Гельмут Симон

ВОЙНЫ РИМА В ИСПАНИИ

154—133 гг. до н. э.

ИСПАНИЯ В ОГНЕ:

О КНИГЕ ГЕЛЬМУТА СИМОНА И ЕЕ ПРЕДМЕТЕ

Как писал немецкий антиковед Герман Бенгтсон, войны Рима в Испании (Иберии) в 154—133 гг.[1] отнюдь «не являют собою славную страницу римской истории», ибо поражения римлян в те годы более известны, чем их победы^{1}. Приведем лишь самые известные примеры. День 23 августа, когда кельтиберы разбили армию консула Фульвия Нобилиора (153 г.), с тех пор считался у римлян несчастливым. В 137 г. другой консул, Гостилий Манцин, капитулировал со своим войском перед теми же кельтиберами под Нуманцией и обещал покинуть Испанию. Сенат расторг договор Манцина с победителями и выдал им консула в знак непричастности к его дипломатическим актам. Такое было прежде лишь один раз, в 321 г., когда самниты заставили римлян сдаться в Кавдинском ущелье, и более не повторялось. Именно в рассматриваемое время взошла и закатилась звезда одного из самых знаменитых врагов Рима, лузитанского «национального героя»^{2} Вириата, которого одолели не в открытом бою, а убили с помощью предателей.

Но это все лишь самые яркие факты. Более важно другое: какое место занимали войны 154—133 гг. на Пиренейском полуострове в римской политике той эпохи, а также в судьбах самой Испании?

Впервые римляне высадились в Испании в 218 г., когда началась Вторая Пуническая война. Не менее половины Пиренейского полуострова находилось тогда, как известно, под властью карфагенян (пунийцев). Братья Гней и Публий Корнелии Сципионы нанесли им немало поражений, но затем сами были разбиты и погибли; покорение же карфагенской Испании завершил сын Публия, будущий победитель Ганнибала. Хотя Публий Сципион старался действовать достаточно гибко, подчеркивая, что освобождает испанцев от пунийского владычества, они «рано разглядели в новом союзнике старого господина»^{3}. Со «смутьянами» Сципион обходился беспощадно: города Илитурги, Оронгис, Астапа исчезли с лица земли. Но едва он уехал из Испании, как там вспыхнули новые волнения, которые вылились в 197—179 гг. в грандиозную войну, иногда называемую Первой Кельтиберской^{4}, хотя в ней участвовали также племена иберов, ваккеев, лузитан. После кровопролитных и часто неудачных боев римляне смогли покорить племена Ближней Кельтиберии. Полководец Тиберий Семпроний Гракх заключил с последними договор, названный по его имени Гракховым. Побежденные обязались платить дань (tributum), поставлять вспомогательные отряды в римскую армию и не строить новых городов, ибо те, будучи крепостями, могли стать очагами сопротивления, причем от первых двух условий римляне позднее отказались, сохраняя за собой, однако, право возобновить их[2]. Эти условия оказались основой для modus vivendi на последующие 25 лет[3].

В 197 г. владения Рима на Пиренейском полуострове были разделены на две провинции: Ближнюю Испанию (Hispania Citerior) и Дальнюю (Hispania Ulterior), административными центрами которых стали соответственно Новый Карфаген и Кордуба^{5}. Хотя и здесь имели место многочисленные вымогательства, для которых частые войны давали удобный предлог^{6}, но в целом римляне боялись обращаться с испанцами столь же нагло и бесцеремонно, как то было в Азии или на Сицилии^{7}, — туземцы умели постоять за себя. Поэтому уже в 171 г. сенат создал специальную комиссию для разбора жалоб населения испанских провинций, решил не посылать в испанские города сборщиков налогов и запретил наместникам манипулировать ценами на зерно, которое местные жители должны были продавать римской казне (Liv., XLIII, 2, 3—11). Кроме того, последние, видимо, обязаны были платить десятипроцентную подать, но позднее ее снизили до 5%^{8}. Как уже говорилось, с племен Ближней Кельтиберии до поры до времени прекратили взимать дань[4]. Не появлялась здесь в первые десятилетия римского владычества и сенатская комиссия, обычно приезжавшая для обустройства дел на только что покоренные земли^{9}. Таким образом, римляне проводили на Пиренейском полуострове достаточно осторожную политику, в полной мере реализуя принцип divide et impera — на долю разных общин приходились отнюдь не одинаковые права и обязанности^{10}.

Подобная политика позволяла поддерживать в испанских провинциях относительное спокойствие. Но в 154 г. все изменилось — лузитаны совершили успешный набег на римские владения и разгромили армии обоих наместников. Авторитет римской власти был серьезно поколеблен. В этих условиях возник конфликт в Кельтиберии: началось возведение стены вокруг города Сегеды, чья площадь значительно увеличилась. Римляне обвинили туземцев в нарушении Гракхова договора и потребовали прекратить строительство. Кельтиберы отвечали, что договором запрещено строить новые города (= крепости), здесь же обносится стеной уже существующий. Сторону сегеданцев приняло сильнейшее кельтиберское племя, ареваки, конкретно же — аревакский город Нуманция, принявший к себе беглецов из Сегеды, спасавшихся от прибывшего римского войска. Консул Марк Фульвий Нобилиор потребовал выдачи сегеданцев и не хотел слушать никаких объяснений, а получив отказ, начал боевые действия. В ряде боев, однако, он был разбит — сказались доблесть и непривычная тактика испанцев, слабая подготовка римских войск и бездарность их командующего. Преемнику Нобилиора, консулу 152 г. Марку Клавдию Марцеллу, удалось на время погасить конфликт — он не только нанес кельтиберам чувствительные удары, но и проявил изрядную дипломатическую гибкость, уговорив их сдаться ему на милость и выдвинув относительно мягкие условия, которые туземцы приняли. Принцип безоговорочной капитуляции (deditio) был соблюден, и в сенате (пусть и не без колебаний) решили, что честь Рима не пострадала[5].

Однако эта война имела кровавый эпилог: прибывший в Ближнюю Испанию консул 151 г. Луций Лициний Лукулл, недовольный прекращением боевых действий в Кельтиберии, самовольно напал на племена ваккеев и вероломно расправился с жителями Кауки, которые впустили его в город под честное слово. Другие города ваккеев ему взять не удалось, однако им пришлось заплатить алчному римлянину контрибуцию. Затем Лукулл предал огню и мечу земли лузитан.

Но война в Лузитании, несмотря на наметившиеся успехи римлян, затянулась еще на десять с лишним лет. Виной тому во многом стали жадность и вероломство римского командующего Сульпиция Гальбы. Потерпев поражение под Кармоной, он затем все же смог окружить лузитан и обещал выделить им земли для поселения, но когда они сдали оружие, то были частью перебиты, частью проданы в рабство. Последствия этого злодеяния сказались в недалеком будущем. В 147 г. претор Ветилий окружил еще один отряд лузитан и предложил им сдаться. Однако их будущий вождь Вириат, памятуя обман Гальбы, подговорил соплеменников не верить римлянам, вывел их из окружения, разгромил Ветилия и целых восемь лет наносил завоевателям одно поражение за другим. В 140 г. он принудил римского военачальника Квинта Фабия Максима Сервилиана подписать выгодный для себя мир. Как ни странно, договор был утвержден в Риме — очевидно, во многом из-за непопулярности войны с лузитанами^{11}. Правда, уже в 139 г. проконсул Сервилий Цепион расторг этот договор без достаточных оснований и перешел в наступление. Вириата убили его соратники с согласия (если не по наущению) проконсула, который вскоре одолел ослабленных и лишенных умелого руководства лузитан. Хотя Цепион являл собой в высшей степени одиозную персону, он все же не стал вероломно убивать сдавшихся ему людей Вириата, а наделил их наконец землей, как то обещал, но не сделал в свое время Гальба. Вскоре сопротивление лузитан было окончательно сломлено Децимом Юнием Брутом, и война здесь прекратилась не менее чем на 20 лет. Развивая успех, Брут довел свои легионы до Галлекии (северо-запад Испании) и, как поэтично пишет Луций Анней Флор, «только тогда повернул боевые знамена», когда со «священным трепетом увидел солнце, закатывающееся в море» (II, 17, 12. — Пер. А. И. Немировского)[6].