Так, в Омске легальная оппозиция намеренно вышла на первомайскую демонстрацию отдельной колонной и под знаменем, на котором был начертан их главный политический лозунг: «Вся власть — Учредительному собранию!». Однако во время шествия специально подосланные (понятно кем) люди устроили потасовку в рядах оппозиционеров и, как те ни защищали свой революционный стяг, его вскоре вырвали из их рук и тут же разорвали и растоптали.

Описание ещё одной первомайской демонстрации, проходившей в том же году, но на этот раз в Новониколаевске, мы нашли в барнаульской меньшевистской газете «Свободный луч» (№ 1 от 19 мая 1918 г.). Данное мероприятие, по мнению автора редакционной статьи, проходило «жалко, бледно и натянуто». Сначала состоялся военный парад с красногвардейцами на грузовиках, потом через центральную площадь города прошла демонстрация рабочих, многие из которых якобы вынуждены были принять в ней участие под угрозой увольнения. Однозначно негативное отношение к официальной манифестации проявили, как подчёркивала та же газета, новониколаевские печатники (рабочая «аристократия»), в то время как местные железнодорожники и разнорабочие, напротив, пришли на демонстрацию почти в полном составе.

Верховодили всеми первомайскими мероприятиями в Новониколаевске, как и в других городов Сибири, конечно же большевики вместе со своими тогдашними политическими союзниками — левыми эсерами. А правые социалисты-революционеры и меньшевики данную демонстрацию, а также официальный митинг по случаю международного пролетарского праздника намеренно проигнорировали. Взамен этого ими по всему городу были расклеены листовки с оппозиционными политическими лозунгами. Значительное количество таких прокламаций накануне первого мая изъяли и уничтожили в одной из типографий, нагрянувшие туда с обыском красногвардейцы, однако часть тиража оппозиционерам всё-таки каким-то образом удалось сохранить и распространить на следующий день среди населения.

Новониколаевским коммунистам вдобавок ко всему прочему первомайские праздники подпортил ещё и показательный судебный процесс над двумя бывшими членами их партии: Горбанём и Шварцем. Выходцы из народных низов, они после октября 1917 г., дорвавшись (другого слова и не подберёшь) почти до абсолютной власти в городе[352], устраивали незаконные реквизиции у зажиточных граждан, а конфискованное таким образом имущество иногда попросту пропивали в шумной компании точно таких же негодяев, как и они сами. При этом они довольно часто дебоширили, практически не таясь и, видимо, совсем не опасаясь возмездия за свои поступки, но оно всё-таки их настигло, причём, — весьма скоро. После вскрывшихся в начале марта фактов неприкрытого насилия с их стороны в отношении мирных граждан в период действия в Новониколаевске осадного положения их сначала исключили из партии, потом сняли со всех занимаемых должностей, а в завершение всего подвергли ещё и уголовному преследованию.

Томские газеты (из тех, что ещё не были закрыты к тому времени) описывали происходившие в их городе первомайские события тоже далеко не в самых ярких и радужных красках. Демонстрация по случаю Дня международной солидарности трудящихся началась в 11 часов утра движением праздничных колонн с Базарной (Старособорной) площади (ныне — площадь им. Ленина) вверх по Почтамтской, к площади Революции (бывшей и теперешней — Новособорной). Первоначально планировалось грандиозное шествие через весь исторический центр города, которое предполагалось завершить многолюдным митингом в Лагерном саду, где накануне праздника соорудили даже несколько весьма вместительных трибун. Но, увы, в последний момент все эти мероприятия, что называется, скомкали и сократили до минимума, а праздничная демонстрация закончилась буквально на полпути, уже на площади Революции.

И всё потому, что в колоннах демонстрантов вдруг отчётливо стали просматриваться оппозиционные транспаранты с начертанными на них лозунгами: «Долой Брестское позорище! Да здравствует Учредительное собрание! Свободу заключенным социалистам! Позор захватчикам власти народной, превратившим советы в полицейские застенки!»; ну и, конечно, традиционно эсеровское, доставшееся им от их прародителей-народников: «Земли и Воли!». В университетском Томске в отличие, например, от Омска никто не посмел в тот день срывать и топтать красные революционные стяги оппозиции, однако маршрут проноса «крамольных» лозунгов сразу же заметно подсократили. И хотя ответственными за праздничные мероприятия были назначены люди, в том числе и из оппозиционных политических партий (что, конечно, нужно занести большевикам в плюс): Лозовский, Сизиков, Гуревич, Фабрикант и Могун — все в основном — городские профсоюзные боссы. Но, с другой стороны, вот вопрос: учитывал ли кто-нибудь их мнение по поводу сокращения маршрута праздничного шествия, превратившегося в какой-то степени в антисоветскую демонстрацию? Ответ, надо полагать, более чем очевиден (и это — минус).

Эсеровская томская «Сибирская мысль» в те же майские дни писала, что на узловой станции Тайга среди деповских рабочих растут оппозиционные настроения, что многие из них, несколько разочаровавшись в радикальной и вместе с тем малоэффективной политике большевиков[353], стали всё больше и больше прислушиваться к более взвешенным лозунгам умеренных социалистов. Они посещали лекции, организованные агитаторами от правых эсеров, на которых последние пропагандировали не только свои партийные, но ещё и сибирские областнические идеи. В результате в воскресенье 19 мая (ровно за неделю до сибирского бунта) общее собрание рабочих тайгинского депо постановило: деятельность большевистского совета рабочих депутатов считать «во многих отношениях неправильной». И поэтому было принято решение: осуществлять постоянный контроль над советом, обязав его издавать все важнейшие распоряжения только после одобрения их общим собранием рабочих железной дороги. При 4 голосах «против», и 395 — «за», резолюция в этой редакции была принята.

Подобный же процесс всё более крепнущего недоверия к действующей власти, как отмечала та же «Сибирская мысль», продолжал наблюдаться и на анжеро-судженских копях. Здесь общее собрание шахтёров выразило в мае протест по поводу того, в частности, что местный Совет рабочих депутатов, а также совет управления копями, в составе которых большевики в союзе с левыми эсерами имели подавляющее большинство, вот уже 2 месяца не отчитывались о своей деятельности перед общим собранием рабочих и служащих, как это год назад было заведено революционным регламентом. Вдобавок ко всему тогда же вскрылся факт грубого мошенничества продовольственными карточками со стороны председателя совета управления копями левого эсера Кихтенко, который получал продукты в местном кооперативе сразу по трём продовольственным талонам. Решением революционного трибунала его приговорили к принудительным общественным работам на три недели, однако осуждённый подал кассационную жалобу в местный совет рабочих депутатов, и тот в силу партийной «солидарности» пытался самым бессовестным образом отмазать своего товарища. Данное обстоятельство по вполне понятным причинам сильно оскорбило и возмутило простых шахтёров.

К этому времени авторитет большевиков в весьма значительной степени оказался подорван и в среде рабочих омских железнодорожных мастерских, более того: политический вес и самих Советов за те полгода, что они правили в городе, также заметно понизился. Так, например, на проходивших ещё в марте выборах в районный Совет железнодорожных депутатов Атаманского хутора из пяти выбранных представителей только один оказался большевиком, а остальные являлись членами партии меньшевиков-интернационалистов («Пролетарий», № 13 от 29 марта 1918 г.).

А 29 марта те же рабочие омского депо на общем собрании открыто заявили представителю областного совдепа Лобкову о своём желании полностью переизбрать ещё и городских депутатов. Однако Лобков сумел-таки переубедить собравшихся — произвести лишь довыборы членов Совета («Пролетарий», № 14 от 5 апреля 1918 г.), в результате которых победили на этот раз вообще в основном беспартийные выдвиженцы в противовес большевикам и даже меньшевикам («Пролетарий», № 15 от 12 апреля 1918 г.).