Но и современных кострищ хватало. Сержант злобно шипел на туристов‑водников. Лапин смотрел на вещи более романтично, предположив, что лет через сто и эти следы станут объектами исследований. Это вряд ли, возражал ему Майер. Ни один современный турист еще не поставил культурологически ценные «ворота шамана» на перевале и изображение божка «садэи» или «нга» у входа в темное ущелье… Спорить тут можно. Но факт остается фактом, если ранее в основном к северу от Норильска земли были сплошь усеяны остатками жизнедеятельности, что ни озерцо тундровое ‑ консервные банки и осколки стекла, то теперь беспардонность высокоскоростных временщиков с рюкзаками добралась и до Путоран.

Постепенно распаляясь, Сержант вскоре разогнался, набрал должный дискуссионный пафос и громкость речи.

— Какая такая необходимость разводить новый костер чуть дальше уже освоенного другими места, а!? Вы же вечно торопитесь, бродяги. Ведь у вас, чертей, вечно нет свободного времени, что бы все изгаженное тщательно прибрать за собой, давит график и сроки, жжет карман обратный авиабилет. И вот вам итог, пожалуйста: что это там сбоку глаз мозолит? Это назойливо белеют так и не сгнившие куски рваной бумаги в местах оперативных нужников… Опасный анахронизм, между прочим! В детстве мама заботливо говорила Серёге: «Не вытирай, сына, жопку газеткой, в эту бумагу газетчики всякой гадости много напихали, рак у твоей жопки будет». Газет мама почти не читала, но существо газетного ремесла понимала четко и верно. Давным‑давно кругом туалетная бумага, а газеты лежат черт знает с каких лет! И не торопятся сгнить. А у кочевых тюрков было принято подмываться после туалета.

Да… Прав Сержант, или нет? Странная избирательность наблюдается на туристических маршрутах. Нет, вы, господа, конечно, этически правильно закапываете банки целлофановые пакеты, но… почему‑то легко бросаете по берегам сломанные весла, куски брезента, резины и трубчатые рамы. А убирать это все кто за вас будет? Так какого же… ядрена вошь!

Основные мысли его обличительного спича упали, как и ожидалось, на благодатную почву. Эколог, матерый спорщик в этой сфере природоохраны, и канадка (тоже не дебютант), с воодушевлением поддержали его постулаты. Немец же, как и полагается настоящему охотнику, занял выгодную серединную позицию, хитер фриц, хитер… Коли ты сам периодически сокращаешь фауну огнестрельным зельем, глупо излишне громко сетовать на вмешательство цивилизации в природу. Но вот какая странность! Насквозь пропитанная европейской идеей природосбережения Рита Энквист неожиданно для всех поддержала Лапина. А он рассуждал странно, выкладывая мысли спокойно и убедительно, хотя могло показаться, что он просто стебается.

Ну скажите, чем принципиально отличается старый (древний) мусор, оставленный на тропе долганами или эвенками от «нового» мусора малочисленных групп путоранских туристов? Это же не пригородные пикниковые компании… Сколько того мусора? Да и этот мусор, если разобраться, представит спустя некоторое время определенную культурологическую ценность. Вот здесь проезжий долганин бросил старые нарты, оставил гнить конструкцию для ловли песца или порубил и сложил кучкой стопку старых шестов для чума. Да черепа‑рога оленей на пеньках вывесил… Все это перегниет и растворится в природе, как и пустая консервная банка туриста.

А вот если, согласно повальной городской моде, навязать на пригородные дерева гирлянды ленточек, некоторые из которых сделаны уже из современных синтетических тканей, то этому дереву точно придет пипец, да и ассоциации такая картинка вызывает… со свалкой. Точнее, с кустами вокруг нее, облепленными принесенным ветром мусором.

Религиозные обряды? Все эти столбы и трухлявые остатки бубнов? Ну и что, что древние оставили? Короткие вечерние посиделки уставшей тургруппы, с редко разрешённой бутылочкой для сугреву и философскими разговорами прохладным вечером мало чем отличаются от языческих камланий. Эффект тот же, посидели, помедитировали, вкурили (раньше трубочку пеньковую, ныне сигарету с угольным фильтром, а кто и чуйской травки), нашли себя в пространстве и времени, поверили в Вечность… А Древность сама придет. Ведь уже сейчас находка остатков следов экспедиции 20‑30‑ых годов прошлого века вызывает восторг, сравнимый с эмоциями Шлимана.

