Помогли Костя Ханхалаев и Саша Калужский, они заговорили об экологии. Костя время от времени появлялся в Свердловске, останавливался у Шахрина, они после развода не поссорились. Подтягивался Калужский, потом подтянули экологию, но первоначально речь шла не о самой борьбе за чистоту окружающей среды, а о прикладных ее аспектах: «Калужский вспомнил, что в свое время кто-то из западных музыкантов проплыл по Миссисипи на корабле с экологическим агитпоходом, — рассказывает Шахрин, — и возникла идея об экологии. У Саши мама в научных кругах крутилась, он подкидывал информацию о том, что ситуация страшная, с экологией у нас полная задница, и хотя об этом все молчат, но еще через несколько лет это будет самая серьезная проблема. А у нас в стране опыт был, все эти си-неблузники, которые за всеобщую грамотность агитировали, за здоровый образ жизни, чтобы со вшами бороться… Это было в нашей стране, здесь эта форма естественна».

Втроем придумали акцию под названием «Рок чистой воды». Ехать решили по Волге, по матушке-реке, вышли на Нижний Новгород, на какой-то молодежный центр, Костя туда поехал, нашел единомышленника, Игоря Крупина, выяснил, что пароходство в жутком состоянии, неизвестно, кому принадлежит, а потому неизвестно, что со всеми пароходами делать. Время, когда не понятно, кому принадлежит власть в стране — делать можно было все. Какая-то бывшая комсомольская организация договорилась с пароходством, под экологию дали теплоход с гордым именем «Капитан Рачков», который шел от Нижнего до Москвы, а от Москвы до Астрахани. Мало того, оказалось, что во всех городах есть люди, которые согласны взяться за организацию концертов, встретить, подготовить площадку, сделать рекламу, а чайфы бы с компанией приехали и отыграли.

Через первый поход «Рок чистой воды» прошло больше двадцати групп. Основной костяк состоял из «Чайфа», «Телевизора», «Аукцыона», «Насти», плюс ротация: в каждом городе на борт брали по две группы из местных, они плыли до следующего города, там играли и ехали домой, на их место грузились новые, получился эдакий микротур для малоизвестных поволжских групп. Путешествие длилось три недели, а на какие деньги и как оно вообще могло организоваться, непонятно. Шахрин: «Выглядело это фантастически: куча неизвестных, непризнанных музыкантов, по большому счету — полусумасшедших алкоголиков, загрузилась на теплоход и пошла по Волге»…

«Сели люди на пароход и в первый же вечер так нарезались!.. — повествует Бегунов. — Три дня пили, потом вышли в мир, посмотрели и поняли, что он нам в принципе неинтересен, мы никому не нужны; обратно в трюмы вернулись и продолжали бухать. Красота, Волга… И постоянно зудящий Шахрин, что мы пьем много. Мы его искренне не понимали. Я казался сам себе свежим, нежным и обаятельным».

Нифантьев: «Я пришел в каюту с бутылкой шампанского, ее о тумбочку разбил, лег и уснул. Наутро проснулся, чувствую — как-то мне некомфортно. Представляешь, как йоги на стекле лежат? А пьяный — он, как йог, все эти осколки сидели у меня в спине, и ни одного пореза! А глубоко воткнулись… И Алина целый час куски стекла у меня из спины доставала».

Пили все, кроме Шахрина. «Он никогда много не пил, а тут, глядя на нас, стал пить еще меньше» (Бегунов). Мрачный Шахрин бродил по теплоходу «Капитан Рачков», теплоход представлялся ему мрачной пародией на весь мир: «Наверху рубка, там капитан, который единственный знает, куда мы плывем и где по фарватеру повернуть. Была верхняя палуба с люксами, где жили академик Яблоков, Костя Ханхалаев и начальник из комсомольцев… Они спускались в ресторан, видели, что все в порядке, и исчезали. Дальше музыканты гуляли… Были журналисты, экологи, были студентки, которые королевами ходили — женихов вокруг!..

Но оказалось, существует еще трюм, где не видно воды, солнца, где идет иная жизнь. Там жил экипаж. Как двигается машина, никому в голову не приходило, а внизу колбасились эти люди, белье на веревках растянуто, дети на велосипедиках по коридорам катаются… Я спустился однажды».

Не приходя в сознание, пьяный пароход проследовал с 14-го по 30-е мая через Горький, Казань, Тольятти, Куйбышев, Саратов, Волгоград до Астрахани и обратно через Ярославль и Углич в Москву. В среднем каждый второй день давали интервью «про экологию», играли концерты, хотя получалось и то, и другое неважно, что и не странно — попей столько… «Некоторые концерты на «Чистой воде» были для нас просто провальными — публика реагирует, но мы-то знаем, что можно и нужно играть по-другому. Помню, как Шахрин с лютой ненавистью смотрел на ритм-секциюс (Бегунов).

Апофеозом стала попытка угнать всю эту пьяную банду вместе с теплоходом «Капитан Рачков» в Турцию. Предпринял ее Глеб Вильнянский, интеллигентнейший клавишник «Насти», который был зашит и непьющ, но от общего угара развязал. Однажды утром выяснилось: была попытка захвата корабля с привлечением матросов для борьбы с террористом… Бегунов: «Мы говорим: «Да кто?» — «Ваш какой-то»… Оказалось, это Глеб нажрался, пошел всех на уши ставить, его попытались остановить, он смел преграды, и пришла идея, что надо ехать в Турцию. Поднялся на мостик, хотел поднять «Веселого Роджера»: «Всех козлов — за борт, идем в Турцию!» Капитан вызвал матросов, его вязали… Ладно, мы-то знали, как Глеб выглядит, но люди со стороны, когда увидели этого «террориста», они же валились от хохота!».

«Если такие тихие люди начинали с ума сходить, представляешь, что с остальными было?..» — Нифантьев. Уж как не представить… «На теплоходе Антон дико пил, запой у него явно прогрессировал, — свидетельствует Шахрин. — Поход был замечательный, только к концу мы все немножко устали, все было на три раза выпито, переедено, переговорено… Это был май 90-го».

20-го июня 1990 года «Чайф» должен был выехать на гастроли в северный город Урай — не то День нефтяника, не то еще какое гульбище, но «зарядили по серьезному»: три концерта по две тысячи рублей — деньги по тем временам огромные. С билетами на поезд проблема, Анвар купил в общий вагон, Антон заявил, что никуда в таком вагоне не поедет: «Я сказал, что не хочу ехать на этот концерт; напряги давно существовали, накопились, и я сказал, что мне неинтересно». Его вроде бы уговорили.

А у Шахрина день рождения на носу — 22-го числа. С алкоголем трудно, «у Антона грузчики знакомые в магазине, он вино покупал в больших количествах» (Бегунов). Антон достал на день рождения два ящика алжирского сухого красного вина, у него дома стояли. Нифантьев: «Ко мне заехал Северин, я говорю: «Давай-ка, друг мой Валера, пару бутылочек-то выпьем». Чтобы, значит, я смирился и решил ехать. Мы выпили, и не парочку, и поехали на вокзал».

В поезде Антону не понравилось, что он высказал собратьям по группе. «Ему шутливо посоветовали: «Кончай стонать» — рассказывает Шахрин, — он хватает гитару, плащ и, ни слова не говоря, бежит по коридору. Мы посылаем Анвара узнать, куда он, Анвар возвращается, говорит, что Антон вышел из поезда и ушел. До отправления две минуты, мы в недоумении выскакиваем из вагона». «Я взял гитару и вышел,» — Нифантьев. Остальные стояли у ресторана «Старая крепость», поезд без них шел в неведомый город Урай. Поехали к Шахрину, «и у него так мы глухо забухали — просто кошмар» (Бегунов). Главное, непонятно было, что делать. Несколько раз посылали гонца Анвара к Антону, он возвращался, говорил, что Антон дома, но не открывает. Так прошло двое суток, пока не позвонили в дверь Шахрину.

«Входит человек, полу бык такой, явно связанный с бандитами, и говорит: «Вы что, козлы, творите?» — рассказывает Бегунов. — Был жесткий разговор, и мы поняли, что нас плющить будут, если не поедем».

Урай — насыпной город на песке, туда самолетом завезли аппаратуру, приехали люди с буровых, руководство, пафосное мероприятие, которое из-за чайфов оказалось на грани срыва. И людей послали на самолете в Свердловск, чтобы они, во что бы то ни стало, притащили группу. «Чайф» погрузили в самолет, там они стали думать: что же делать?.. «Решили с Вовкой: никаких соляков, две гитары с драйвом втыкаем, я — по низким, ты — повыше, играем без баса, — говорит Шахрин. — Барабаны в середину выдвинули, вдвоем встали по боками и с дикой злобой лупили с мыслью: пусть побьют, но мы вышли»..: