— Детка! Камаев решил ограничить мою жизнь, а не влияние. И распорядок дня узнавал, чтобы облегчить работу своим киллерам!

— Я не знала! Честное слово, я не знала!! — Мари разрыдалась, и мне, почему-то, даже стало ее жаль немного.

— Цыпа, налей девочке что-нибудь выпить, — я озабоченно глянул на наручные часы. Они показывали почти двенадцать. Время явно начинает поджимать.

Мой партнер, не мудрствуя, взял из бара бутылку коньяку, плеснул полный фужер и почти насильно влил его в рот Мари. Она закашлялась, но рыдания, наконец, прекратились.

— Слушай сюда, милая. Ты считаешь, что лучше умереть мне, чем Камаеву?

— Нет! Нет конечно!

— Тогда поступим так. Звони в офис Ивану Альбертовичу и назначь свидание через полчаса в доме на Первомайской. Бывала там? Вот и ладненько! Скажешь, что получила от меня весточку и хочешь посоветоваться… — Я поставил телефонный аппарат ей на колени и твердо, подавляя волю, посмотрел в расширенные зрачки стриптизерки. — Как выяснилось, нам с президентом ЕАК стало вдвоем тесно в Екатеринбурге. Одному надо, уехать в Сочи! Действуй, детка, будь умницей!

Мари сделала все так, как велел. Голос, правда, при разговоре с Камаевым был у нее какой-то безжизненно-механический. Ну, да пустяки — Иван Альбертович должен иметь семь пядей во лбу, чтобы что-то заподозрить. А судя по тому факту, что он рискнул со мной разделаться, этих пядей у него не было вовсе.

— Одевайся, девочка! Поедем на свидание. И выше головку — ты сегодня королева на моей шахматной доске! Цыпа, плесни-ка ей еще чуточку, видишь, маленькой нехорошо почему-то…

Для страховки «мерс» оставили отдыхать на стоянке, а поехали на «жигуленке» Мари.

— Имей в виду — работаю сам. Ты вмешиваешься лишь в крайнем случае, — инструктировал я Цыпу, с сосредоточенным видом крутившего баранку.

Второй фужер, видно, погрузил мою «королеву» в прострацию. Она безвольно сидела на заднем сиденье, неподвижным взглядом уставившись в окно.

Сейчас никто не признал бы в ней всегда энергичную и веселую звезду ночного стриптиз-клуба.

— А если дом битком набит охранниками? — стараясь говорить беспечно, спросил Цыпа. — Не лучше ли мальчиков вызвать?

— Не дуй на воду, брат. И не держи за кретина! Я знаю об Иване Альбертовиче и ЕАК буквально все! — Уточнять источник информации в лице старшего оперуполномоченного Инина, естественно, не счел нужным. — Служба безопасности ЕАК насчитывает два десятка боевиков — в основном азербайджанцев по национальности. Все они задействованы на охране офиса и банка корпорации. Проживает Камаев с третьей женой и двумя дочерьми от предыдущих браков по соседству с офисом на улице Белинского. Где, ясно, взять его трудно. Кроме мордоворотов там все следящей электроникой нашпиговано. А двухэтажный особнячок на Первомайской пустует, используется изредка для отдохновения души и тела президента — кутежей с приятелями и тайных плотских утех с молоденькими девушками. Он ведь сластолюбец, как все метисы… Правда, есть там вольер с овчарками. Но собаки в сад выпускаются только в шесть вечера, когда приходит ночной сторож. Над парадным входом большой козырек — так что, кто звонит, из окон не видно.

— Прямо оперативная ориентировка! — восхитился Цыпа, не догадываясь, что случайно попал в точку. — Ну, а с двумя телохранителями мы справимся!

— Не сомневаюсь! — Я оттянул затвор Макарова, загоняя патрон в ствол, и сунул пистолет за брючный ремень. — Внимание! Подъезжаем!

Железные ворота в сад, как и ожидал, были гостеприимно распахнуты настежь.

Голые деревья, почуяв весну, казалось, трепетно-томно шевелили ветвями в ожидании нарождающихся почек.

«Жигуль», тихо урча мотором, на малых оборотах подкатил к двустворчатым парадным дверям дома, построенного из белого силикатного кирпича.

Мы с Цыпой вжались в стену по обеим сторонам входной двери, а Мари с осунувшимся бледным лицом замерла манекеном на последней ступеньке невысокого крыльца, явно не зная, что делать дальше.

— Жми на кнопку переговорного устройства и сообщи, что приехала! — прошептал я, выдергивая шпалер из-за ремня.

Цыпа тоже изготовился, поставив Стечкин на режим стрельбы одиночными.

— Кто? — раздался из репродуктора густой бас, должно быть, охранника.

— Это я, Марк. Иван Альбертович меня ждет.

Щелкнул замок, и дверь распахнулась. Я оттолкнул Мари в сторону и живым тараном влетел в холл. Гориллообразный охранник, видно, в прошлом боксер-тяжеловес, профессионально уклонился от рукоятки пистолета, метившей ему в висок, и молниеносно ответил ударом в челюсть. К счастью, по инерции я продолжал двигаться вперед и мощный кулак лишь шаркнул по скуле. Церемониться времени больше не оставалось — в каждое мгновение мог появиться второй телохранитель.

Я поднял свою карманную гаубицу и выбросил грохочущий сноп огня в лицо горилле, навсегда отбив у него желание боксировать. Перешагнув через тело, ринулся по деревянной лестнице наверх. И спальня, и кабинет Камаева располагались на втором этаже. Так как свидание с Мари у него намечалось не постельное, а деловое, сначала распахнул дверь в кабинет. Посередине комнаты застыл президент ЕАК, растерянно уставившись на направленный ему в живот ствол моего пистолета. В кабинете мы оказались вдвоем.

— Вот, проходил мимо, — сообщил я. — Думаю: дай-ка навещу старого приятеля! Интеллигентные люди обязаны делать визиты вежливости. А твой холуй почему-то пускать не хотел.

— Прекрати кривляться! — Иван Альбертович смерил меня брезгливым взглядом и вернулся в кресло у длинных, во всю стену, книжных стеллажей. — И никакой ты не интеллигент. Самый банальный головорез, убийца! Но, надо отдать должное, профессиональный. Недооценил, каюсь! Нет, чтобы с Гариком еще несколько ребят послать!.. Как понимаю, заявился меня убить и ограбить… На, держи, тварь!

Президент ЕАК запустил руку во внутренний карман своего твидового пиджака, но вынул не пистолет, а всего лишь бумажник. Достал из него пухлую пачку долларов и швырнул мне под ноги.

— Грубишь, милейший! — Я оскалился, но баксы поднял — не пропадать же добру. — Дерзкий такой, а даже оружия не носишь!

— Не путай меня с собою! — Камаев говорил, словно плевался словами. — Я коммерсант, а не бандит с большой дороги!

Мой чуткий слух уловил легкое поскрипывание лестничных ступенек под чьими-то ногами.

Переместился влево, чтобы держать под прицелом дверь кабинета.

В комнату вошли Цыпа и Мари. У последней был блуждающий взгляд и лицо, будто в белом гриме. Пришлось всерьез задуматься — не переоценил ли ее силы? Сможет ли сыграть предназначенную ей роль до конца?

— Второго телохранителя не было, — доложил Цыпа. — Все комнаты проверил — никого.

— Сразу мог бы вкурить! — сказал я, сделав вид, что сам-то понял давно. — Ведь ихняя машина у дома отсутствовала. Не сама же уехала! Ладно. Усади девочку.

Камаев проследил своими агатовыми глазами, как Цыпа заботливо устраивает Мари на диване в глубине комнаты и процедил:

— Сучка неблагодарная! Дешевка!

Я искренне порадовался его несдержанности. Если Мари разозлится, то не слишком болезненно воспримет смерть любовника.

Подняв Макаров, ожидал увидеть в прорезь прицела встречный испуганный взгляд президента ЕАК, но ошибся. Камаев, не делая даже попытки уклониться, продолжал спокойно сидеть в кресле, кривя губы в насмешливой злой улыбке.

— На нервах играть пытаешься? Ничего не выйдет! Смерти я не боюсь. Так что стреляй, недоносок!

Волна дикой ярости затопила мой мозг. Это ругательство — недоносок — действует на меня, как хлесткая пощечина. Сам не знаю почему. Правда, я и на самом деле родился семимесячным, но, как потом подробно выяснил у знакомого врача, этот факт ни о чем дурном совершенно не свидетельствует. Между прочим, семимесячные значительно лучше восьмимесячных, так как появляются на свет более здоровыми.

Почти утопленный курок уже готов был дать волю сжатой боевой пружине, как вдруг неожиданно народившаяся идея заставила меня опустить пистолет.