Игорь Святославич разрешил дружинникам даже немного выпить.

— До самого Лукоморья дойдем, братья! — говорил он за вечерней трапезой, сам возбужденный вином. — Туда дойдем, куда и деды наши и прадеды не доходили!

Хорошо майской ночью в степи, пусть даже и половецкой! Пахнет цветами и травами душистыми, поют птицы незнакомые, степные, звери какие-то перебрехиваются вдали. Дует ласковый теплый ветерок, доносит непонятные шорохи, скрипы, посвист. Не страшно!

Заснул Игорь Святославич, заснули князья, заснула вся дружина. Завтра опять в поход, к новым победам, к невиданной славе, на великие дела!

А утром увидели: со всех сторон окружила их несметная половецкая сила. Вот тут-то понял князь Игорь, что означало то знамение. Понял он также, что теперь его дружине конец.

Ведь предупреждали его! Нашлись трезвые головы, советовали не заходить так далеко в степь. Так нет! Еще и ругался князь Игорь: как нам теперь вернуться, на смех поднимут вас и меня с вами заодно. Стыда не оберешься!. Страшнее смерти стыд! И пошли дальше, чтобы найти свою гибель.

Знакомые стяги половецкие трепетали на ветру. Кому, как не Игорю, различить их: вон знак самого Кончака, вон — Кзы Бурновича, вон Токсобичи, Колобичи, Тертробичи — все знатные половецкие роды собрались ради такой красной редкой дичи. Залетели соколы далеко, попались в сети.

Можно было сдаться, позволить себя обезоружить и развести по вежам, потом же послать гонца в Киев, к Святославу, или к Рюрику. Они у себя достаточно наскребут поганых для обмена. Должен согласиться на это хан Кончак. И жизней сколько будет спасено! И все будут довольны таким исходом.

Особенно Святослав! Уж он-то поглумится над своевольным князем Игорем! Даст ему вдоволь насидеться в плену у поганых и только потом обменяет и заставит считать это великой милостью, а Игоря — по гроб себе обязанным и жизнью и честью.

Не бывать тому.

Князь Игорь Святославич приказал войску готовиться к битве.

Но двигаться не пришлось. Поганые не стали подпускать к себе сильную, умелую, готовую умереть в битве дружину. Они начали расстреливать Игорево войско издалека. Стрел у поганых было достаточно, и луки их били далеко — мощные луки степных жителей, привыкших иметь дело с большими пространствами. В то время как русские луки, с какой силой их ни натягивай, не в состоянии добросить стрелу до половецких рядов. Разоренные вежи служили плохой защитой полкам Игоря, и они гибли, ничего не успев сделать.

Первыми гибли лошади. Людям пока доставалось меньше, но и их находили тонкие, гибкие, злые стрелы, проникавшие в каждую щель, в любой просвет между щитами, в не защищенные броней и кольчугой участки тела. Самого Игоря поразили две стрелы: в левую руку и бедро. Понимая, что надо пробиваться к воде, он приказал собрать всех оставшихся в один кулак и ударить по половецкому строю.

Войско вышло из укрепления и бросилось вперед, на каждом шагу теряя десятки людей, которые оставались лежать на земле, все утыканные стрелами. И возле небольшой реки Каялы наконец сошлись с погаными в рукопашном бою.

Но уже от Игоревых полков осталась едва треть, а половцев еще прибавилось вдвое. Игорь, без шлема, страдающий от ран, на отобранном у половца коне, кидался в самую гущу битвы, то ли стараясь подбодрить своих воинов, то ли ища смерти. Эта рубка была недолгой. Лишь нескольким воинам удалось перебраться через реку и укрыться в густом прибрежном кустарнике. В плен попало лишь около сотни, и почти все были ранены. Остались в живых и все четыре князя: у половцев было столь большое преимущество, что они могли себе позволить сохранить в битве эту «ценную дичь». Теперь они получили возможность торговаться со Святославом. Тут же, когда бой затих, к израненному, но оставшемуся в седле Игорю подъехал довольный Кончак и приветствовал старого друга. Но дружеского разговора не получилось. Радостное лицо победившего врага оказалось для Игоря последней каплей, он потерял сознание.

Князей и оставшихся в живых ратников развели по вежам, На следующий день хан Кончак решил дать знать на Русь о своей победе. В половецком плену находился купец из Киева по имени Просович, ходивший к Тмутаракани Залозным путем. Его и отпустили на Русь, дав коня и велев донести самому князю Святославу о случившемся. Просович умчался.

Так закончился поход князя Игоря Святославича. Кончак должен был быть благодарен старому другу: ничего лучшего для половцев новгород-северский князь не мог придумать и осуществить. Во-первых, сам Кончак, сумев собрать и подчинить себе все крупные половецкие объединения, теперь был главным ханом, признанным всеми остальными. Даже строптивый Кза больше не посягал на первенство. Во-вторых, почти не понеся потерь, половцы уничтожили черниговскую дружину, и, значит, путь на Курск, Путивль, Чернигов, Переяславль был открыт — приходи и бери что хочешь.

За эти услуги или просто по старой дружбе Кончак вскоре забрал Игоря из орды Тарголовичей, где тот находился в качестве личной добычи князька Чилбука, и поселил у себя, придав небольшую охрану, составленную из воинов хорошего рода, говорящих по-русски и могущих составить Игорю Святославичу приятное общество. В распоряжении князя были отдельный шатер, соколы для охоты и даже русский священник, за которым нарочно съездили в Чернигов. Юного князя Владимира Кончак тоже поселил вместе с отцом, не желая, чтобы Игорь тревожился о судьбе сына.

Игорю Святославичу ничего не оставалось, как вести праздную жизнь. Днем он выезжал вместе с сыном и стражей на охоту. Иногда к ним присоединялся и хан Кончак, но только в первые дни.

Потом Кончак повел свои орды на беззащитную Русь. Кза требовал похода сразу на Чернигов и Курск — об этом раньше половцы и помыслить не могли, опасались княжеских дружин, а теперь, поскольку дружины лежали в половецких степях, расклеванные вороньем, ранее недоступные прекрасные русские города просто сами просились в руки поганым. Но Кончак почему-то отказался вести войска на удельные земли своих дорогих пленников и сошелся с Кзой на том, чтобы взять южный Переяславль. Туда и двинулись.

Трудно описать чувства Святослава, когда он узнал о разгроме Игоревых полков. Он испытывал и гнев, потому что с ним, как со старшим из Ольговичей, не посоветовались, и злорадство, потому что в глазах всей Руси князь Игорь выглядел наказанным за свое непослушание Святославу.

Конечно, ему было жаль напрасно погибших воинов, которые еще могли послужить и ему самому, как это было раньше, — дружина его младших братьев, если нужно, становилась его собственной. Но, может, еще больше он жалея, что Игорь Святославич остался жив. Умерший, вернее, погибший со славою от рук поганых, князь Игорь мог бы сослужить Святославу хорошую службу, пожалуй, не хуже, чем сослужил хану Кончаку. Смерть Игоря, а заодно и брата его, Всеволода Курского, Святослав мог использовать для укрепления своего влияния на Ольговичей. Теперь же надо было извлекать пользу из плененного князя Игоря, томившегося в далеких чужих степях.

Святослав был большим умельцем по части извлечения пользы для себя. Он тут же собрал князей и знатных бояр под Киевом, в городе Каневе, и много речей говорил о судьбе своих несчастных двоюродных братьев, часто прерываясь душившими его рыданиями. Особо подчеркивая, что раньше был сердит на своевольного князя Игоря, и вполне справедливо, но сейчас, конечно, забыл все полученные от Игоря обиды и жалеет его, как родного неразумного сына. Всем рассказывал свой сон, который ему якобы приснился как раз накануне — это он выяснил — Игорева поражения. А снилось ему, как сыновья накинули на него черное покрывало, стали поить каким-то синим вином, осыпать жемчугом, а в это время у княжеского Дворца куда-то подевалась крыша, и все это происходило под неумолкающий вороний грай. Сон был действительно похожим на вещий. И Святослав велел писцам записать его и распространить, что и было сделано.

Но рассказывать сны можно долго, а действовать надлежало немедленно. Святослав велел созывать большое ополчение. Оно не теряя времени двинулось искать противника. Через несколько дней обнаружили многолюдную орду, которая, не принимая боя, тут же начала уходить. Святослав велел прекратить преследования и, вернувшись обратно в Киев, распустил князей по домам. На самом деле в его намерение совсем не входило идти на выручку Игорю. Отогнав поганых в степь, Святослав посчитал, что этого достаточно.