В ноябре 1797 г. от Дрейка в Лондон на имя Джорджа Кантинга было направлено тревожное предупреждение: «Лорду Мэлзбери (одному из крупных дипломатов того времени – А. В.) необходимо принять к сведению, что Монгайяр обладает талантом к точному подделыванию любого почерка. Зная это, я обращал особое внимание на то, чтобы он не заполучил образец моей подписи. Всякий раз, когда я имел случай отвечать на его письма, мой секретарь писал ему записку, формально обращенную к третьему лицу».

Дрейк немного ошибся: «талантом» обладал не сам Монгайяр, а его столь же достойный соратник аббат Монте. Английской разведке не было от этого легче. Однако и графу стало утомительно выносить столь обидное недоверие. Что же оставалось после этого делать оскорбленному в своих лучших чувствах руководителю секретной службы эмигрантов, как не компенсировать себя продажей Директории сведений о Фош-Бореле и его переговорах с Пишегрю? Для этого Монгайяр специально съездил в Венецию и повидался с французским послом, которому передал все необходимые данные.

Конечно, после такой поездки возвращение в армию Конде становилось делом рискованным. Вместо этого Монгайяр написал принцу, что собирается порвать с политикой и поселиться во Франции. Вот только он, Монгайяр, не знает, что делать с хранящейся у него секретной корреспонденцией Конде – не передавать же ее Директории? Принц понял намек и выслал агенту чек на 20 тысяч франков. Удовлетворенный Монгайяр отправился со всеми секретными документами во Францию. На всякий случай, перед отъездом он заглянул к д’Антрегу, находившемуся в это время в Венеции, и сообщил через него королю эмигрантов – Людовику XVIII – о переговорах с Пишегрю. Правда, во время поездки не обошлось без неприятности. Фош-Борель настиг Монгайяра в одной швейцарской гостинице. Неблаговоспитанный гость поднял путешественника ото сна в 6 часов утра. Бывший книготорговец имел крепкие мускулы и, кроме того, для верности прихватил с собой двоюродного брата…

Фош-Борель отобрал у Монгайяра его портфель. Однако в портфеле не оказалось никаких важных документов. Монгайяр сознался, что бумаги спрятаны в потайном месте в Базеле, куда сразу же поспешил Фош-Борель. В тайнике действительно находились немаловажные бумаги, но самые секретные и опасные для роялистов документы Монгайяр благоразумно припрятал в другом месте, сохранив их как удобное орудие шантажа.

Вскоре после этого печального происшествия французские войска заняли Венецию, и Бонапарт овладел бумагами д’Антрега, часть из которых, в том числе и материалы о Пишегрю, он переслал в Париж. Пишегрю был арестован и обвинен в измене, но сумел бежать. Граф Монгайяр стал рьяным республиканцем, а потом – столь же ярым бонапартистом. В 1810 г. графа посадили в долговую тюрьму, но Наполеон выплатил его долги и назначил солидное ежегодное жалованье в 14 тысяч франков, используя Монгайяра для различных шпионских заданий. После реставрации Бурбонов Монгайяр, конечно, всюду разъяснял, что всегда был и оставался в душе роялистом, но уверения эти уже не имели успеха.

Взрыв на улице Сен-Никез – покушение на Бонапарта

Еще до переворота 18 брюмера, приведшего Наполеона к власти, он стал объектом ряда заговоров, организованных против него стараниями английской разведки.

Шел 1798 год. Молодого генерала Бонапарта, одержавшего ряд блестящих побед в Италии, Директория мечтает отослать куда-нибудь подальше от Франции. Бонапарт становится слишком популярным, и в то же время – грозным соперником для непрочного и не внушающего уважения правительства. И вот Бонапарта во главе Армии Востока направляют в Египет и втайне вздыхают с облегчением, когда английский адмирал Нельсон при Абукире уничтожает французский флот. Теперь для французской армии и ее генерала путь на родину отрезан английской морской блокадой. В битве при пирамидах Наполеон одержал победу над мамлюками – феодальным войском правителей Египта, но так и не смог подавить сопротивление народа завоевателям. Многие месяцы Франция не имеет достоверных сообщений о победах и поражениях своей Армии Востока.

