— Нет, я только начал свои исследования.

— Но в чем они заключаются?

— Я уже говорил: мне нужно узнать как можно больше. Вам, Николай Петрович, наверняка уже сообщили, где я сегодня побывал и что делал.

— Если все это в пользу картины, я нисколько не возражаю, — пожал плечом Великовский и снова сел за стол, — ты, наверное, заметил некоторое мое раздражение, но пойми меня правильно — я никогда не опаздываю к обеду и от других требую того же. Жизнь не должна превращаться в хаос. Ты уж извини, но теперь тебе придется есть где-то на улице, и очень жаль, ведь ты не сможешь отведать этого замечательного десерта.

Гордеев загородил собою линию стола и присел, чтобы получше разглядеть блюдце с мороженым, стоявшее перед министром, потом выпрямился и произнес:

— И правда выглядит сногсшибательно.

Снова могло показаться, что под веко Николаю Петровичу впрыснули «дымящуюся» воду; он даже задвигался на стуле — слова племянника доставили ему огромное удовольствие.

— Я сам покупаю это мороженое, оно очень сочетается с трюфелями.

Гордеев замер от удивления.

— Какими трюфелями?

— Эту крошку я сам делаю из шоколадных трюфелей. Первый раз я попробовал их еще в раннем детстве и, что называется, влюбился раз и навсегда. Мать купила коробку трюфелей в честь праздника — отец вернулся из Швейцарии; он был известным академиком и преподавателем математики, и я тоже тогда хотел им стать, — пока Великовский говорил, Петя достал из-за линии кармана своих шорт игрушечное такси, в котором виднелся темный профиль шофера, — маленький глаз того под застекленной железной оправой очка был серебристо-серого цвета и походил на монету или на маленький поднос, вроде того, который чистил антиквар в своей лавке, — и принялся катать машинку по линии стола, то и дело загораживая ею трапецеидальные блюдца с холмиками мороженого, потом достал из-за щеки коллекционную монету и положил ее в багажник; Гордеева посетила неожиданная мысль: «Великовский сказал: «я тоже тогда хотел им стать». Как, однако, странно это звучит! Можно подумать, он хотел стать собственным отцом!». Внезапно Софья ни с того, ни с сего чихнула, как будто увидела глаз шофера внутри Петиной машинки; Николай Петрович, между тем, продолжал свой рассказ:

«Мать накрыла на стол и теперь чистила серебряное блюдо, на которое у нас всегда ставились бутылки с вином; оно так нестерпимо блестело, что со мной происходило то, что и с Софьей сейчас — я чихал. Ха-ха… вот такие фокусы и совпадения. Трюфели лежали прямо передо мной, на линии стола, но мать зорко следила, чтобы ни я, ни мой младший брат Юрка не стянули конфеты. Наконец из-за линии двери появился отец. Он только что вышел из душа и переоделся; его волосы, зачесанные назад, как будто были намазаны бриолином.

— Что это? Ага, трюфели! Давно их не ел. А что на первое?

— Свинина, — ответила мать.

Мы сели за стол; я, между тем, успел стянуть одну конфету и проглотить ее — на вкус она была изумительной, — а отец принялся рассказывать, что на обратном пути из аэропорта ему попалось очень странное такси.

— В нем были необычные сиденья в виде растопыренных ладоней. Когда, сев, закрываешь их собой, можно положить голову на любую подушечку пальца.

— И правда странно, — заметила мать, — в жизни не видела кресел с несколькими спинками.

— Да-да, Люда, ты сказала совершенно верно. Вот именно, что с несколькими спинками.

— Откуда он достал такие кресла? — спросил я.

— Ему продал их один антиквар. С этим человеком он познакомился совершенно случайно, в театре, там проходило какое-то кукольное представление. Они сделались приятелями и, что важнее всего, таксист после смог извлечь из этой дружбы денежную выгоду, ведь кресла достались ему по дешевке, — он помолчал, съел немного свинины и потом обратился ко мне, — кстати, сын, ты не хотел бы стать антикваром? Любопытная профессия.

Я не знал, что ему ответить на этот неожиданный вопрос, а мой младший брат, посчитавший, видимо, что антиквар — это тот, кто все время что-то коллекционирует, сказал:

— Тебе нужно будет собирать платки, тогда-то ты станешь поменьше чихать.

Я посмотрел на него с негодованием и вдруг из моего полурта сама собой вырвалась странная фраза:

— Если я когда-нибудь захочу что-то коллекционировать, то это будут непременно люди.

От неожиданности мать выронила из полурта кусок свинины, а отец специально встал из-за стола, чтобы загородить меня собою и получше рассмотреть…»

— Вот такая вот история. Теперь, спустя много лет я убежден, что сказал это, потому что в тот момент из-за съеденной конфеты лучше заработали мои мозги.

— Стало быть, вы неслучайно оказались в министерстве, — заключил Гордеев.

Великовский улыбнулся.

— И да, и нет. Бытует мнение, что это всегда происходит случайно.

— Дедушка, расскажи, как ты однажды отправился в сад и целый день рылся там в земле в поисках трюфелей, — попросил Петя с улыбкой.

— Ах это, — Великовский рассмеялся, — ну да было такое. Совершеннейшая глупость! Это произошло через несколько дней после тех событий, которые я только что описал. Как я уже говорил, мой отец был математиком. Один раз он оставил у себя на столе учебник, я открыл его и прочитал там какую-то задачу про свинью, рывшуюся в земле в поисках трюфелей. Я не сообразил, что имелись в виду грибы, и отправился в наш сад искать шоколадные конфеты — вот так-то! — чиновник гоготнул.

Гордеев побледнел. Ему вдруг показалось, что в голове у него раздался сухой щелчок, вроде того который посетил Асторина, когда он съел несколько шоколадных трюфелей — Великовский засмеялся сейчас точно так же, как таксист, который утром подвозил его к антикварной лавке. Под тяжестью этого и других совпадений художник покачнулся, но тут же взял себя в руки и спросил:

— Дядя, вы сегодня пойдете в министерство?

— Нет, у меня выходной.

— Тогда я наведаюсь туда.

— Пожалуйста, если это необходимо.

— Но зачем вам в министерство? — удивилась Софья, потом съела еще мороженого и вдруг вытянула руки вперед и сцепила пальцы, как будто стараясь изобразить ими дикобраза.

Гордеев ничего не ответил и вышел.

Великовский почему-то опять гоготнул и склонился над недоеденным мороженым.

Гордеев остановился в плоскости улицы, у линии входа в министерство. Здание напоминало огромный деревянный шкаф с десятками ячеек-комнаток, многие из которых были зашторены и имели небольшие светло-коричневые прямоугольники около линий входов, — то были узкие коридоры, — а небольшой кусочек золотисто-голубого вечернего неба, смотревший в глаз художнику, усыплен был крошечными корабликами облаков, и на каждом плыл овальный темно-зеленый лист дерева с фосфоресцирующим черенком и тонкими сосудами, походившими на кровеносную систему человека.

Гордеев некоторое время созерцал этот мелькающий анимационно-телепатический колорит, затем прошел в левую нижнюю ячейку шкафа и заслонил собою часть охранной будки у линии входа. Он только представился охраннику, и тот сразу же улыбнулся и заморгал потеплевшим глазом, как будто под веко ему впрыснули «дымящуюся» воду.

— Проходите. Вас ждут уже. Кабинет номер 403. Там спросите Николая Петровича Застольного — это заместитель Великовского.

— Его зовут точно так же, как самого Великовского, — заметил Гордеев, после чего поблагодарил охранника и отправился на четвертый этаж — на четвертую полку книжного шкафа, к третьей слева ячейке.

Зайдя в прямоугольник коридора, он постучал в дверь.

— Входите, — послышался грудной мужской голос.

Гордеев зашел за линию и, пройдя по всей плоскости кабинета, увидел человека в пиджаке, который, присев, собирал с пола осколки керамической копилки, сделанной в виде свиньи.

— Вот несчастье, — сказал он, приметив Гордеева глазом, — этой копилке было очень много лет. Мне подарила ее моя первая девушка… давно это было.

— Сочувствую… — Гордеев присел так, чтобы ему удобнее было разглядеть человека, ползавшего по полу; вдруг на несколько секунд его охватила странная галлюцинация — он будто увидел изображение на быстро перематывавшейся пленке, и человек в пиджаке так суетился, так прыгал то влево, то вверх по плоскости, что ей-богу похож был на куклу, танцующую на лесках; Гордеев моргнул пару раз глазом — галлюцинация исчезла, мир обрел прежние скорости, — вы, наверное, знаете уже, кто я и зачем пришел?