Кстати, как понять, объяснить психологический настрой играющего тренера? Как он воспринимает матч, тренировки, отношения с партнерами — как тренер, отвечающий за положение дел в команде, или как спортсмен, все еще продолжающий выступать?

Или играть — или тренировать. Третьего не дано. Третье — фикция.

Моя точка зрения проста: трудно стоять одной ногой на берегу, а другой — в отплывающей от берега лодке.

Играющий тренер сразу, поскольку он играет, теряет авторитет: он не имеет права ошибаться на поле как игрок, иначе его не будут воспринимать как тренера. Опасен сакраментальный вопрос: а сам как играешь? Ошибаться нельзя, но ведь избежать ошибок в хоккее невозможно.

Играющий тренер — своеобразное промежуточное звено между коллективом и его наставниками, и если раньше хоккеисты воспринимали игрока как своего товарища, как партнера, может быть, даже лидера, то сейчас они не знают, как к нему относиться. Подчиняться ему как тренеру? Оставаться на тех же правах, в тех же отношениях, как и прежде? Чувствовать себя равным с ним и спрашивать с него как с равного? Не только отчитываться за свою игру, но и спрашивать с него, что, согласитесь, естественно в коллективе равных, а иным коллективом команда и не может быть?

Это все надуманно. На практике я не могу припомнить ни одного случая действительно успешного совмещения двух этих «должностей».

А вот примеры неудач, к сожалению, подыскать было бы нетрудно, но я не хочу возвращаться к этой теме, бередить душу неудачников: не они были, в конце концов, инициаторами этих идей. Любители хоккея и сами помнят такие эксперименты.

Играющий тренер кончается как игрок, но вместе с тем еще не начинается как спортивный наставник. Провести занятие в полном объеме, да еще по собственным планам он не может, не умеет, у него не хватает специальных знаний, да и времени на подготовку таких планов у него нет. Отсутствуют, понятно, и нужные навыки. Да и не появятся эти знания, которые требуются для квалифицированной работы с командой мастеров, пока не проработает он несколько лет, пока не продумает все, не выстрадает, не обожжется на неудачах, промахах, ошибках.

Такой хоккеист может провести отдельную часть урока, несколько занятий, а дальше: чем заполнить вакуум? Как станет он готовить команду, своих партнеров, которые знают порой не меньше его?

Но если речь идет только об одном занятии, то при чем здесь играющий тренер? Я могу поручить упражнение или несколько упражнений своим самым опытным хоккеистам, таким, как Виктор Жлуктов, а могу доверить занятие и более молодому игроку, например, Вячеславу Фетисову или Игорю Ларионову. Они тоже знают, как провести эту часть занятия, тоже хорошо знают набор упражнений. Здесь сложности никакой нет: тренер сказал спортсмену, что надо сделать, и тот сделает все как надо, если тренируется в команде не первую неделю. В общей схеме тренировок многое, понятно, повторяется и потому хорошо знакомо игрокам.

Лишь в одном варианте возможно, по моим представлениям, совмещение «должностей»: если спортсмен стал тренером, имеет минимальную практику, какое-то время уже работает, но все еще в силах играть. Речь, разумеется, может идти только о команде низшей лиги, команде, выступающей не во всесоюзном, а в республиканском или в городском чемпионате, или в клубе за рубежом, где класс хоккея такой, что позволяет нашему ветерану выходить на лед, где тренер и на площадке не испортит общей картины действий команды, которую ему доверили опекать.

Читал много об играющих тренерах. Статьи, интервью, даже книги. Все помню. Не помню только одного — имени тренера, добившегося успеха.

«Диктатор» или «демократ»!

В своей команде во всех спорах и дискуссиях с игроками неизменно требую одного: докажите, убедите фактами. Только фактами, а не ссылками на авторитеты, цитаты, на мнение большинства. Только факты, только реальность, неопровержимая и убедительная, весомы для меня.