Зато британская разведка получает их в изобилии. Египет и Сирия буквально кишат ее агентами. Английская разведывательная паутина окутывает всю французскую армию. Для наблюдения за портами, захваченными французами, выделены специальные сторожевые фрегаты английского флота. На военном корабле «Лайон» находилась штаб-квартира разведки.

Здесь у одного из ее руководителей, Джона Барнета, зародилась идея обезглавить вражескую армию, убив Наполеона. Конечно, шансы проникнуть к хорошо охраняемому генералу могли быть только у какого-нибудь офицера его армии, желательно, лично известного командующему. Барнет решил, что наилучшим образом эту роль сможет сыграть французский офицер, от которого Бонапарт как раз хотел поскорее избавиться.

Это был молодой человек по фамилии Фуре. Его жена Полина в мужском платье проникла на военный транспорт и вместе с Армией Востока добралась до Египта. Белокурая красавица вскоре привлекла внимание Бонапарта и стала его любовницей.

Неудивительно, что у Бертье возникла мысль: Фуре – идеальный курьер для доставки в Париж известий о действиях французских войск в Египте. Молодому офицеру нечего было и думать брать с собой жену, отправляясь выполнять возложенную не него важную миссию. Итак, Полина Фуре осталась в Египте, а ее муж с депешами сел на корабль, чтобы попытаться прорваться через блокаду.

Вскоре, однако, он очутился не во Франции, а в плену на английском корабле «Лайон», и Джон Барнет, отлично осведомленный обо всем, открыл глаза обманутому супругу. (Опытный разведчик умолчал лишь о том, что вначале пытался было превратить в своего агента саму мадам Фуке и лишь потом, когда дело сорвалось, решил прибегнуть к услугам ее мужа.) Пылая гневом, оскорбленный офицер решил вернуться, чтобы отомстить генералу. Он пробрался в распоряжение Армии Востока, однако здравый смысл и солдатская честь побудили его отказаться от того, чтобы стать орудием неприятельской разведки. Фуре вышел в отставку и сумел добраться до Франции.

Аппарат французской разведки, вернее – тайной политической полиции, выполнявшей ее функции во Франции, был немаловажным фактором во время переворота 18 брюмера, приведшего к свержению Директории и установлению режима Консульства во главе с Наполеоном Бонапартом.

Министр полиции Директории Жозеф Фуше, в прошлом «ультрареволюционер», а потом активный участник свержения якобинской диктатуры, сразу нашел общий язык с генералом Бонапартом, оставившим свою армию в Египте и спешно прибывшим в Париж. Участие Фуше в намечавшемся перевороте должно было сводиться к тому, что его вездесущая полиция на этот раз обязана была показать себя глухой и слепой.

Впрочем, сторонники Бонапарта не очень доверяли профессиональному предателю Фуше. (От него даже пытались скрыть точную дату намеченного выступления.) А Фуше, со своей стороны, стремился не связывать себе рук, чтобы в случае неудачи переворота сыграть роль верного слуги Директории, разоблачившего опасный заговор. Он, кажется, даже наслаждался двойной ролью, позволявшей ему не только обезопасить себя на случай неудачи попытки переворота, но чувствовать в эти решающие дни, что именно в его руках находится судьба страны. Фуше не мог отказать себе даже в удовольствии дать понять заговорщикам, насколько они в его власти. Министр полиции пользовался тем, что Бонапарт в конспиративных целях не сообщил своим сторонникам об участии Фуше в заговоре.

После переворота Бонапарт становится правителем Франции с неограниченной властью. В таких условиях желание Лондона «убрать» Наполеона отнюдь еще более усилилось. И осуществить это желание британская разведка попыталась руками роялистов.

Еще весной 1800 г. шуаны (вооруженные сторонники Бурбонов, которые продолжали свою партизанскую войну) предполагали напасть на конвой, сопровождавший карету первого консула, и похитить Наполеона на пути из Парижа в Мальмезон, где находился дворец Жозефины, – на улице Сен-Никез, произошел взрыв. Только бешеная скорость, с которой мчался экипаж, спасла Наполеона. В следовавшей в нескольких десятках метров позади карете Жозефины от сотрясения разлетелись стекла. Пространство между двумя экипажами было залито кровью и завалено телами убитых и раненых. О силе взрыва свидетельствовало и то, что было повреждено 46 расположенных вблизи домов. Демонстрируя неустрашимость, бледный, с трясущимися губами Наполеон все же выслушал ораторию и затем спешно покинул театр.