И хоть в политике Богданкевич был демократом, но как банковский управленец он придерживался вполне «государственных», даже авторитарных методов. Так на его месте вел бы себя любой банкир, в том числе и Винникова, но они в тот момент находились каждый на своем месте, а потому война между ними была неизбежна: каждый защищал свои интересы.

Лукашенко быстро понял, что Богданкевич лишь буквально выполнил его требование: остановил рост курса доллара — одного из индексов инфляции. Остановить же инфляцию, в первую очередь — рост цен на основные товары и услуги, можно было только в результате решительного реформирования белорусской экономики в целом. Но реформирование означало разгосударствление, отказ от административных методов управления экономикой, а к этому президент, как уже говорилось, готов не был: для него отказ от административных методов управления был равнозначен отказу от власти.

И тогда он прибегнул к старому способу, известному едва ли не со времен царя Хаммурапи: стравил между собой двух влиятельнейших банкиров страны. Чтобы, наблюдая за схваткой, извлекать для себя рациональные зерна, а потом руками одного из противников убрать другого.

Вот что пишет Тамара Винникова в своих письмах-мемуарах специально для нашей книги:

«Президент стал лично адресовать мне всю почту с вопросами, которые находились в компетенции Нацбанка.

Я и мой аппарат просто захлебнулись в потоке вопросов и подготовке вариантов решения той или иной проблемы. Одновременно это было пощечиной для Богданкевича.

Тогда Богданкевич направил к нам очередную огромную партию контролеров. Команда банка задыхалась, многие оставались на работе сутками, стали увольняться. Мой рабочий день заканчивался в 2-3 часа ночи, и в 8-9 утра я уже была на работе.

На одной из встреч с президентом я затеяла разговор о том, чтобы вопросы компетенции Нацбанка решал все-таки его аппарат — 500 человек штата только главного офиса.

Он хитро улыбнулся в усы и сказал, что если сложно справляться с объемами, надо перейти в Нацбанк, и проблемы будут решены. Воспользовавшись этим разговором, я предложила ему посмотреть несколько кандидатур на этот пост, две из них были кадрами из Москвы, хорошо ему известными и достойными профессионалами. Он согласился, но все предварительные переговоры поручил провести мне, чем я активно занялась».

Но у Богданкевича были мощные союзники в структурах власти. Правительство возглавлял Михаил Чигирь, Администрацию президента — Леонид Синицын. Ни первый, ни второй к Винниковой особых симпатий не испытывали. Чигирь — в силу собственного банковского прошлого, Синицын…

Леонид Синицын вспоминает:

«Когда она появилась и начала на совещаниях откровенно лгать, это для меня был шок. Слияние банков, исчезновение банков… Мне было абсолютно понятно, с какой целью это делается. И я об этом ей сказал. С этого начался наш конфликт, хотя внешне мы были дружны. И по прошествии времени я к ней по-человечески очень хорошо отношусь…».

Винникова ему как бы отвечает:

«Богданкевич понимал, что дни его сочтены. Президент его уже откровенно игнорировал. Но Синицын питал к Богданкевичу личные материальные симпатии и вызвался отрегулировать эти вопросы.

По его инициативе прошло несколько встреч у президента, где выяснялись причины наших разногласий, в том числе и по вариантам решения экономических проблем в стране. Никаких слез, обмороков, как писалось в некоторых статьях, не было. Наоборот, совместное рассмотрение некоторых проектов, где наши мнения расходились, показало, что мои аргументы просчитаны до мелочей. Президент им отдавал предпочтение, а в последующем уже сама жизнь доказала их состоятельность.

Синицын — не дурак, первый понял, что просто так скинуть меня со счетов им не удастся».

Можно, конечно, лишь догадываться, что имеет в виду Синицын, когда говорит о том, что Винникова «откровенно лгала», и на что намекает сама Винникова, когда говорит о «личных материальных симпатиях» Синицына к Богданкевичу… В любом случае, представляли они разные банковские кланы, защищали каждый свои интересы. При этом «рыночник» Богданкевич отстаивал идею более жесткого контроля за коммерческими банками, а Винникова, банк которой создан в свое время при покровительстве правительства, была вынуждена бороться за ослабление государственной удавки, накинутой на ее шею.

Но вернемся к сюжету «войны». Итак, Синицын добился исключительного права на экспертизу подаваемых неформальным советником президента Тамарой Винниковой докладных записок.

«Для меня, — вспоминает Тамара Дмитриевна, — это были черные дни. Во всех смыслах. Потому что за проектами стояли конкретные люди, компании и деньги. Заканчивалось все тем, что при отклонении проекта всем недовольным указывалось мое имя.

Для примера приведу проект, который был подготовлен Хилько172, это проект перевода всех денежных потоков страны в Сбербанк. Сбербанк должен был бы забрать денежный кошелек правительства и его Минфина, Нацбанка и т. д. Кроме того, местная власть должна была держать отчет перед Хилько по использованию средств… Надо отметить, что к тому времени Сбербанк был банкротом, 85% валютных средств были использованы так, что вернуть их было невозможно. Я была против этого варианта».

Но одновременно существовал и другой вариант спасения Сбербанка.

Тамара Винникова продолжает:

«Богданкевич внес предложение объединить Сбербанк со Стройбанком и таким образом его спасти. При этом он решал две проблемы — устранение Ракова (руководителя Белпромстройбанка. — А. Ф.), они были непримиримыми соперниками, и закрытие долга, так как основные экспортеры и, следовательно, держатели валюты — клиенты этого банка».

Выслушав две стороны, Лукашенко предложил третий вариант, собственный. Винникова говорит:

«Президент к тому времени уже мало кому верил, спецслужбы его информировали о том, что схема приватизации через систему запланированных банкротств в Москве набирает силу, и Сбербанк нашей республики — вполне возможная жертва. Он пригласил меня, ознакомил с предложениями Богданкевича и сказал, что он решил объединить со Сбербанком не Промстройбанк, а Беларусбанк173.

Когда я об этом сообщила владельцам банка, они были шокированы. Уже подобрались кадры, заканчивалось строительство шикарных офисов, под залог которых можно было получить кредит в любом отечественном и зарубежном банке. Был добротный парк автомобилей высшего класса для персонала и перевозки ценностей. Уже работали кредитные линии Европейского банка реконструкции и развития. Все рушилось. А главное — терялась независимость банка. Учредители банка ответили отказом, о чем я и сообщила лично президенту. Он приказал провести совещание и поставить вопрос на голосование, как и предусматривал закон, просил, чтобы те, кто против, остались в зале, он лично приедет и проведет беседу о важности воссоединения.

Владельцев капитала, желающих иметь беседу лично с президентом, не нашлось. Решение о слиянии было принято практически единогласно».

Проигравшему Богданкевичу не оставалась ничего, кроме как подать в отставку. Ушел он с поста председателя правления Национального банка даже без соблюдения надлежащей процедуры: ведь его назначение утверждал Верховный Совет, он же должен был бы и принимать отставку…

Но Верховному Совету было уже не до Богданкевича.

Глава четвертая. Прощай, свобода слова!

Он не простит им эти слезы

Готовился второй антикоррупционный доклад. С ним собирался выступить бывший член парламентской комиссии по коррупции (той самой, лукашенковской), бывший рабочий одного из минских заводов, член оппозиции БНФ Сергей Антончик, мечтавший стать белорусским Валенсой.

Антончик был уверен, что козырная карта борьбы с коррупцией еще не отыграна. Он не почувствовал изменившейся ситуации, а атмосфера в обществе была уже не та, что год назад.