По прибытии в город латышского красногвардейского отряда из Тобольска сразу же начался исход некоторой части зажиточных граждан, вывоз ими ценного имущества, товаров и пр. В целях предотвращения массового бегства, а также утечки из города капиталов выезд из Тобольска, а заодно и въезд в город были полностью запрещены новыми властями. И уже 6 марта вступило в силу постановление исполкома Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов о переходе к нему всей полноты власти в губернии.

В начале апреля Тобольскую губернию, кстати, большевики переименовали в Тюменскую[297] и в Тюмень, соответственно, вскоре перевели и резиденцию губернского исполкома, а также Совет депутатов трудящихся. Полномочия же Тобольской губернской управы, таким образом, сами собой автоматически прекратились. Что касается Тобольской городской думы, то она была распущена на основании постановления местного совдепа и провела последнее своё заседание в пятницу 19 апреля, в завершение которого думские гласные вынесли следующее решение: «Подчиняясь силе, сложить с себя всякую ответственность за ведение городского хозяйства, поручить городской управе сдать все дела, городское имущество, хозяйство и капиталы уполномоченным от совдепа лицам».

Бывший теперь уже тобольский губернский комиссар

В.Н. Пигнатти в тех условиях полностью сложил все свои полномочия, а 20 марта его для порядка даже арестовали вместе с бывшим первым помощником В.С. Лавитиным. Однако после обмена телеграммами местных большевистских властей с Омским совдепом арестованных уже через два дня освободили из-под стражи («Омский вестник», № 77 от 20 апреля 1918 г.).

Закончив, таким образом, самые неотложные дела, омский и тюменский отряды в конце апреля покинули, наконец, Тобольск. Вместе с ними 26 апреля из города под усиленной охраной выехал и бывший царь Николай Романов. 28-го числа того же месяца большевики арестовали и также вывезли из города епископа Тобольского Гермогена (Георгия Долганёва). Оба — и царь, и архипастырь — через несколько месяцев будут зверски убиты своими гонителями. Тюменцев и омичей сменили в Тобольске красногвардейцы из Екатеринбурга под командованием некоего Родионова. Им уже была поставлена несколько иная задача — полностью заменить собой охрану царской семьи, до того момента осуществлявшуюся людьми, назначенными бывшим губернским комиссаром В.Н. Пигнатти по личному указанию А.Ф. Керенского.

Таким образом, подводя как бы некоторый краткий итог данной части нашего повествования, необходимо отметить, что просуществовавшее столь короткий срок — всего около полугода — сибирское земство просто не успело, конечно, сделать сибирякам «прививку» от деспотизма.

Ну а в завершение темы ещё одна небольшая цитата из Платоновских «Законов» в качестве «Евангелия от Иуды» для большевиков: «Не думаете ли вы… что одержавший победу тиран, народ, или другое какое-нибудь правление добровольно установит законы, имеющие в виду что-то иное, кроме их собственной пользы, то есть закрепления за собой власти?».

ГЛАВА ВТОРАЯ СИБИРСКОЕ АНТИБОЛЬШЕВИСТСКОЕ ПОДПОЛЬЕ В АПРЕЛЕ — МАЕ 1918 Г

1. Рутинная работа

Однако вернёмся к сибирскому подполью. Апрель-май стали периодом активнейшей подготовки к широкомасштабному вооруженному мятежу в регионе. То, что видел генерал Флуг и члены его экспедиции в трёх проинспектированных ими губернских центрах, являлось лишь, что называется, вершиной той пирамиды, что создавалась в Сибири под крылом Временного правительства автономной Сибири (ВПАС), а также Дальневосточного комитета защиты Родины и Учредительного собрания. Наряду с омской, томской и иркутской подпольными группировками, насчитывавшими в своих рядах в общей сложности около 3 тысяч человек, ещё примерно столько же заговорщиков оказалось рассредоточено и по другим, более мелким, городам и населённым пунктам. Со всеми этими организациями необходимо было наладить прочную связь и объединить их под одним общим руководством. На осуществление данных мероприятий и ушли два последних месяца, остававшиеся до начала мятежа.

Много усилий в столь важном деле приложили конечно же, в первую очередь, члены Западно-Сибирского комиссариата ВПАС. Павел Михайлов по документам кооперативного объединения «Закупсбыт» разъезжал по городам и весям, координируя деятельность подпольщиков. Михаил Линдберг и Борис Марков вели активную работу в городах Томской губернии. На территории Енисейской губернии им помогал член Всероссийского Учредительного собрания от Сибири, также правый эсер, Нил Фомин.

Последний, по его собственным воспоминаниям, в феврале-марте 1918 г. вместе с некоторыми другими видными сибирскими социалистами-революционерами находился в Москве, где в среде столичной политической оппозиции шла подготовка к повторному созыву разогнанного большевиками Учредительного собрания. Здесь же, в Москве, тогда только что завершился и IV Всероссийский съезд Советов, утвердивший злополучный Брестский мир. Но в тот же самый момент в столицу прибыл Александр Новосёлов с известием, что в Сибири разогнана Областная дума и что в ответ на это в крае начинается подготовка к вооруженной борьбе с советской властью. Он заверил, что на востоке сейчас происходит процесс возрождения России, и таким образом убедил находившихся в Москве сибирских депутатов Всероссийского Учредительного собрания как можно скорее вернуться домой, чтобы там, на месте, подключиться к вполне реальному делу по низвержению диктатуры большевиков.

Однако по приезду в Сибирь выяснилось, что здесь далеко не все члены партии правых социалистов-революционеров разделяют точку зрения части своего руководства по поводу немедленного начала вооруженной борьбы с советской властью. Данная группа сибирских эсеров высказывалась за продолжение легальной политической деятельности в качестве главной оппозиционной партии. Они всё ещё надеялись, что даже после роспуска органов местного самоуправления, посредством агитации и пропаганды демократических идей теперь уже внутри Советов рабочих солдатских и, особенно, крестьянских депутатов им удастся добиться отстранения большевиков от власти законным, что называется парламентским, путём.

Вдобавок ко всему все так называемые умеренные левые опасались того, во-первых, что в результате вооруженного восстания, организованного главным образом усилиями партии социалистов-революционеров, к власти могут прийти политики из правобуржуазного лагеря, имевшие многочисленных союзников в среде всех без исключения представителей крупной буржуазии края, подавляющего большинства сибирского казачества, а также среди значительной части офицерского корпуса. А эти люди, как вполне резонно полагали не только теоретики эсеровской партии, но даже и рядовые её члены, могли после свержения советской власти расправиться не только с общим врагом — большевиками, но и с временными «союзниками» — самими эсерами. Во-вторых, как полагали всё те же противники тактики прямого действия, разгоревшийся вооруженный конфликт с коммунистами, то есть, по сути, широкомасштабная гражданская война, вполне может спровоцировать союзные державы на ввод своих войск на территорию страны, что повлечёт за собой оккупацию национальных окраин, а может быть, даже и некоторых исконно русских земель и приведёт в конечном итоге к потере Россией части государственного суверенитета… что, естественно, чревато самыми негативными последствиями для политического будущего любой страны, а для такой, как наша, — тем более.

В целях завершения споров и принятия окончательного решения по данному вопросу с 5-го по 16 апреля 1918 г. в Томске провела свою работу всесибирская эсеровская партийная конференция. На ней присутствовали 17 делегатов от шести губернских и областных организаций, не приехали лишь представители от Забайкалья и Дальнего Востока, поэтому конференция и не получила статуса съезда. Мнения опять разделились, однако в свете последних событий, связанных с подписанием правительством Ленина Брестского мира, а также после того, как к концу марта большевики разогнали вслед за Сибирской думой практически все земские и городские органы местного самоуправления, многие из сторонников мирной тактики в борьбе с засильем советской власти поменяли собственную точку зрения и в наказах выбранным делегатам поручили проголосовать на конференции за резолюцию, одобряющую подготовку к осуществлению в скором времени вооруженного мятежа против большевиков[298]. Что, собственно, и было сделано на томской конференции. Таким образом, эсеровские организации на местах имели теперь у себя на руках, так скажем, боевую директиву не только от Временного правительства автономной Сибири, формально являвшегося органом областнических структур, но и от избранного на собственной партийной конференции Всесибирского краевого комитета (ВКК)[299].