Даже если кто‑то уронит на землю memory‑карточку для камеры или пару батареек ‑ ничего страшного. Представляете, каким сокрушительным ударом станет для будущего археолога находка примитивного костровища со следами технологии допотопного барбекю и карту памяти рядом, в том же культурном слое? Как так, тут и рыбу острогой добывали, и флэш‑память использовали? Никак, пришельцы!

Конечно, титановые остатки катамарана не сгниют, это нетленка. Но лишь голая рама от него вскорости и останется. Брезент быстро истлеет, люверсы проржавеют и выпадут, обратятся в прах. А костяк пару раз передвинет ветром и паводком на более спокойное место, за него зацепятся кусты, края бережно закроет мох. И будет из бывшего гордого плавсредства отличное жилище для полевой живности, никак не мешающее окрестной природе. Глядишь, когда‑нибудь и медведь себе там берлогу устроит. Одним словом, то, что сегодня нам кажется поганым мусором, когда‑то станет единственным надежным способом перепроверки противоречивой исторической и этнографической информации.

Странно, да?

Голубичное поле под ногами поспело, да и грибов хватало. Но отвлекаться на сборы этого кулинарного изобилия было некогда, график есть график. После «ворот шамана» отдохнувшие «Шерпы», ведомые набившими руку водителями, достаточно быстро добрались до небольшого уютного озера, что мерцало зеркальцем почти на самой стрелке рек Нерал и Бургуль. Водители переговорили с экипажами, согласовались по бортовым радиостанциям и решили, что группа к концу дня плановый маршрут закончила. Уже вечерело, пора думать о постое. В поисках места для стоянки они проехали немного вперед и встали под высокой ягельной горкой.

Проводникам по условиям путешествия было положено спать в кабинах, для всех остальных имелись две уютные палатки. На мшанике они останавливаться не захотели ‑ не очень‑то удобно спать на нем, как в гамаке. Да и под костром в скором времени появятся неизбежные лужи от подтаявшей вечной мерзлоты. Оглядевшись, быстро нашли мелкий галечник на берегу реки и разбили «женскую» палатку до того момента, когда вновь пошел мелкий дождик. Осталось лишь малое ‑ наловить хариусов на ужин. Всем казалось, что больше никаких приключений в тот день не будет. Но не тут‑то было.

В обеспечение рыбалки хотели накачать лодку и спустить ее в течение, что бы проплыть по широким в этом месте разливам до удобного места. Это недалеко, можно даже мотор не навешивать. Уклон Бургуля в излучине маленький, вода спокойная. Качать насос пока было не лень. Но, взвесив все «за» и «против», Сержант идею блокировал, разумно предположив, что у перекатов течение после дождичка вскоре будет такое, что не выгребешь.

Идти на «фишхантинг» изъявили желание все, кроме финна и Риты.

Наиболее тонкий и ценный кайф рыбалки сконцентрирован в подготовке к моменту первого заброса. Ревниво поглядывая, как умело Софи заправляет дорогой спиннинг, пробует рукой тормоз мультипликатора, как точно и хлестко она отмахивает пробные забросы с проводкой, проводники поняли, что быстро эта вечерняя рыбалка не закончится. Немец взял неизменную винтовку. Впрочем, Сержант тоже не забыл ствол, а вот Игорь ничего не взял ‑ итак оружия хватит. А вот мазюка пригодится, комарья и мошки тут было куда как больше, чем наверху, сказывалась близость воды и упавшая к вечеру температура воздуха. Ходить по подобному лабиринту воды и густого ивняка ‑ сущее наказание. В путь по топкому бережку группа пошла гуськом, толкая кусты плечом и неспешно выискивая подходящие места, заодно разглядывая идущие в том же направлении внушительные и свежие следы семейства лосей, что тут же заставило Крауфа взбодриться. Немец то и дело останавливался, обыскивая окрестности через панкратический прицел.