С 1986 года специалистов и советников стали отзывать, поскольку модернизация афганского общества казалась все менее достижимой. Это вызвало горькое разочарование у всех, кто рисковал жизнью и здоровьем ради благой цели. И все же, когда на родине их спрашивали, как же им удалось пережить ужасы войны, многие поняли, что смогли полюбить Афганистан. Вячеслав Некрасов писал:
Мы не выживали. Мы жили. Жили полноценно, интересно, насыщенно. Занимались серьезными мужскими делами. Конечно, были молоды, бесшабашны, быстро сходились с людьми. Прошел уже не один десяток лет, а мы до сих пор ощущаем себя единой братской семьей{259}.
Глава 8.
Солдатские будни
Даже во время кампании солдаты большинства армий мало времени проводят в боях. Они слоняются без дела, ругают своих офицеров и военную машину в целом, уклоняются от работы, тянут еду, ищут возможности напиться, непрерывно (но не в бою, конечно) думают и болтают о женщинах, хвастаются и затевают разнузданные, грубые игры, порой вырождающиеся в запугивание и физическое насилие. Вся эта на первый взгляд бессмысленная деятельность имеет один бесценный побочный эффект: она укрепляет чувство плеча, крайне нужное в бою{260}.
Солдаты 40-й армии мало отличались от других солдат. Они жили в местности с нездоровым климатом, без особенных удобств. Они мерзли зимой и изнывали от жары летом. Как правило, они были лишены женского общества. Их скверно кормили. Они становились жертвами эпидемий. Их третировали офицеры, сержанты и старослужащие. Им не давали отпуска, разве что на похороны близкого родственника. Но они переносили невзгоды со стоицизмом, издавна присущим русским солдатам, и были готовы драться за своих товарищей даже тогда, когда война сама по себе утратила всякий смысл.
Призывники
Большинство молодых мужчин в СССР, пусть неохотно, мирились со службой в армии как с неизбежным перевалочным пунктом на пути во взрослую жизнь. С детства им вдалбливали представления о патриотизме, о долге, о ведущей и направляющей роли КПСС и превосходстве советского образа жизни над всеми прочими. Некоторые из этих идей оседали в голове.
Призывники служили два года. Набор проводился в два этапа, весной и осенью. Новобранцам брили голову: так повелось еще с царских времен. После месяца базовой подготовки тех, кому было предназначено попасть в Афганистан, отправляли на три месяца в «карантин» — тренировочные лагеря в республиках Средней Азии, где условия были близки к афганским. Поэтому те, кого призвали весной, могли попасть в Афганистан только в августе. Там они служили примерно год и восемь месяцев, хотя командиры могли удерживать (и удерживали) солдат, подлежащих демобилизации, до прибытия новобранцев{261}.
Призывники, уже имевшие специальность — высшее образование, медицинскую или другую квалификацию, — занимались соответствующим делом. Некоторых перед отправкой в Афганистан отбирали для полугодового обучения на сержанта-водителя или артиллериста, и тогда служить им оставалось только полтора года. Способные солдаты за год-полтора боевой службы могли получить повышение до сержанта. Это зависело от их командиров, которые также могли разжаловать сержанта в рядовые, если он не справлялся со своим делом{262}.
Несмотря на секретность, родители быстро поняли, что происходит. Те, кто располагал деньгами или связями (особенно жители Москвы, Ленинграда и прибалтийских республик), и прежде давали взятки сотрудникам военкоматов или нажимали на скрытые пружины, чтобы их сыновья не попали в армию[38]. После начала войны они утроили усилия.
Поэтому ребята, попавшие в армию, в основном происходили из сельской местности или из семей рабочих. Опрос полутора тысяч солдат, призванных в 1986 году, показал, что больше двух третей из них прибыли из сел или принадлежат к рабочему классу и не имеют полного среднего образования, тогда как почти две трети населения в то время жило в городах. Почти четверть новобранцев происходили из неполных семей. И среди них не было ни одного, чья семья принадлежала бы к партийной, бюрократической, академической или военной элите{263}. Военный историк генерал-полковник Кривошеев саркастически заметил, что пора бы уже вернуть «Вооруженным силам прежнее романтическое название — Рабоче-Крестьянская Красная Армия»{264}.
Порой призывникам даже не сообщали, куда их отправляют, а просто выпроваживали их с водкой, чтобы облегчить передислокацию{265}.[39] Но и те, кому пункт назначения стал известен заранее, должны были сказать семье лишь то, что будут служить за границей. Со временем этот запрет сошел на нет, но многие солдаты, подобно комсомольскому советнику Вячеславу Некрасову, все еще пытались успокоить родных, объясняя, что отправляются в Монголию. Впрочем, большинство обмануть было невозможно. Отец Владислава Тамарова ответил на его первое письмо домой: пусть не думает, что его родители дураки, они прекрасно знают, где он оказался{266}.
Андрей Пономарев вспоминал, что прямо перед отправкой его и его товарищей построили и сказали: любой, кто не хочет служить в Афганистане, пусть сделает три шага вперед; его оставят служить в Союзе. При всем желании ни Пономарев, ни его товарищи не решились на это из стыда и боязни подвернуться остракизму. Пономарев служил в 860-м отдельном мотострелковом полку в Бадахшане, на северо-востоке Афганистана{267}.
В мае 1985 года Виталия Кривенко и его товарищей-новобранцев посадили на поезд, а потом в самолет. Они проехали две тысячи километров из Казахстана в тренировочный лагерь под Ленинградом. Там их отправили в баню, дали два часа на то, чтобы надеть униформу и привести себя в порядок, и тут же начали тренировать. Стандартная подготовка пехотинца (учебные марш-броски, полевые учения, стрельба, построение, политзанятия и физподготовка) оказалась весьма суровой. Суровы были и сержанты-инструкторы. Но когда пришло время проверить свои навыки в бою, оказалось, что муштра сослужила Кривенко хорошую службу.
Проблемы
Солдат в советской армии, как и при царизме, третировали. Но в конце 60-х годов сложилась прочная система ритуалов — дедовщина.
Российские эксперты по-разному объясняют появление дедовщины. Армия, набираемая по призыву, была деморализована. Она была слишком крупной, и солдаты были недозагружены. Многие призывники не соответствовали требованиям. Некоторые призывники побывали в тюрьме и принесли с собой в армию обычаи преступного мира.
Солдат, служивших последние полгода, именовали «дедами». Новобранцы должны были убирать в казармах, присматривать за обмундированием «дедов», приносить им сигареты из магазина и еду из столовой. Их подвергали ритуальным унижениям, а иногда и побоям. Многие терпели и успокаивали себя тем, что однажды тоже станут «дедами». Другие не выдерживали: дезертировали, наносили себе увечья или кончали самоубийством. Третьи, благодаря своей силе и выдержке, могли постоять за себя, и в конце концов их оставляли в покое. Кривенко был старше других призывников, потому что отсидел срок в тюрьме. Его возраст и опыт придавали ему авторитета в глазах других солдат, и «деды» вели себя с ним осторожно{268}. Сергей Никифоров был мастером дзюдо и дрался со своими мучителями, пока они не отстали. Солдаты из одного региона держались вместе. В одной части «дедов» предупредили, что если с их сослуживцами, двумя чеченскими парнями, что-нибудь случится, их родичи будут беспощадно мстить{269}.