Последней возможностью оппозиционных политиков мирными средствами повлиять на ситуацию в условиях однопартийного, по сути, большевистского режима, являлись земства. Только используя их революционный авторитет и влияние, вполне можно было перехватить у Советов инициативу, захватить, что называется, бразды правления на местах в свои руки, ну а дальше, если повезёт, и полностью выправить ситуацию не только в своём регионе, но и в России в целом. Вполне осознавая опасность такой перспективы, коммунисты, после того как разогнали Учредительное собрание и Сибирскую областную думу, сразу же взялись в первую очередь за уездные и губернские самоуправления, где подавляющее депутатское большинство принадлежало, как правило, правым эсерам.

Попутно с этим целью точечных ударов со стороны большевиков стали и городские думы, причём, несмотря даже на то, что в ряде крупных сибирских городов депутатское большинство в них имели представители социал-демократов, значительное число которых, в свою очередь, составляли сами коммунисты[293]. Однако теперь так называемое относительное большинство в среде городских гласных (сложившееся, кстати, в результате свободного ещё голосования) их уже больше не устраивало. До октября 1917 г. они, помнится, являлись яростными сторонниками всеобщих свободных выборов в городские думы. А теперь что же?.. Теперь им нужно было только абсолютное большинство, а таковое они могли получить только в Советах рабочих и солдатских депутатов.

На проходившем в январе 1918 г. в Омске съезде крестьянских Советов Западной Сибири его делегаты, ничтоже сумняшеся, огласили и после недолгого обсуждения приняли подавляющим числом голосов предложение по роспуску сибирских земств и городских самоуправлений. Причём мотивировка положительного решения по данному вопросу в устах одного из делегатов прозвучала такая: поскольку органы местного самоуправления избирались на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования, они являются порождением капиталистического строя и не дают желательных для трудового народа результатов («Омский вестник», № 14 за 1918 г.).

Неудивительно, что одной из первых в Сибири (18 января), по месту что называется, оказалась распущенной именно Омская городская дума («Сибирская речь», № 16 от 21 января 1918 г.). Местный совдеп определил, что её члены, вместо того чтобы заниматься вопросами городского хозяйства, встали на путь выяснения политических отношений, причём явно «контрреволюционного направления». На самом же деле всё было немного не так. Работа Омской городской думы действительно оказалась парализованной политическими разборками, но только не вследствие наступления правобуржуазных «контрреволюционных» сил, а как раз наоборот — по причине того, что левые депутаты, в том числе меньшевики и правые эсеры, отказывались сотрудничать с так называемыми цензовыми элементами в Думе, то есть с представителями конституционно-демократической партии, биржевиками и крупными домовладельцами. Так, по крайней мере, писала кадетская «Сибирская речь» в номере за 21 января 1918 г.

В данных условиях, вместо действительно немного увлёкшейся политическими дебатами Думы, распущенной ещё и под этим предлогом советской властью, для решения всех, что называется, насущных проблем города в том же январе 1918 г. в Омске создали совет народного хозяйства при городском Совете рабочих и солдатских депутатов. По плану омский совнархоз должен был состоять не только из большевиков, но и частично из представителей эсеров, социал-демократов, профессиональных союзов, совета фабрично-заводских комитетов, а также специально приглашенных узких специалистов. Подобная схема, по всей видимости, в качестве обязательного для исполнения указания поступила тогда из Москвы от центрального правительства, поэтому её, как под копирку, вскоре продублировали и во всех остальных городах Сибири.

После роспуска омского городского депутатского собрания эсеры и меньшевики и даже очень близкие по идеологии к коммунистам меньшевики-интернационалисты выступили категорически против такого рода политической расправы. Так, в частности, лидер омских меньшевиков-интернационалистов Константин Попов вполне определённо заявил через печать, что роспуск всенародно избранного органа местного самоуправления является ударом по одному из самых главных завоеваний русской революции («Сибирская речь» от 21 января 1918 г.).

В Новониколаевске (теперь Новосибирске) Томской губернии реакция на точно такие же мероприятия советской власти нашла своё отражение не только в газетных выкладках «докторов революционных наук»[294], но и в уличных волнениях, чуть не окончившихся массовыми беспорядками. Здесь в знак протеста против роспуска городской Думы, произошедшего 26-го или, по другим сведениям, 29 января, у здания Думы собралась достаточно внушительная толпа народа. Вход в помещение охранялся несколькими красногвардейцами, люди пытались прорваться внутрь здания, но их не пропускали. Однако по мере увеличения количества участников стихийного митинга их настроение становилось всё более возбуждённым, а желание прорваться сквозь кордон — всё более настойчивым. Так что вскоре под громкие возгласы «Жандармы! Опричники!» осмелевшая толпа пошла, наконец, вперёд, уже чуть ли не на штурм, и сразу же опрокинула немногочисленных совдеповских стражников.

Однако ворваться во внутренние помещения Думы протестующим всё-таки не удалось, так как отступившие красногвардейцы успели в последний момент запереть за собой массивные и очень крепкие двери. Чтобы хоть как-то успокоить толпу, на парадный балкон здания Думы вышел теперь уже бывший её председатель. Но он являлся большевиком, и это все прекрасно знали. Поэтому, ещё даже не успев раскрыть рта, он сразу же услышал в свой адрес, а также в адрес своих товарищей по партии весьма гневные выкрики из толпы в плане того, что коммунисты не имеют права распускать органы местного самоуправления, избранные всенародным голосованием, что они также не могут единолично командовать в системе городского хозяйства, так как оно не ими одними создавалось, а также городским имуществом, поскольку оно вообще наживалось совсем другими людьми, и, наконец, что большевики создают власть штыка — точно такую же, как при прежнем царском режиме. Шум за окнами думского здания был настолько велик, что, по замечанию корреспондента семипалатинской газеты «Свободная речь» (№ 153 от 22 февраля 1918 г.), некоторые из красногвардейцев даже якобы в страхе стали отставлять от себя оружие. Однако до самосуда, так напугавшего в тот день многих, дело всё-таки не дошло, и люди на улице, вдоволь намитинговавшись, более или менее удовлетворённые разошлись в конце концов по домам.

Новониколаевская оппозиционная пресса, начавшая печатать в те дни многочисленные разоблачительные политические статьи, сразу же подверглась гонениям со стороны советской власти, в результате чего несколько газет были полностью закрыты. Среди последних оказались «Голос Сибири» — орган Всесибирского комитета правых эсеров и «Знамя свободы» — газета уездного комитета той же партии. Типографии кооперативного объединения Закупсбыт, в которой печатались данные оппозиционные издания, категорически запретили впредь тиражировать их материалы. Однако вскоре оба недавно закрытых печатных органа стали выходить вновь, но только под другими названиями, соответственно «Свободный сибирский голос» и «Свобода», причём они по-прежнему печатались в издательстве «Закупсбыта». В ответ в начале марта Новониколаевский исполком повторно закрыл обе эсеровские газеты, а на «Закупсбыт» наложил штраф в размере 15 тысяч рублей (около полутора миллионов рублей на наши деньги) за непослушание («Алтайский луч», №№ 23 и 41 за 1918 г.).