Попытался определить его намерения. Привык это делать, сам сидя за рулем на трассе. «Этот тормозить не будет», — понял я. Вероятно, водитель был до бесчувствия пьян.
Я резко остановился. В два приема повернул обратно. Увидел, что громадные бампер и капот находятся уже совсем близко oт меня. Возникло ощущение чего-то громадного, словно надвигался паровоз…
Когда я сделал два или три шага в обратном направлении, я почувствовал, как что-то задело на спине мою куртку. Позднее я догадался — меня коснулось наружное зеркало. Их делают гладкими как раз на такой случай.
Можно ли подсчитать, сколько времени занял этот инцидент? Конечно.
Предположим, что джип двигался со скоростью 100 км/ч. Между мной и джипом было 10 метров. Сколько же мне понадобилось времени, чтобы спасти свою жизнь?
Таковы защитные, природно-физиологические механизмы нашего мозга и организма в целом. Они одинаково действуют, если опасность возникает стихийно, но мы не мешаем этим механизмам. И в случаях, когда на опасный поступок мы решаемся сознательно.
Если человек пьян, такого включения защитных механизмов не происходит. Организм вынужден тратить часть своей энергии на нейтрализацию алкоголя.
И последнее: есть люди, у которых переключение организма на «режим опасности» происходит стихийно. Это врожденное, генетическое свойство личности. У других оно проявляется, как часть профессионального навыка, который нарабатывается путем регулярных тренировок.
Смешно думать, что летчик-испытатель, которому предстоит поднять в воздух новую машину, ничего не боится. Но сомневаюсь, что механик перед взлетом подает ему в кабину граненый стакан.
Смешно думать, что выдающиеся советские разведчики Рихард Зорге, Рудольф Абель, Николай Кузнецов и другие, по много лет работая в стане противника, с утра до ночи ходили во хмелю. Для них ощущение ежечасной опасности было всего лишь мобилизующим фактором.
Писатель Аркадий Гайдар принадлежал к этому великому поколению. Да, бывало, что он сильно выпивал. При этом ему не нужно было напиваться — ни перед тем, как позвонить Ежову, чтобы спасти жену и сына; ни перед тем, как спасти ценой своей жизни товарищей-партизан…
В 1960 году я жил уже в Москве и работал в Научно-технической библиотеке Академии строительства и архитектуры СССР. Директором у нас была женщина лет пятидесяти, когда-то очень изящная и красивая, а теперь неизлечимо худая с издерганной нервной системой. Узнав, что я изучаю биографию Гайдара, моя начальница пригласила меня в кабинет и рассказала, что сидела в одном лагере с Соломянской и помнит, как Лию Лазаревну приезжал навестить Аркадий Петрович.
— Посмотреть на живого Гайдара сбежалась вся колония. От волнения лицо женщины порозовело и на короткий срок стало почти молодым. — Гайдар был не только очень знаменит. Он был необыкновенно красив. Это был добрый, улыбающийся богатырь. Лия рядом с ним выглядела совсем маленькой. Многие Соломянской завидовали: «Какой у тебя замечательный муж!» Большинство женщин не знало, что они давно в разводе.
Директриса объяснила, что хлопоты Гайдара, его заступничество за Соломянскую (о чем тоже все знали) не пропали даром. Лию Лазаревну освободили сравнительно скоро, еще до начала войны, в 1940 году. А мою начальницу — только 16 лет спустя..
Ее срок оказался громадным…
Так выглядела «безразличная ко всему» (если верить заявлениям Б. Г. Закса) личная жизнь А. П. Гайдара в годы Большого террора. Так проявлялось будто бы полное равнодушие писателя к тому, что происходило вокруг.
Здесь уместен вопрос: «Почему, если жизнь Гайдара и его близких в годы Большого террора была наполнена таким драматизмом и даже трагизмом, писатель ни разу не осудил, как утверждает Закс, происходящие события?»
Ответ прост. Аркадий Петрович не делал никаких заявлений в присутствии Закса. Гайдар своему давнему приятелю не доверял. У Аркадия Петровича имелись для этого серьезные основания.
В жизни всегда есть место чуду. Одно такое волшебство произошло со мной.
Это случилось в 1970-х годах. Я написал многостраничное письмо в ЦК ВЛКСМ тогдашнему первому секретарю Евгению Михайловичу Тяжельникову. Я не был с ним знаком. Видел его только издали. И позднее нас никто не познакомил тоже.
Мы пересекались с Евгением Михайловичем на торжественных мероприятиях. Совсем недавно встретились за праздничным столом, но и здесь не пожали друг другу руки. Так сложилось.
Я писал Тяжельникову, что в Советском Союзе недостаточно используется такое великое нравственное, педагогическое и художественное богатство, каким является наследие Аркадия Петровича Гайдара. И предложил целую программу.
Послание мое Евгений Михайлович зачитал на совещании всего аппарата ЦК комсомола.
— Мы ищем, чем занять наших детей, — сказал он, — и вот оказалось, что на самом деле для них имеется громадное поле деятельности.
Представьте мое изумление, когда практически все пункты моей программы были приняты.
• ЦК ВЛКСМ учредил «Знак А. П. Гайдара». Он присуждался раз в год, 22 января, в день рождения Аркадия Петровича, людям любой профессии за успешную работу с детьми на общественных началах.
Каждый год «Знака А. П. Гайдара» удостаивались только 12 человек со всего Советского Союза. Знак стал одной из самых престижных наград в стране. В январе 1985 года в списке награжденных, который публиковался в «Комсомолке», я увидел и свою фамилию.
• Был организован Всесоюзный штаб Тимура при журнале «Пионер». Его начальником стал редактор журнала, мой друг Станислав Александрович Фурин. Меня он взял к себе заместителем (на общественных началах).
На тогдашней новой волне в тимуровской работе, по нашим подсчетам, в отдельные годы принимало участие до 5,5 миллионов детей — примерно 20 % тогдашних школьников.
Штаб Тимура совместно с Центральным советом Всесоюзной пионерской организации имени Ленина провел два всесоюзных слета тимуровцев: один прошел в «Артеке»; другой — в Черкассах, близ тех мест, где Гайдар сражался и погиб.
В пионерском лагере «Артек» была установлена мемориальная доска в честь пребывания Аркадия Петровича в этих романтических местах.
• Наконец, было принято решение об издании нового Собрания сочинений писателя. Его подготовку поручили мне.
Первое Собрание сочинений Гайдара было выпущено в 1955–1956 годах в четырех книгах. Оно стало большим событием в жизни страны. Взрослые и дети впервые получили представление о масштабах наследия Аркадия Петровича. Весенне-зеленые томики и сегодня можно увидеть в книжных шкафах во многих семьях.
Но издание устаревало. Позднее выяснилось, что в него не вошли многие произведения писателя, его разящая, бесстрашная публицистика, не утратившие злободневности фельетоны. А еще отыскались письма, многочисленные дневниковые записи.
Нуждался в обновлении справочный аппарат: сведения о том, когда было задумано произведение, где написано, а затем издано, как новую вещь оценили критики и т. п.
Готовя новое Собрание сочинений, я нашел в дневниках Аркадия Петровича неизвестную ранее запись, которая меня особенно заинтересовала. Она касалась его давнего приятеля, обозначенного литерой «З». Относилась запись к хабаровскому периоду. Аркадий Петрович упоминал о загадочном «З» как о человеке своего круга. Это мог быть только Борис Германович Закс.
Сам Борис Германович к моменту выхода нового Собрания сочинений находился в Соединенных Штатах. Узнать мнение Гайдара о себе тут, в России, он не успел. А в Америке Борис Германович вряд ли с этой записью познакомился.
Привожу ее полностью. Она сделана 24 августа 1932 года.
«Не забыть мне никогда и переход через Сихотэ-Алинь. И как 3. (то есть Закса. — Б. К.) обыскивали на том основании, что где-то поблизости бродит банда.