число руководителей самой крупной эсеровской организации Сибири — томской.
В предреволюционном 1916 г. они также явились инициаторами создания так называемого «Сибирского союза социалистов-революционеров» — организации, сплотившей накануне февраля часть разрозненных эсеровских групп Сибири в единый боевой «кулак». Союз удалось оформить в результате проведения двух объединительных, нелегальных, естественно, конференций, состоявшихся в конце 1915 — начале 1916 гг. в уездном городе Томской губернии — Мариинске. Главными организаторами тех мероприятий стали, помимо Михайлова, Маркова и Линдберга, ещё Михаил Омельков, а также Арсений Лисиенко (настоящая фамилия Семёнов, не путать с атаманом Семёновым). Вся эта пятёрка сама по себе являлась сплочённой группой молодых эсеровских революционеров, способных совместными усилиями решить многие задачи. Не случайно все пятеро в ноябре 1917 г. оказались избраны от Томской губернии во Всероссийское Учредительное собрание, а в феврале
1918 г. именно на них обратили своё внимание министры недавно избранного Временного правительства автономной Сибири как на людей, могущих возглавить в Западной Сибири подготовку к вооруженному мятежу против большевистской диктатуры. Лучших кандидатур, как говорится, и придумать было нельзя.
Из всех пятерых вышеперечисленных революционеров в феврале в Томске находились лишь трое: Марков, Михайлов и Линдберг. Лисиенко (Фёдор Семёнов) после роспуска Учредительного собрания на целых полгода (до осени 1918 г.) задержался у себя на родине, в Петрограде, а Михаил Омельков жил в тот период в Новониколаевске, поэтому туда и вернулся сразу же после всех пережитых столичных передряг. С Омельковым конечно же не составляло никакого труда связаться и попытаться уговорить его начать вместе с другими работать на Сибирское правительство в изгнании, что, собственно, вскоре и было сделано. Однако Михаил Омельков после некоторого раздумья принял трудное решение — не присоединяться на этот раз к своим товарищам по революционному «мушкетёрскому» братству и отказаться от участия в подготовке вооруженного мятежа против советской власти. Отказался не за страх, а скорее за совесть, что называется, в общем-то по той простой (а может быть, и не совсем простой) причине, что считал возможным найти мирный путь воздействия на большевиков. И один из таких возможных вариантов он видел в том, чтобы посредством завоевания эсеровско-меньшевистского большинства на очередных выборах в Советы просто попытаться заменить коммунистов на более достойных людей. Уже через пару месяцев Омельков полностью разочаруется в избранной тактике и даже в знак протеста против ещё большего усиления диктатуры большевиков демонстративно выйдет из состава Новониколаевского совдепа. Однако в феврале-марте 1918 г. всё случилось именно так, как случилось. Таким образом, боевая эсеровская пятёрка на некоторое время превратилась в тройку[148].
Беседу с Линдбергом, Марковым и Михайловым вёл в Томске лично председатель ВПАС П. Дербер в присутствии государственного секретаря В. Моравского. Подробности этой встречи, к сожалению, остались для нас неизвестны, поэтому мы в очередной раз можем лишь представить себе в общих чертах основное содержание того секретного разговора, состоявшегося, видимо, где-то на одной из эсеровских городских явок. Вполне логично будет предположить, что трое доверенных лиц, прежде всего, видимо, получили указания — использовать все возможные средства легальной и нелегальной работы, для того чтобы организовать на территории Западной и Средней Сибири[149] сеть подпольных организаций. А также — насколько это опять-таки представится возможным вооружить их и быть готовыми на основании разработанного правительством плана начать одновременное выступление во всех крупных городах региона. Финансовую поддержку и прикрытие нелегальной деятельности заговорщиков вновь, как и в прежние, трудные для демократии времена, должна была обеспечивать кооперация.
И последнее: в помощники к трём назначенным уже руководителям западносибирского сопротивления определили ещё и тридцатичетырёхлетнего эсера Василия Сидорова. Он не являлся членом Учредительного собрания и даже не числился профессиональным революционером, однако вместе с тем Василий Осипович занимал весьма значимую и ответственную должность — председателя Томской уездной земской управы. Подпольный оргкомитет, куда вошли все четверо правительственных уполномоченных, решили именовать Западно-Сибирским комиссариатом ВПАС. Хотя, впрочем, может быть, совсем не такое название первоначально было оговорено тогда в Томске, но, тем не менее, именно под этим официальным обозначением данная руководящая группа томских подпольщиков и вошла в историю.
Завершив, таким образом, все свои дела в городе на Томи, члены Сибирского правительства где-то в 20-х числах февраля по новому стилю, дабы не рисковать лишний раз, поскорее выехали на восток. Их путь лежал сначала в Иркутск через Красноярск. Здесь министры, возможно, также на некоторое время задержались, хотя каких-либо свидетельств о том, что делегация ВПАС делала остановку в Красноярске, нам, откровенно говоря, не попадалось. Известно, однако, что руководителем местного подпольного антибольшевистского сопротивления в это время был назначен (или выбран самими красноярцами) бывший енисейский губернский комиссар Всероссийского Временного правительства видный областник, хорошо знакомый нам уже Владимир Михайлович Крутовский, незадолго до того освобождённый из большевистских застенков[150].
144
Не случайно адмирал Колчак впоследствии во время допросов в иркутской следственной комиссии путал Комитет и Кабинет, а точнее просто, видимо, как и мы, объединял их в своём представлении в организации с абсолютно схожими политическими целями.
145
Не надо забывать, что начала февраля, как такового, в тот год не было. В связи с переходом советской России к Григорианскому календарю вслед за 31 января сразу наступило 14 февраля.
146
Маркову — неполных 34, Михайлову и Линдбергу — по 28 лет.
147
При этом Марков и Михайлов — в прошлом члены боевых эсеровских групп, попавшие в своё время на сибирскую каторгу за реально «подрасстрельные» дела; тогда, правда, террористов не расстреливали, а вешали. Марков — за покушение на убийство царского министра юстиции Муравьёва, а Михайлов — за участие в убийстве некоего высокопоставленного жандармского офицера. Причём Павел Михайлов как раз именно такой смертный приговор и получил, но, исходя из того, что ему на тот момент было всего 18 лет, то есть он являлся несовершеннолетним (совершеннолетие наступало с 20 лет в царской России), смертную казнь ему заменили пятью годами каторжных работ. Отбывать срок Михайлову пришлось, пожалуй, в самом страшном «исправительном» учреждении той поры — в Зерентуйском централе Нерчинских серебросвинцовых рудников, разрабатывать которые начинали ещё декабристы. Трудно себе даже представить, как вполне домашний юноша, всего лишь первокурсник медицинского факультета университета, пережил тот ад в полном смысле этого слова, в котором он оказался. Но выдержал. Несколько раз, правда, вскрывал себе вены и всё-таки выстоял. Более того, даже в тех страшных условиях не смирился и вновь участвовал в попытке покушения, но на сей раз — на жизнь начальника тюрьмы.
Не менее дерзким характером, по всей видимости, обладал и Борис Марков, он, отбывая срок в Тобольской каторжной тюрьме, стал там одним из организаторов бунта заключённых, во время которого в столкновениях с охранниками сам был тяжело ранен. После этого его, по некоторым сведениям, также отправили на каторжные работы в Нерчинские рудники. Вероятно, именно там Михайлов с Марковым впервые познакомились, а потом и подружились. Подружились, как говорится, на всю оставшуюся жизнь. Такую, увы, уже недолгую…
148
Они вновь воссоединятся все вместе, впятером, после того как большевиков изгонят за пределы Сибири. Однако вскоре опять наступят нелёгкие для демократии времена, связанные с колчаковским переворотом, и молодым эсерам придётся вновь принимать трудные решения: «быть или не быть», «бить или не бить». Четверо выберут гамлетовский вариант и, возродив некогда весьма действенный «Сибирский союз социалистов-революционеров», примут участие в организации антиколчаковского вооруженного мятежа. Лишь Михаил Омельков, «пермяк — солёные уши», в очередной уже раз не поддержит тогда своих товарищей и останется на позициях непротивления злу насилием. В таком состоянии он дождётся «второго пришествия» советской власти в Сибири и полностью примирится в итоге с большевиками. Однако они не простят ему его прошлого и в феврале 1938 г. расстреляют в Москве. Через месяц там же будет казнён и его товарищ по Сибирскому союзу Михаил Линдберг. А восемнадцатью годами ранее, в январе 1920 г., Павла Михайлова и Бориса Маркова зверски замучают семёновцы. Избежит всех подобного рода «перегибов на местах» из всей отважной пятёрки лишь один Арсений Лисиенко (Семёнов), так и не поменявший до конца жизни революционно подпольной фамилии на подлинную. После окончания Гражданской войны он эмигрирует в Китай, а потом в Новую Зеландию, где мирно скончается в 1973 году.
149
Это тогдашние районы Томской, Алтайской и Тобольской губерний, Степного края (современная Омская область и северная часть Казахстана), Семипалатинской области и Енисейской губернии.
150
Вполне возможно, что столь скорому освобождению Вл. Крутовского из тюрьмы мог поспособствовать тот факт, что он был лично и достаточно хорошо знаком с самим Владимиром Ульяновым-Лениным, а также с его женой Надеждой Крупской. С той самой поры, когда по-дружески помогал им во время их шушенской ссылки, и они наверняка этого не забыли. Существует даже версия, что именно Крутовский выхлопотал у местного губернского начальства разрешение — поселить молодую супружескую пару не в Туруханском крае, где зимой порой трещали пятидесятиградусные морозы, а летом заживо заедал гнус, но в значительно более мягком по климату южном Минусинском уезде, считающемся у нас сибирской Швейцарией.