Принцип доказательности особенно важен, когда речь идет о команде. Хоккеист, споря со мной, исходит из собственных оценок, пристрастий, интересов. В основе его позиций — индивидуальная психология, а тренер призван учитывать психологию и интересы коллектива.

Жизнь большой спортивной команды определяется в решающей мере стилем руководства человека, ее возглавляющего. Умением руководителя потребовать исполнения своих решений.

Какой стиль руководства со стороны тренера предпочтительнее? Авторитарный? Демократический?

Размышляю об этом, с интересом читаю, что пишут тренеры, специалисты, работающие в других областях.

Крупнейший советский хирург, лауреат Ленинской премии Николай Михайлович Амосов — один из самых интересных для меня авторов. В журнале «Наука и жизнь» летом 1983 года публиковались отрывки из его новой книги. Это «Книга о счастье и несчастьях».

Сделал такую выписку:

«Руководитель крупной хирургической клиники — всегда диктатор. Если он размазня, то и клиники нет. Единоначалие и дисциплина, как на войне.

Поэтому я могу объективно критиковать подчиненных и выставлять им всякие баллы. Если мой тон категоричен, то никто и не возразит. Пошепчутся, понегодуют — и все. И о смерти своего больного могу сказать: болезнь или помощники виноваты. Но беда в том, что я вполне могу остаться в убеждении, что все правильно, а я такой хороший. Природа человеческая коварна. Важно не пропустить опасной границы.

Поэтому кроме честной самокритики (критики снизу ожидать нельзя) заведен у меня еще один метод контроля.

Он называется примитивно. «Голосование». Прямое, тайное и равное.

Суть вот в чем. Аня, мой секретарь, печатает бюллетени. В столбце перечислены заведующие отделениями и лабораториями, всего двенадцать. Нужно оценить их соответствие с должностью, «по личным качествам» и «по рабочим». Против каждой фамилии голосующий может поставить оценку: «да» (значит «плюс»), «нет» («минус») и «ноль» («не знаю», «не могу оценить»).

На утренней конференции без предупреждения раздают бюллетени всем врачам и научным сотрудникам, их у нас около семидесяти. Объясняю правила процедуры.

— Тайна гарантируется. Результаты объявляться не будут. Каждый заинтересованный может подойти ко мне и спросить, как его оценили. Если хочет.

Проголосовать нужно в течение дня, обдумывать не спеша. Ящик, заклеенный пластырем, стоит в приемной.

Каждый раз я с трепетом перебираю листочки и считаю свои плюсы, минусы и нули… И первый, и второй, и третий годы.

До сих пор каждый раз вздыхал с облегчением: пронесло!

В самом деле, у меня устойчивые хорошие показатели. По деловым качествам — два-три минуса, по личным — пять-семь. Пять или десять процентов осуждающих или даже ненавидящих — это совсем немного. Учтите мое диктаторское положение: требовать без всяких скидок и не всегда деликатно. Очень рекомендую голосование всем руководителям. Надежная обратная связь. И безопасная: можно умолчать о результатах.)»

Но это — опыт врача.

А что считают тренеры?

Ханс Меркель из ФРГ, работавший с разными европейскими клубами, утверждает: «Тренер всегда прав».

Энцо Беарзот, наставник сборной Италии, выигравшей в 1982 году чемпионат мира по футболу, говорит, что разговаривать с игроками следует на их языке: с интеллигентными — интеллигентно, с примитивными — примитивно.

Определил для себя линию отношений с командой, с игроками. Руководство должно быть жестким, но подразумеваю при этом внимательнейшее отношение к каждому хоккеисту, к каждому члену нашего коллектива. Равные и ровные отношения со всеми: заслуги и титулы чемпионов здесь ни при чем. Ни в коем случае не заискивать перед лидерами, — это ведет к обоюдному поражению: и ведущих мастеров, и тренера.

А думаю ли я о том, что ветераны ЦСКА должны стать тренерами? Ведь ради приобщения ветеранов к труду спортивного наставника и была изобретена должность играющего тренера.