Керимова выпрямилась на стуле и чуть-чуть подалась ко мне, умоляюще глядя в глаза. Я нервно сглотнула.

Никогда не считала себя Матерью Терезой. Тем более, для Керимова. Но…

Он мне помог в универе. Бескорыстно или ради какой-то выгоды. Это не имеет значения уже. Тимур мне помог. И, значит, сейчас — моя очередь.

— Хорошо, — скрепя сердце пробормотала я. Решение принято, каким бы неприятным и тяжелым оно мне ни казалось. Керимов, вероятно, тоже не очень был рад необходимости мыть свою машину…

Керимова молча кивнула.

— Я не буду спрашивать, что вы задумали. Почему вам нужно, чтобы я поехала вместе с вами… Вы все равно не скажете мне правды или, что еще хуже, вновь придумаете что-нибудь.

Женщина виновато улыбнулась, а я усмехнулась. В который раз ловлю себя на мысли, что, убеждаясь в своей правоте, не испытываю радости.

— Я буду готова завтра к одиннадцати тридцати. Если вы решите проблему с врачами. И договоритесь, чтобы меня выписали.

— Да. Я сейчас займусь этим, — пообещала мне Керимова.

Я вздохнула. И отвела глаза, бессильно откидываясь на подушку. Разговор с матерью Керимова здорово меня утомил.

— Спасибо тебе, Ксения, — сердечно поблагодарила меня Мария Анатольевна, на мгновение замирая у распахнутой двери. В этот раз она была искренней.

— Я пока ничего не сделала для вас, — прохладно ответила я.

— Ты пообещала, это уже не мало.

Керимова улыбнулась в последний раз и скрылась в коридоре.

— Здравствуй, Кси, — шепот друга разнесся по палате, и от неожиданности я подскочила на кровати, с трудом разлепляя тяжелые веки.

Вроде, только что прилегла всего на пару минут, чтобы снять усталость, навалившуюся после разговора с Керимовой. А оказалось — прошло уже больше часа. Время близится к семи…

Я отвела взгляд от небольшого будильника, скромно устроившегося на краю моей тумбочки, и сонно уставилась на Андрея. Он настороженно наблюдал за мной через щель едва-едва приоткрытой двери. За его спиной в нерешительности замер улыбающийся во все тридцать два зуба Ник.

— Привет, — мой голос был хриплым спросонья.

Я махнула ребятам рукой, приглашая их зайти, наконец, внутрь.

Андрей тяжело вздохнул, скорчил жуткую гримасу, будто перед прыжком в ледяную воду. И, наконец, аккуратно приоткрыл дверь. Как два огромных кота, они с Ником бесшумно скользнули в комнату и напряженно застыли у самого порога.

Я вопросительно выгнула бровь. Ребята до этих пор стеснительностью не отличались. Но, видимо, обстановка «женского отделения» подействовала на безбашенных балагуров удручающе.

— Эй, ну, вы что? — позвала я мальчишек. И Ник первым пришел в себя.

Как всегда, жизнерадостный и неизвестно чем именно до жути довольный, парень улыбнулся и подобрался ко мне поближе. Наклонился, сжав в богатырских объятиях, и потерся щекой о мою макушку.

— Ксень, ты как? — с легкой тревогой в голосе спросил Никита. И мне сразу захотелось напроситься на ответную ласку, прижаться к сильному плечу и закрыть глаза. Хоть на секунду.

Почему я так боялась поговорить с друзьями? Почему не сказала им раньше. Ни о беременности, ни о моем… выкидыше? Столько всего в моей жизни могло бы сложиться иначе. Все это время, пока я упрямо избегала разговоров с Андреем и Ником, мне очень не хватало их советов, поддержки, заботы и исходящего от них тепла…

Что же я натворила…

Я скрыла грустную улыбку, чтобы не расстраивать ребят раскисшим видом.

— Спасибо, Ник! Мне уже лучше, — по возможности бодро уверила я своего друга, почти не покривив душой.

Мне, и правда, стало капельку легче. Клещи тревоги и боли, сжавшие сердце, не отпускали ни на мгновение. Но в присутствии ребят о своих проблемах не хотелось думать.

Андрей, небрежно облокотившийся на спинку кровати, услышав мой ответ, только хмыкнул. Не поверил.

Дурачась, я показала парню язык, и Флейм, моментально скопировав выражение моего лица, оскалился в подобии улыбки. Кривляется, зараза.

— Андрюха, не порть всем настроение. Ксеньчик в порядке. Так чего киснуть? — задорно спросил у друга Никита. Брюнет с озорным взглядом был потрясающим оптимистом.

— Как же. В порядке она… Ты слепой, что ли? — мрачно возразил ему Флейм. — Она же бледная, как смерть. Один нос да глаза остались. Тебя не кормят тут, что ли? — это уже мне вопрос.

— Кормят, — вяло отмахнулась я от Андрея. — Что ты все нагнетаешь? Как побледнела, так и загорю. Ничего страшного.

— Я тебе как-нибудь по заднице за такой пофигизм надаю!

— Можно подумать, ни разу меня даже пальцем не тронул, — я вновь показала парню язык. — Вечно меня учишь жизни.

— А ты, можно подумать, против?! — притворно изумился Флейм. Эту тему мы обсуждали уже не один раз.

— Не-а. Совсем не против! — с улыбкой ответила я, глядя на немного раздраженного друга.

— Вот так бы сразу и сказала, малявка, — подвел итог, как отрезал, Андрей. Он всегда, сколько его знаю, был обстоятельным и категоричным.

— Фррр, — я, как капризный ребенок, надула губы. — Па-адумаешь, тоже мне, ба-альшой мальчик нашелся.

— Цыц! — пригрозил мне Флейм.

В это время Ник, давно привыкший к нашим постоянным перепалкам с Андреем, невозмутимо разглядывал мою палату, соседок и скудные гостинцы на моей тумбочке.

Видно, именно небольшое количество моих стратегических запасов, заставило парня вмешаться в наш разговор с Флеймом.

— М-да уж, Ксень. Как ты тут питаешься вообще? — парень скривился, обнаружив на маленькой тарелке сиротливо лежащую баранку. Она осталась еще после вчерашнего полдника. Последние дни еда вообще не лезла мне в горло.

Флейм проследил за взглядом друга, встревожено посмотрел на меня и моментально вспомнил о двух сумках, притулившихся без дела у моей постели.

Через минуту на свет из многочисленных пакетов были извлечены бананы, апельсины и яблоки. На углу тумбочки, так как свободного места больше не осталось, пристроили лоток клубники. Божественный аромат поплыл по комнате.

Ммм… Недолго думая, цапнув из коробки самую крупную ягоду, я мгновенно впилась зубами в ее сочный бок. Флейм в ужасе округлил глаза, выхватил вожделенный лоток практически у меня из-под носа и убрал подальше. Дотянуться не получилось.

— Ты спятила совсем? Она немытая! — воскликнул парень, мягко отстраняясь от меня.

Я философски пожала плечами, не прекращая попыток добраться до любимого лакомства, один вид которого мгновенно пробудил мой аппетит.

— Ну, несколько штучек-то можно…

— Нельзя, конечно! Ее сначала мыть надо.

Андрей, наконец, догадался подняться с моей постели и отойти от меня на приличное расстояние. Клубника уплыла вместе с ним. Мне осталось лишь проводить ее голодным взглядом, но разжалобить Флейма своим несчастным видом у меня не вышло.

— Какой-то ты сегодня строгий, Андрюха. Отдай Ксюхе клубнику, — попытался вмешаться Ник. Но его просьба осталась без внимания.

— Обойдется. Помоет, тогда и будет есть, — Флейм был непреклонен. Я обиделась и гордо вскинула подбородок, сложив под грудью руки.

— Маленькая злюка, — Андрей показал мне язык. — Я о тебе забочусь.

— Это называется репрессии. Заботой тут и не пахнет.

— Ну, и дура, — беззлобно и совсем не обидно ответил Флейм.

Вечно он так. Последнее слово обязательно должно остаться за ним.

— Сам дурак!

— А вот и не подеретесь, — Ник решительно вмешался в нашу с Андреем увлекательную перепалку.

— Не подеремся, — согласилась я, задумчиво глядя на Флейма.

После слов друга, Андрей в один миг растерял весь свой детский задор. Улыбка еще теплилась на его лице, но глаза уже были серьезны. Шутки кончились.

— Тебе нельзя спускаться во двор? — поинтересовался Андрей. И я задумалась на мгновение, прикидывая, стоит ли так рисковать.

— Наверное, можно, — осторожно ответила я и начала выбираться из постели. Но друзья заметили, что я не слишком уверена в собственных силах.