— А ты сейчас — не мог? — не удержалась я.

— Я? Девяносто процентов на то, что не сбил бы. У вампиров реакция чуть получше, чем у людей.

— Да знаю уж. А что хозяин джипа?

— А он там, на заднем сиденье.

Вадим так спокойно отвечал на мои вопросы, что последняя дура бы заподозрила неладное.

— Ты его уже попробовал?

— Там еще осталось Даниэлю. Ты сердишься?

Я подумала. Секунды три. А я сержусь? Да нет. Я не могу сердиться на Вадима. Он убил по необходимости. Убил, чтобы спасти себе жизнь. Не для развлечения и не для удовольствия. И потом… Я же видела, в каком он был состоянии еще три часа назад! Какая там вина! Какое там «сердишься»!? И все же…

— Тебя это волнует?

Вадим повернулся ко мне. Голубые глаза светились в полумраке.

— Ты — фамилиар моего протектора и креатора. Твое слово так же ценно, как и его слово. Я обязан повиноваться тебе, как ему — пока Мечислав не отдаст другой приказ. Твоя воля — его воля. Говоря сейчас с тобой, я говорю со своим протектором.

Я почесала бровь.

— Вадим, у нас еще есть время до встречи с Даниэлем?

— Еще около часа, потом надо выезжать, чтобы не опоздать. А что?

— Мне хотелось бы поговорить с тобой, — я не знала, как лучше начать разговор. Вампир помог мне. Он улыбнулся, и клыки отчетливо блеснули в неясном свете окон. Но это зрелище не испугало меня. Наоборот, успокоило. Оно не несло угрозы. Вадим положил мне руку на предплечье. Пальцы у него были приятно теплыми. Это потому что он пил сего-дня кровь? Или я так замерзла?

— У тебя очень холодные руки. Сейчас я включу печку.

Он щелкнул каким-то рычажком. Машина начала нагреваться.

— Так лучше? Ты все равно очень хрупкая. Даже, несмотря на все Печати. Юля, ты должна больше беречь себя.

Выслушивать лекции о состоянии здоровья от вампира? Ходячего мертвеца? Забавно! Но в моей жизни все наперекосяк!

— Я и сама знаю. Вот сегодня все закончится — и я отправлюсь домой. Буду долго отмокать в горячей ванне, потом выпью вина, а лучше — водки, и отправлюсь спать в родную кроватку. Как мне этого хочется! До безумия!

Вампир дружески сжал мои пальцы. Прикосновение не несло желания. Это было просто так — как гладят любимую кошку. Успокоить, показать свое одобрение происходящим, расслабиться. В этом прикосновении не было даже намека на секс — и я не стала сопротивляться.

— Я надеюсь, что так все и будет. Ты любишь своих родных?

— Да.

Меня и саму поразило, как много эмоций я смогла вложить в две буквы. Но так всегда. Настоящие чувства или укладываются в два-три затасканных до дыр слова, либо растягиваются на листы и тома. Люблю ли я свою маму? Своего дедушку? Как описать то чувство, которое у меня есть? Те, кто любят, знают, что это такое. Это — когда для любимых людей готов пойти на пытки и мучительную смерть. Или мучительную жизнь. Когда не жалко даже пройти босиком по огню, лишь бы люди, которых ты любишь — жили! Пусть даже без тебя. Вадим это понял.

— Мои родители умерли очень давно. Мне их не хватает. Очень не хватает человека, который принял бы тебя таким, какой ты на самом деле. Если бы моя мать узнала, что я стал вампиром, она бы решила, что я проклят. А мой отец попытался бы убить меня. Я ничего не сказал им. Они считали, что их сын пропал без вести.

Я ничего не сказала. А что тут можно сказать? Что мне очень жаль? А толку от моей жалости! Ноль целых, ноль десятых! Единственное что мне пришло в голову:

— Я принимаю тебя таким, какой ты есть. Мне безразлично — вампир ты или человек. Мне хотелось бы считать тебя своим другом.

— Фамилиар моего протектора оказывает мне честь, — Вадим улыбнулся в полумраке.

Слова были официальными, а голос — с вопросительной интонацией.

— Просто Юля. Мы же друзья?

— Мы друзья настолько, насколько нам позволят.

Я сверкнула глазами.

— Никто не запретит мне общаться с другом!

— Но могут запретить мне, — заметил вампир.

— Мечислав?

— Он мой протектор и господин.

— Вадим, я хотела бы поговорить с тобой именно об этом.

— Я слушаю?

Я поразилась — как легко от личного мы перешли к деловому. И еще раз напомнила себе не расслабляться. Даже если Вадим не желает мне зла, он все равно вампир. И старше ме-ня на несколько столетий. Это накладывает свой отпечаток на характер.

— Ты не мог бы рассказать мне — что такое фамилиар?

Изумление на его лице было вполне человеческим.

— Тебе этого не объяснили? Ты согласилась на Печати — ничего о них не зная!?

Я сдвинула брови.

— Мне объясняли, но каждый — по-своему. Я не жду правды от тех, кто заинтересован в моей силе.

— Но ждешь ее от меня? Я только подчиненный!

— И ты сам говорил, что, разговаривая со мной, ты разговариваешь с Мечиславом. Пока он не отдаст другой приказ. Я права? Вот и отлично. Сейчас я вполне официально приказываю спокойно и без утайки рассказать все, что ты знаешь о фамилиарах. Печати, методы наложения, последствия их установки, причем как положительные, так и отрицательные. Я все перечислила?

— Все. Но это надолго.

— А ты в самых общих чертах. Чтобы я знала, на каком стуле кнопки лежат.

Клыки блеснули в усмешке.

— Как знаешь. Фамилиар — это название человека, на котором стоят четыре Печати вам-пира. Всего их три, по числу составляющих. Печать тела, разума, духа. Это ты знаешь. Четвертая Печать скрепляет данные вами клятвы навеки. Но разорвать связь даже одной Печати еще никому не удавалось. Тебя порядок их постановки интересует?

— Я его знаю. А почему именно такой порядок?

— Потому что тело легче затронуть, чем разум, а разум — легче, чем душу. Это как ступеньки. Взошел на одну — поднимешься и на вторую, а со второй проще подняться на третью.

— Более или менее понятно.

— Когда поставлены все четыре Печати — фамилиар начинает изменяться. Чем дольше он проживет, тем больше изменится. Станет больше похож на своего хозяина и господина.

— Начнет прятаться от света и пить кровь?

— Имеется в виду чисто духовное единение. И изменения, происходящие в душе и разуме. Скажем, если хозяин — жестокий подонок, то фамилиар вряд ли будет светлым анге-лом.

— Угу. А если я проживу лет двести с таким господином, как Мечислав — я начну соблазнять всех подряд?

Вадим улыбнулся самой очаровательной улыбкой. Показались кончики клыков.

— Скорее всего. Сколько шефа знаю — вечно вокруг него какие-то бабы крутились, как пчелы на мед. Да и он от них не бегал. Моногамия ему не свойственна.

— А гомосексуализм? — уточнила я. Зачем — черт его знает. Любопытство кошек губит!

Вампир и бровью не повел.

— Иногда, в зависимости от настроения. У вас это называется бисексуал?

— Примерно так.

Почему-то меня это покоробило. Хотя коню понятно, что, прожив даже двести лет, утратишь невинность во всех смыслах этого слова. А Мечислав прожил немного больше. Раза в три — четыре больше. И черт меня опять дернул за язык.

— А у тебя с ним ничего не было?

— А моя личная жизнь тебя не должна касаться, — отбрил вампир.

— Ладно, прости засранку. Я не должна была спрашивать.

— Извинения приняты, оставим моего протектора, вернемся к Печатям.

— Угу, — согласилась я. — Вадим, а ты купить поесть ничего не догадался? А то я голодная…

— На заднем сиденье пакет.

Я перегнулась через сиденье и взяла его. М-да, чувствовалось, что вампир давно не ел по-человечески. Куча фруктов — бананы, апельсины, мандарины, яблоки А еще хлеб, сыр, палка колбасы, коробка конфет… И в дополнение всего — бутылка красного вина. Воды вообще не было. Я подумала и решила начать с яблока.

— Я могу продолжать? — осведомился вампир.

Я с трудом проглотила почти пол-яблока. Есть хотелось так, словно я час как с голодно-го края приехала.

— Угу. Чавк… Ам… Ням…

И к хренам все хорошие манеры! Только ощутив вкус пищи, я поняла, насколько я голодна. Как будто у меня не один, а пять желудков. И все пустые.