«Беларусь для любого русского человека всегда будет надежной опорой и настоящим домом. Вы в этом должны быть уверены, кто бы что ни говорил или ни писал. Несмотря на разного рода перипетии, порой непонимание в наших отношениях, мы разумные серьезные люди, найдем выход из самых сложных ситуаций. Нам иного не дано, кроме как быть вместе»457.

Есть, правда, одно «но»…

Хорошо зная нашего героя, мы не можем не насторожиться, когда он кого-то слишком горячо в чем-нибудь заверяет, да еще прикладывает руку к сердцу. Тем более, если мы видим, что с какой-то целью он при этом еще и отступает от правды:

«Нам непросто было в начале 90-х повернуть страну вспять, когда каждый русский человек сидел на чемоданах. Это сделал народ. Но народ на референдуме в 1996 году сказал: Россия — это наша страна. Это наши люди, братья»458.

Но ведь никто в Беларуси ни на каких чемоданах не сидел459. И на референдуме 1996 года речь, как мы помним, шла совсем о другом… Зачем же он так усугубляет и драматизирует? Чего добивается?

Нет, все здесь, с самого начала, совсем не просто. Это можно понять, если попытаться взглянуть на первую московскую встречу глазами директора совхоза, только что стремительно взлетевшего к вершине власти. Тут фраза «я приехал в свою столицу» обретает совсем иной смысл.

Что же увидел Лукашенко в свой первый приезд, с разгону ворвавшись в парадные покои «Царя Бориса»?

Говорит Анатолий Лебедько:

«Лукашенко приезжает в Кремль, молодой, энергичный, идет уверенной походкой (только что покатался на лыжах) и видит полуразваленного, дряхлого, проспиртованного Ельцина. Ну не мог он тут же не подумать: "И у этого человека есть огромная власть, у него Кремль, у него атомная бомба, и эта великая страна…".

А потом он едет во Владивосток, или к кубанским казакам. Его принимают с искренним восторгом и обожанием. Так это ладно, это — те, кого он сам называет простыми людьми! Но в Санкт-Петербурге на форуме встают ученые, встают люди с министерскими портфелями и устраивают ему овации. Ну точь-в-точь, как в Беларуси. И ведь чуть-чуть надо, всего один еще шаг, и вся эта власть, все эти почести будут у тебя постоянно».

Это всего лишь предположения белорусского политика, впрочем, неплохо знакомого с Лукашенко. Догадка. Но мы еще вернемся к этой теме. И увидим, что мысль (если допустить ее возможность), зародившаяся тогда в сознании нашего героя, неукротимо прорастала, определив развитие всей его дальнейшей и, безусловно, двойной игры в братскую любовь с Россией.

Нефть за поцелуи

Встреча с Борисом Ельциным, проявившим симпатию к молодому провинциальному коллеге, показала Лукашенко, что Россия, в лице этого сентиментального «дедушки», готова… платить за любовь к ней. Причем платить достаточно щедро.

Под заверения о готовности жить вместе уже после первого визита белорусской делегации в Москву великодушный хозяин Кремля «списал» накопившиеся к тому времени и немалые белорусские долги за энергоносители460.

Лукашенко тогда заявил прямо и с подкупившей Ельцина откровенностью:

— Не я эти деньги занимал, не мне их и отдавать.

Но Россия огромна, конъюнктура газового рынка в Европе складывалась в ее пользу, можно и без какого-то там, понимаешь, миллиарда перебиться… Да и внешний вид белорусской делегации, который так смущал Синицына, видимо, сделал свое дело: ну как у таких «сирых» последнюю копейку отнимешь? Какие там еще, понимаешь, старые долги…

Таким образом, установка на дружбу и единение с Россией начала давать свои плоды с первого дня. И союз с Россией сразу стал для Лукашенко не только твердой, но и весьма прагматичной позицией.

Курс на сближение заметно успокаивал и пророссийски настроенную часть белорусского электората, которая давила на своего избранника, заставляя Лукашенко отрабатывать взятые на себя предвыборные обязательства. Помню, как в Администрацию президента приходили в начале сентября 1994 года отцы и деды школьников — с требованием немедленно перевести школу, которую посещает их дорогой сын и внук, на русский язык обучения. И вели они себя крайне агрессивно.

Многих беспокоила и другая проблема. Люди испугались отделения от России государственной границей. И дело даже не в родственных связях: большинство белорусов — что в Пермь, что в Неаполь — раз в жизни, может быть, и выедут. А в том, что в Беларуси многие привыкли рассматривать Россию как источник сырья и рынок сбыта собственной продукции. Что будет, если Россия вдруг отгородится от белорусских товаров? Эти настроения Лукашенко использовал еще во время первой избирательной кампании, уверяя, что в случае своей победы он мигом разгрузит затаренные готовой продукцией склады, восстановив нормальные отношения с Россией.

Надо сказать, что так и получилось.

Россияне готовы были покупать дешевую белорусскую продукцию — грузовики, холодильники, телевизоры, трикотаж. А уж продовольственные товары отрывали буквально с руками: они были качественнее и значительно дешевле российских.

Налажены были и другие, не менее и даже более важные для экономики Беларуси связи.

Россия согласилась поставлять в Беларусь энергоносители по внутрироссийским ценам. Для сравнения: даже после того как в феврале 2004 года состоялась известная «газовая война» (о ней мы еще расскажем), цена на российский газ для белорусского потребителя осталась менее 48 долларов за тысячу кубов. Литва платит за такой же объем газа 80 долларов, а Польша и Румыния — 100. А так как белорусская промышленность крайне энергоемкая, то дешевизна энергии, заложенная в цене, поднимала конкурентоспособность продукции, делая ее дешевле. Следует учитывать также, что значительную часть экспорта белорусских предприятий составляет продукция нефтеперерабатывающего комплекса. За счет более низкой цены на нефть, поставляемую на белорусские" нефтеперерабатывающие заводы, Беларусь также зарабатывает достаточно серьезные деньги. А рост цен, по которым Россия отпускает нефть на мировой рынок, самым благотворным образом влияет на белорусскую экономику, несмотря даже на подорожание нефти и для белорусов. Россия богатеет, и сразу растет белорусский экспорт в нее461.

Леонид Синицын, возглавивший Некоммерческий фонд российско-белорусского экономического партнерства, раскрывает механизм таких «братских» взаимоотношений на простом примере:

«На России Лукашенко зарабатывает столько, сколько та может стерпеть. Возьмем, например, газовую проблему. Россия поставила нам газ в долг. А Беларусь говорит: мы не платим, потому что у нас неплатежи от потребителей. Получается, Россия нас прокредитовала, допустим, на миллиард.

Дальше мы с ней рассчитались, но на пятьдесят процентов — полмиллиарда у нас в кармане. Но мы-то свои предприятия заставляем платить за газ! Причем полностью, и получаем от них миллиард. Таким образом, в бюджете появляются деньги — полноценные полтора миллиарда. Лукашенко берет эти деньги и отправляет их в народное хозяйство — а по сути, в свой электорат. Перераспределяет. На полтора миллиарда Россия его как бы кредитует — только на газовых поставках.

А потом, создавая здесь массу продукции на деньги, которые таким образом появились, он приходит в Россию и говорит: возьмите нашу продукцию в счет долгов. И тем самым еще раз кредитуется на полмиллиарда.

Так и набегает около двух миллиардов. И это только по газовой энергетике, не считая, к примеру, военных дел».

И так — каждый год!

Этот весьма выразительный пример «братских» отношений комментирует, обращаясь к российским политикам, лидер парламентской группы «Республика» генерал Валерий Фролов: