Это у Мстислава Мстиславича выбора не было. Константин же мог выбирать: присоединяться ли к Удалому и его союзникам, мириться ли на время с Георгием и Ярославом или — еще проще и выгодней — оставаться в стороне. Посмотреть, чем дело кончится. Победит Мстислав Мстиславич — глядишь, может, тогда и предложит великий стол во Владимире, хотя бы за то, что братьям не помогал. А одолеют Ярослав с Георгием — тоже ничего страшного, по крайней мере все останется так, как и раньше.
В то, что Константин выберет невмешательство, Мстислав не верил в глубине души. Не таков он был, князь Константин Всеволодович, чтобы отсиживаться за чужими спинами, когда дело дойдет до его судьбы и чести. Но возможность его союза с братьями, хоть и малая, все-таки была. Если бы достаточным временем располагать, то князь Мстислав сам бы съездил в Ростов. Он знал — в личной беседе сможет убедить Константина в своей правоте. Но времени-то и не находилось на такую поездку. Оставалось одно — послать к Константину надежного человека. Честного и прямого, правоту Мстислава Мстиславича чувствующего как свою собственную. Долго выбирать посла не пришлось. Выбор пал на боярина Явольда, который, весьма довольный поручением, сразу же отправился с небольшим отрядом к ростовскому князю.
Мстислав Мстиславич спешил. Тем более надо было поторапливаться, что младшие Всеволодовичи вскоре должны были узнать о том, что против них затевается. Из Новгорода к ним, пользуясь всеобщей занятостью и суматохой приготовлений, сбежали несколько богатых и знатных новгородцев с семьями. Это были те, кто стоял за суздальскую власть и во время голода сумел нажиться на общем горе, по несусветным ценам продавая имевшийся только у них хлеб. Имена их в Новгороде были известны: Володислав Завидич, Гаврила Игоревич, Гюргий Олексинич, Гаврилец Милятинич. Правильно сделали, что сбежали: в походе им бы не уцелеть. На куски разорвали бы их новгородцы.
Войско к Селигеру выступило в первый день весны. Тот день после долгой пасмурной непогоды выдался как на заказ — удивительно солнечным. Всеми это было оценено как добрый знак, да иначе и считать было нельзя! Ведь шли на дело праведное. Оказавшись на привычном для себя месте — во главе войска, Мстислав Мстиславич больше не сомневался в победе На войне он всегда чувствовал себя уверенно и спокойно.
Поход, как и положено ему, изобиловал всякими случайностями и неожиданностями. Через два дня после начала солнце вдруг стало палить едва ли не по-летнему, отчего пришлось двигаться более извилистым путем, чем хотели, — обходили болота, через которые благодаря таянию снега переходить было небезопасно. Почти сразу же стал отставать обоз, да и само войско растянулось непозволительно: передний полк Мстислава Мстиславича, проходя по дороге, копытами коней превращал ее в вязкую кашу, и задним по этой каше идти было куда труднее.
Потом несколько возов с припасами — хлебом и овсом, когда двигались по льду неширокой речки, проломили своей тяжестью источившийся лед и безнадежно намокли, так что ни хлеб, ни овес никуда теперь не годились. Сушить их было некогда и негде. Это происшествие огорчило.
Мстислава Мстиславича и озаботило не меньше иной военной неудачи. Идти в чужую землю без своего припаса не хотелось. Не хватало только, чтобы кони слабели без корма! Им ведь воевать. А сейчас не лето, травки не пощиплешь. Надо было искать припасы в окрестных селах.
Хорошо еще, что случилось это, когда войско ступило в область Торопецкую. Здесь Мстислав Мстиславич чувствовал себя хозяином. Остановив на день продвижение вперед, он разослал по округам отряды в зажитие, настрого приказав брать у людей только по возможности и самих людей не трогать. Не обижать зря.
Земля тут родила хлеб неплохо, да и крестьяне не были чрезмерно обложены податями. Отряды возвращались тяжело нагруженными и довольными. Запасы корма и для людей и для коней были пополнены и даже приумножены.
Но, кроме продовольствия, зажитники принесли и дурную весть: Ржевка, Мстиславов город, была осаждена большим войском. Говорили, что слышали от крестьян — будто бы числом то войско доходило до десяти тысяч, а во главе его находился молодой князь Святослав Всеволодович, младший брат Георгия и Ярослава. Сомневаться в этом не приходилось: Святослав вместе с братьями был противником Константина. Война, стало быть, уже шла.
Ржевку надо было выручать. Туда Мстислав Мстиславич еще загодя отправил своего сотника Яруна с сотней дружины — набирать людей в войско. Ярун был опытный воин и начальник. Уговор с ним был такой: наберет людей или нет, а до Селигера дойдет своим ходом, где и присоединится к союзному войску. Жаль было Яруна. В предстоящей войне каждый храбрый ратник мог стоить десятка воинов противника, а сотник Ярун был один из храбрейших, да и в сотне нашлось бы немало бойцов ему под стать. Жаль было и Ржевку — милый уютный городок, в нем Мстислав Мстиславич часто бывал, когда выезжал на звериные ловли в тех краях.
Смущало и число Святославова войска — десять тысяч. Их всех разом представить — и то страшно. Неужели придется отклоняться от пути, поворачивать полки и двигаться на Ржевку? Святослав-то еще щенок несмышленый, но количеством может взять. Если сразу и не разобьет, то увязнуть там все равно можно надолго — как раз пока не подойдет подмога от Георгия и Ярослава. Вот и закончится поход сам собой.
И Мстислав Мстиславич, не собирая даже совета, решил ударить на Святослава малой силой. И напугать его хорошенько, и основные полки сохранить. А кроме того, разве разговоры о его воинском счастье всего лишь пустой звук? Он верил в свое счастье и надеялся, что внезапность удара удесятерит его силы, как бывало всегда. Выкликнули добровольцев — не более пяти сотен человек. И без всякого обоза, себе и коню корма на день взяли — и пошли.
Ржевка и вправду была крепко осаждена. Десять не десять, а все четыре тысячи под ней толклись. Мстислав Мстиславич с братом Владимиром подошли скрытно и для начала понаблюдали за осадой. Видно было, что вести ее Святослав не умеет, и во всем его большом войске не нашлось человека, чтобы подсказал — как надо. Слишком много было среди осаждающих бесполезного брожения, слишком беспорядочно дымились костры и стояли шатры. Заметили и самого Святослава. Он, судя по всему, собирался проехаться за зверем — сидел на пляшущем от нетерпения коне, а рядом, размахивая руками и споря, что-то доказывали ему всегда в таких случаях подворачивающиеся знатоки охоты, да двое выжлятников с трудом удерживали псов на сворках. На стены осажденного им города князь Святослав даже не глядел.
Мстислав Мстиславич и Владимир Мстиславич не стали даже делить свой отряд, как хотели раньше. Дождавшись, когда Святослав со своими напарниками отъедет подальше от стана, ударили единым строем. Успех был полный! Едва завидев наступающий на них отряд, люди князя Святослава начали решительно спасаться. Спотыкаясь и давя друг друга, рушили шатры, переворачивали возы, стараясь унести с собой хоть что-нибудь ценное. Некоторые рубились из-за коней, некоторые, словно обезумев, бежали куда глаза глядят — прямо по снежной целине к ближайшему лесу.
Мстислав Мстиславич любил такие мгновения — когда враг бежит и вся битва выигрывается одним махом. Удирающее войско, превратившееся в толпу безоружных испуганных людей, его больше не заботило. Он огляделся — нет ли возможности догнать князя Святослава? Если его взять, то и со старшими братьями легче будет договориться. Куда там! Только собаки одни и остались, даже не расцепленные еще. Визжали и лаяли возле кромки леса, не понимая и удивляясь: почему это хозяева бросили их, когда охота только начиналась. Что ж, собак взять тоже неплохо.
Разгром окончательно довершила Ярунова сотня. Сотник Ярун точно оценил обстановку и сразу вместе со своими бойцами выбежал из города. Врубились в самую гущу, не жалея никого. Их понять было можно: хоть осада и продолжалась всего несколько дней, а с пяток приступов им таки пришлось отбить. И на врагов они успели уже накопить злости.