В то же самое время, когда разворачивался уже в полном объёме конфликт с атаманом Семёновым, полковник Орлов впал в немилость ещё и к генералу Самойлову, начальнику охранной стражи КВЖД. Эта военизированная структура начала формироваться по решению правления железной дороги взамен прежней пограничной стражи, большевизированной и потому распущенной генералом Хорватом в конце 1917 г. В корпус охранной стражи стали набирать, в том числе, тех самых бывших офицеров царской армии, просачивавшихся сквозь большевистские и семёновские кордоны в Харбин. Непосредственным командиром формируемого отряда и был назначен полковник Орлов. Данное добровольческое подразделение вскоре взял под негласную опеку Дальневосточный комитет защиты Родины и Учредительного собрания, в силу чего личный состав орловского отряда получал не только денежное содержание со стороны КВЖД, но и значительные прибавки к жалованью, осуществлявшиеся по линии Комитета на средства, полученные от спонсоров. «Обыкновенно на ежемесячное содержание отряда, кроме жалованья, выдавалось по 2 рубля в сутки на человека и по 4 рубля на лошадь романовскими деньгами. Даже по тогдашним временам, в Харбине этого хватало на продовольствие с избытком», — вспоминал позже о тогдашнем житии-бытии своих подчинённых полковник Орлов.
И всё бы, как говорится, ничего, но тут против подобного рода сотрудничества одного из отрядов корпуса охранной стражи с Дальневосточным комитетом резко выступил генерал Самойлов; «когда в товарищах согласья нет…» Генерал являлся человеком, что называется, старой закалки, по сути, видимо, даже монархистом. Он прибыл в Харбин недавно со специальной миссией, предварительно получив в Петрограде указания от самого товарища (заместителя) председателя правления КВЖД господина Вентцеля. Имея такого протеже, он, во-первых, ни с кем не желал делиться своими «особыми» полномочиями, а во-вторых, как приверженец старого режима, он вообще был против всяких там комитетов, появившихся благодаря революции и, как считал генерал, всё вконец погубивших. Ну а когда М.К. Самойлов узнал о том, что в Дальневосточном комитете к тому же ещё и полным полно «жидов», он и совсем повернулся ко всем этим делам спиной.
Он рассчитывал под собственным руководством и при поддержке одного только генерала Хорвата создать укомплектованную по старому войсковому расписанию и основанную на принципах прежнего воинского устава, со строгой иерархией и беспрекословной подчинённостью боевую структуру, способную, как считал он, только в таком проверенном временем виде сокрушить все домогательства врагов на величие Российской империи. И каково же было крайнее удивленнее генерала Самойлова, когда до него дошли сведения о том, что без его ведома Дальневосточный комитет не только курировал один из отрядов охранной стражи, но и организовал командировку целой роты стражников в помощь ещё одному революционному самозванцу, с позволения сказать, атаману, какому-то там, понимаете, Семёнову.
Тотчас же по получении такого рода известий Самойлов вызвал к себе Орлова и незамедлительно ознакомил последнего с приказом о его отставке. Потерявший таким образом работу полковник в понятно каком взвинченном состоянии прибыл на станцию Маньчжурия разбираться по поводу «нецелевого» использования атаманом роты охранной стражи. И тут ему под горячую руку попался сам Семёнов, или — наоборот — Орлов нарвался на разгневанного последними военными поражениями Григория Михайловича. Так или иначе, но между ними, по всей видимости, произошёл очень крупный разговор, после которого дальнейшее сотрудничество двух полевых командиров оказалось под большим вопросом.
После этого, вернувшись в Харбин, Орлов, однако, к радости своей, узнал, что он не остался без средств к существованию и что его вместе с отрядом, хотя и неофициально, но принял к себе на службу Дальневосточный комитет. Скандал с Самойловым вскоре замяли, а генерала, чтобы не мешал общему делу, отправили поскорей самого в отставку. Отряд Орлова, кстати, так и остался для прикрытия под крышей корпуса охранной стражи, а на место Самойлова был назначен шестидесятилетний полный генерал (генерал армии по-современному) М.М. Плешков. Начальником штаба при нём утвердили Б.Р. Хрещатицкого, сына давнего знакомого генерала Хорвата бывшего генерал-губернатора Приамурья Р.А. Хрещатицкого.
Эта новая старая гвардия в общем-то ничем практически не отличалась от оказавшегося кому-то неугодным генерала Самойлова и стала насаждать в корпусе именно те самые порядки, которые и мечтал, собственно, восстановить в воинских частях прежний начальник корпуса охранной стражи. Об одном из негативных проявлений староуставной дисциплины, введённой таким образом в корпусе, писал в своих воспоминаниях, в частности, всё тот же полковник Н.В. Орлов:
«Генерал Плешков установил ежедневный наряд довольно солидного караула для личной охраны и выставления у входа в квартиру почётных парных часовых. Правда, последнее предусматривалось воинским уставом былого времени, и ничего необыкновенного в этом не было. Но на деле создалось щекотливое положение: молокососов-ординарцев генерала очень забавляло, как стоявшие в роли часовых офицеры отдавали им честь, делая приёмы винтовкой по-ефрейторски «на-караул», и всё время они умышленно шмыгали перед ними для своего удовольствия. Это страшно нервировало всех в отряде, так как по наряду приходилось отбывать эту повинность не только молодежи, но и более солидным чинам, несшим службу в строю рядовых. Генерал, конечно, в эти тонкости не вникал. Однако у орловцев сразу же зародилось неприязненное чувство к штабу российских войск за то, что у него не оказалось чутья сгладить подобную шероховатость».
В остальном, если отбросить вышеобозначенные «шероховатости», дело по формированию единой военной команды в корпусе охраной стражи вроде бы пошло потихоньку на лад. Теперь на очереди стоял вопрос об объединении частей ОМО атамана Семёнова, корпуса охранной стражи, а также отряда уссурийских казаков под началом Ивана Калмыкова, дислоцировавшегося на противоположной — восточной — стороне КВЖД, на пограничной с Россией станции, которая так и называлась — Пограничная. Формально обязанности главнокомандующего всеми этими частями стал исполнять в тот период бывший начальник штаба Восточно-Сибирского военного округа полковник М.П. Никитин. Однако его авторитет не признал не только штаб охранной стражи, состоявший из боевых полковников и генералов, но даже и вышеупомянутые казачьи атаманы Семёнов и Калмыков.
С этим нужно было что-то делать. И тогда у кого-то в голове созрела одна очень дельная мысль: пригласить на должность главнокомандующего человека, который своей известностью, а также влиянием собственных выдающихся заслуг перед отечеством объединил бы и возглавил все имевшиеся в наличии на территории КВЖД воинские контингенты. И, на счастье, вскоре нашёлся на Дальнем Востоке именно такой человек, им оказался не кто иной, как бывший командующий Черноморским флотом России вице-адмирал А.В. Колчак («приглашённая звезда», «роковой для Сибири человек»), находившийся в тот момент на службе у британской короны и направлявшийся морем через Шанхай и Гонконг на Месопотамский противогерманский фронт.
Колчака возвратили почти с полдороги и отправили в приказном порядке (потому что долго не соглашался) в распоряжение русского посла в Китае князя Н.А. Кудашева. По прибытии в Харбин Колчак, как и планировалось, был назначен на ту самую трудную должность, которую исполнял до него полковник Никитин, то есть главнокомандующего всеми вооруженными силами в так называемой полосе отчуждения КВЖД. Однако даже это назначение никоим образом не спасло положения. Авторитет нового главнокомандующего вице-адмирала Колчака по-прежнему не захотели признать ни старший по воинскому званию генерал от кавалерии Плешков, ни даже младшие по званию полевые командиры — есаул Семёнов («соловей-разбойник») и подъесаул Калмыков («воробей-разбойник»).
Теперь что касается харбинских политиков. Им, как и военным, также не удалось найти общего языка между собой. Несколько группировок, разделившихся на две противоборствующие стороны, вроде бы и вели постоянный диалог, но так и не смогли прийти к единому мнению по поводу формирования антибольшевистской коалиции. Наиболее влиятельной силой на тот момент в Харбине конечно же являлись представители дальневосточных деловых кругов, имевших, что опять-таки немаловажно в политической борьбе, значительные финансовые аргументы. Это были члены дальневосточных биржевых комитетов, торгово-промышленных палат, а также просто бизнесмены, нашедшие приют в Харбине и объединённые, что называется, общими идейными соображениями. Данная группа, как мы уже отмечали, активно поддерживала Дальневосточный комитет защиты Родины и Учредительного собрания, становившийся в тот период весьма весомой политической организацией в Харбине.