В кругах военного руководства также считали, что в ноябре военная угроза ослабла20. 25 ноября в обзоре разведотдела финской армии делался вывод, что Советский Союз не начнет войну в условиях наступления зимы и с учетом того, что Германия не проявляет активности в ведении военных действий на Западе. Советскую политику отсрочки наступления рассматривали в этом обзоре как типичное торгашество. Считалось, что Москва не предпримет силового давления и потому, что прервались переговоры, которые велись с Турцией21.
Вместе с тем маршал Маннергейм не был столь оптимистичен. Он считал необходимым держать войска, сосредоточенные в приграничных районах Карельского перешейка, в повышенной боевой готовности. Аналогичного мнения придерживался командующий Армией перешейка генерал-лейтенант Эстерман22.
В кругах политического и военного руководства Финляндии склонны были считать боевую готовность страны довольно высокой, что показали осенние маневры финской армии. По утверждению известного в Финляндии военачальника полковника П. Талвела, в войсках царило "воинственное настроение". Об этом же писал впоследствии и один из руководителей шюцкора в 1939 г. А. Мартола23. Более того, в оперативных планах допускалась возможность переноса боевых действий на советскую территорию. Впоследствии же, через несколько месяцев после зимней войны, официально высказывалась точка зрения о том, что если бы у Финляндии были достаточные силы, ей следовало вторгнуться в пределы Советского Союза и занять позиции "далее границ 1939 года"24.
Перед советским руководством в преддверии войны помимо чисто военных вопросов стояла и серьезная проблема общеполитического характера. Как обосновать, что предпринимаемое наступление и операция по разгрому финской армии вызвана ее собственными действиями? Требовалось доказать виновность Финляндии в том, что пришлось вынужденно прибегнуть к силе оружия. От этого во многом зависело морально-политическое состояние советского общества и отношение к войне финского населения. Важное значение имела реакция мировой общественности на то, что Советский Союз, активно выступавший в Лиге наций за обуздание агрессии, сам начал вооруженные действия против соседнего государства.
Судя по всему, поиски решения этой проблемы также протекали в большой спешке. Как показывает сопоставление отдельных документов и фактов, "политический сценарий" был принят после явно обозначившегося тупика на московских переговорах, но не позднее 11 ноября25. В узком кругу политического руководства (Сталин, Молотов, Ворошилов, Жданов) родился тогда замысел создания с началом военных действий альтернативного правительства Финляндии (после вступления на ее территорию Красной Армии), а также заблаговременного формирования подчиняемых ему вооруженных сил из числа финнов и карел, проживающих в Советском Союзе. Для реализации этого замысла бы привлечен находившийся в Москве в эмигрантском руководстве ко партии Финляндии и в Исполкоме Коминтерна О. Куусинен. Участие же Красной Армии в боевых действиях на территории Финляндии должно было официально осуществляться на основе договора с новым правительством. Хотя Сталин нередко выступал с критикой идеи экспорта революции, этот замысел реально означал попытку осуществления ее на практике26.
Мысль о создании правительства Куусинена, вероятно, появилась самое позднее 13 ноября, когда секретарю ЦК КПФ А. Туоминену, находившемуся в Стокгольме, был направлен вызов прибыть обратно Советский Союз. Конкретные указания (очевидно, устные) о формировании армии "народного правительства" опять-таки были даны еще до того, как Ворошилов 11 ноября отдал приказ о ее создании27. Подготовка альтернативного правительства Финляндии и его армии велась до конца ноября. Оставалось найти повод для начала войны.
В рекомендациях советского полпреда в Хельсинки Деревянского, направленных Молотову 17 ноября в форме докладной записки, содержалось перечисление ряда мер давления на Финляндию для создания напряженной обстановки в советско-финляндских отношениях. Имелось в виду использовать для этого средства печати, проведение массовых демонстраций в Ленинграде и принятие ряда других мер. В случае же, если правительство Финляндии не удовлетворит требования советской стороны, то идти на разрыв пакта о ненападении, сообразуя этот шаг учетом складывающейся международной обстановки28.
Все, что происходило затем, дает основание заключить о довольно последовательном осуществлении на практике рекомендаций полпреда. Атмосфера в советско-финляндских отношениях с помощью средств массовой информации была доведена до крайней степени напряженности. Особенно резкий крен в сторону усиления конфронтации между двумя государствами стал наблюдаться после выступления с речью ноября премьер-министра Финляндии А. Каяндера. В Советском Союзе было обращено особое внимание на ту ее часть, где Каяндер подчеркнул, что правительство не пойдет навстречу предложениям СССР, в ответ "Правда" опубликовала 26 ноября запредельную по своей нахальности и формулировкам статью под названием "Шут гороховый на посту премьера"29.
В тот же день произошло еще более существенное событие, которое известно в истории как "Выстрелы у Майнилы". По сообщению ТАСС, 26 ноября в 15 час. 45 мин. финская артиллерия обстреляла Карельском перешейке пограничную местность у деревни Майнила, результате чего четыре красноармейца были убиты и девять ранены.
В ноте, которую через несколько часов Молотов передал финляндскому посланнику Ирье-Коскинену, происшедшее у Майнилы квалифицировалось с советской стороны как "враждебный акт против СССР", в связи с чем предлагалось отвести финские войска от границы на 20–25 км, чтобы не создавалась угроза Ленинграду30. В последующие три дня в советской печати появились и другие сообщения о вооруженных столкновениях на советско-финляндской границе в Карелии и Заполярье. В основе их были донесения пограничных войск и военного совета Северного флота31. Но центральным событием стали все же выстрелы у Майнилы. Именно вокруг этого инцидента сложилась острая конфликтная ситуация с драматическими последствиями.
С финской стороны происшедшее у Майнилы было истолковано как обстрел, который велся советскими орудиями. Маннергейм сразу же заявил, что в это время финские передовые батареи легкой артиллерии не могли обстрелять район Майнилы, так как находились на удалении 20 км от границы32. Данные финских пограничников, зафиксированные в журнале наблюдений, также свидетельствовали, что артиллерийские выстрелы производились с советской стороны. За период с 15.30 до 16.05 (московское время) было зафиксировано пять артиллерийских и два гранатометных выстрела. Характерно, однако, что, по данным советских документальных источников, в районе Яаппинен (в 5 км от Майнилы) располагалась одна из финских батарей33. По финским же данным, она переместилась туда после упомянутых выстрелов.
Советская сторона не проявила желания провести совместное расследование происшедшего, как это предусматривалось соглашением о режиме границы. Официально лишь сообщалось, что полковник П.Г. Тихомиров, являвшийся начальником оперативного отдела штаба ПВО, выехал на место конфликта. Итогов проведенного им расследования происшествия у Майнилы не публиковалось. К тому же не оперативный дежурный штаба ЛВО сообщил в Москву о случившемся, а, наоборот, изначально с запросом по этому поводу обращались к нему из генштаба34. Остались безвестными и те красноармейцы, о которых сообщалось, как о погибших от артобстрела у Майнилы.
Поиски историков пока не дали возможности получить точные сведения. В архиве А. Жданова найдены лишь лаконичные заметки, которые могут относиться к указанным событиям: «1. Батальон войск НКВД. 2. Рация. 3. Митинги. 4. Люди "о начале". Насчет полка. Войны не объявляются (последнее слово зачеркнуто. — Авт.). 5. Листовки 30-го. 6. Речь Молотова… 7. Радиоперехват. Обращение ЦК финской компартии. Крупными: К трудящемуся народу Финляндии (радиоперехват — перевод с финского)»35. Дата записей не указана. Финляндские историки расшифровывают все это как свидетельство намечавшихся действий, предшествовавших войне. При этом первый пункт о батальоне войск НКВД рассматривается ими как относящийся к событиям у Майнилы и делается ссылка на показания одного из советских военнопленных о том, что вблизи Майнилы видели начальника НКВД по Ленинградской области комиссара 3-го ранга С. Гоглидзе. По рассказам бывшего майора госбезопасности (впоследствии генерала) Окуневича, он вместе с двумя московскими "специалистами по баллистике" и 15 другими военнослужащими произвели пять артиллерийских выстрелов из нового секретного оружия в районе Майнилы36. Такая реконструкция событий все же не дает точного ответа о происшедшем.