Шок, потому что слово «Чайф» Илья знал давно, и звучало он для Ильи гордо. Во-первых, Спирин был Шахрина с Бегуновым на девять лет моложе, и когда «Чайф» совершал первые набеги на площадки Москвы и Подмосковья, учился в Институте электронной техники в Зеленограде. А институт был, как он говорит, «продвинутый и закрыто-открытый», электронный, все паяют и, разумеется, слушают музыку. Илья до поступления музыкой не увлекался, а тут затянуло за компанию. При том что Зеленоград наравне с Черноголовкой был еще в большевистские времена одним из центров рок-н-ролла, здесь была своя традиция, концерты довольно часто, на доске объявлений Илья однажды прочитал: «Группа «Чайф». «И подумал: что за уроды придумали название такое? А с другой стороны, душу греет, Свердловск, родина…» (Спирин).

Денег не было, изыскивались различные альтернативные способы ходить на концерты, кто-то предложил поработать дружинником, билеты проверить. «Проверили билеты, сели концерт смотреть, выступал «Чайф», Шахрин с трубой ходил, то есть с брандспойтом. И мне понравилось, весело» (Спирин). Потом пришли из Москвы записи на одну ночь, Илья всю ночь сидел, писал «Дулю с маком» и «Дерьмон-тин», а пленки не было, пришлось стереть любимый Queen, записывать «Чайф» «по святому».

После института работал Илья на Оптико-механическом заводе, очень не понравилось, уволился, а тут и сахар… Но это был еще 91-й год, уже тогда Шахрин к Спирину примерялся, не срослось, но Илью Володя запомнил. И месяцев через шесть отыскал. «Мне сказали, что работы нет, есть Пикалова, с которой нужно закончить отношения. И с самого начала разговор шел не то о директоре, не то об администраторе, тогда было еще по жизни не ясно, чем одно от другого отличается. Я поработал в качестве техника на добровольных началах, ходил на репетиции… И как только я пришел в коллектив, Антона забрали в алкогольном психозе».

В августе Антона посетила «беляночка», как ласково ее кличут те, кто с ней уже встречался. Или «белая горячка» — это для тех, кто все еще знаком с ней только понаслышке. «Я растарабанил гитарой телевизор… Перебил телевизор, мебель, гитару и понял, что это звоночек», — Нифантьев. Утром Антон пришел в диспансер и сказал наивно:

— Ребята, мне надо лечиться. Что вы посоветуете?

— А что ты натворил? — полюбопытствовали люди в белых халатах.

— Да ничего особенного, — отвечал Антон, — сломал гитарой телевизор…

— Так, так… — говорят которые в халатах, — Ну, подожди здесь…

Антон сел на кушеточку, сидит, ждет, входят два мужика, хвать — в машину и на станцию Исеть, в психушку.

«А там врачиха — молодая девка, совершенно безумная. Дня три прошло, меня начали выпускать на прогулки… Двор, забор метров восемь, вверху кругляшок неба, и все по кругу ходят. В центре стул, сидит псих, на баяне играет. И так круглые сутки с перерывами на сон, питание и уколы. И я понял, что я попал»…

Шахрин: «Приходит ко мне Алина вся в слезах и говорит, что Антона увезли в дурку. Что он выпил, разбил телевизор, бил гитарой об стенку, а гитара-то была моя… Его увезли в «Исеть», в самую страшную нашу дурку. Алина говорит, что уже консультировалась с апрельскими маршами, известными специалистами в области психиатрии, с Женей Кормильцевым, и тот сказал: «Исеть» — это очень плохо».

Шахрин с Алиной уселись в Бовин «Москвич-401» и скоро увидели эту «дурку», живо напоминавшую концлагерь: белые бараки на полтора метра из земли торчат, решетки, грязь… Был ливень, охрана бдительность потеряла, заехали прямо во двор, но выяснилось, что каждый барак все равно на решетку закрывается. Выходной, никого нет, пробились в барак, им вывели Антона…

«Когда меня показали, Шахрин в ужас впал. Пришли к молодой врачихе, она говорит: «Да вы что! Месяцев восемь полежит, там посмотрим»… Шахрин объясняет про гастроли — бесполезно. Но Шахрин — человек пробивной, нарыл тетку в этой психушке, которой я до сих пор безумно благодарен, Тамара Узбеке на, совершенно классная тетка, хрен на нее вышел, уговорил, и меня просто выцепила оттуда. Шахрин писал какие-то расписки, я писал расписки… И меня перетащили в другое отделение» (Нифантьев).

«Вообще, врачи очень странное на меня произвели впечатление, — это уже Шахрин, — они полные психи. Но мы добились, чтобы его перевели от полных психов, договорились, что Тамара Узбековна его закодирует, я дал расписку. И его отпустили. И с тех пор у нас Антон не пил».

За всю историю «Чайфа» это был первый реальный прорыв на ниве борьбы с зеленым змием. Хотя… «Я и сейчас алкоголик, — ухмыляется Антон. — Потому что алкоголизм неизлечим. Фактически я не пью, но я алкоголик»…

(«Дети гор»)

«Дети гор» — первый альбом, записанный с Гройсманом. С ним чайфы впервые изменили Питеру, пора было покорять Москву. А с ней и всю страну.

Гройсман сразу заявил, что писать альбом нужно «в нормальной московской студии», что нужен настоящий продюсер, на эту роль предложил Сергея Галанина. Шахрин: «Мы подумали: московский взгляд нам не помешает, корни все равно останутся, но некий по-хорошему столичный призвук нужен, чтобы это была до не конца сельская музыка».

Деньги взяли взаймы, запись на SNC, сумма фиксированная — ровно на 60 часов работы. Жили в общежитии какого-то завода возле Горбушки, четыре койки, стол, на столе ножиком вырезано «Казарян», потому и звали местечко «Отель «У Казаряна»… Единственная розетка почему-то над шифоньером, чтобы утром поставить кипятильник, нужно было крепко извернуться… И койки такие, что родилось предположение, будто на заводе все рабочие какого-то специального, очень маленького роста — ноги вечно торчали через решетку, сетки прогибались до самого пола, в такой позе спали. Денег не было, Шахрин взял из дома мешок сала, его и ел Декабрь 92-го года, страшный холод, утром вставали, шли на студию в темноте и в темноте вечером выходили.

«Это был первый альбом, в котором старались учитывать некие законы шоу-бизнеса, — свидетельствует Шахрин, — а так как мы в нем не очень понимали, часть работы взял на себя Дима, звук — Серега Галанин, а консультантом был Олег Сальхов, директор SNC. Задача была конкретная: сделать роскошный коммерческий звук, чтобы альбом стал продаваемым».

Выходило достаточно мажорно, но у Шахрина и настроение было мажорное. И никак не могли сообразить, какую песню считать будущим хитом, на какую потом клип снимать, поскольку появилась уже потребность клипы снимать. Именно по этой причине Дима предложил записать по второму разу «Псов с городских окраин» — песня сильная, а к тому же в прошлый раз забыли гитару записать.

Про грядущую запись «Псов» прослышали Кинчев со Скляром, пришли на запись и сказали: «Предупредите, когда будете вокал писать». Но пришли они пораньше, с какими-то друзьями из Иркутска и двумя полуторапитровыми бутылками водки. Ждали часа два с половиной, после чего стало ясно, что слова они спеть не смогут в любом случае. Решили, что Кинчев будет просто выть, и если прислушаться, слышен крик одинокого волка. А Скляр и Галанин пели все-таки слова, их тоже можно услышать.

Женский вокал в «У зимнего моря» спела Наташа Романова, когда-то она спела «Котлован» у «Апрельского марша». Нужно было мягко, а она норовила заорать, как в «Котловане». Ее уговаривали петь поэротичней, устраивали мужской стриптиз, задирали рубахи в пультовой, танец живота исполняли… Ничего, спела… В двух песнях на гитаре играет Сергей Воронов, гитарист из Crossroads. И все бы хорошо, но чего-то в альбоме все не хватало, и вообще выходил коротковат. Стали думать, Шахрин неохотно признался, что вообще-то есть у него еще одна песня, но она «не вписывается». Бегунов предложил сыграть на всякий случай, Шахрин под гитарку напел: