Итак, они приходили к Чарли на квартиру и укладывались в кровать. Морин он нравился, и она считала, что он хороший любовник, хотя ей не с кем было его сравнивать. Тем не менее она чувствовала, что он дает ей не все. И к тому же они были слишком разные, во многом. Поэтому, когда выяснилось, что она беременна, Морин дико переживала. И потому что она незамужняя, и потому, что ей теперь придется выйти за Чарли, если он не воспротивится.

Чарли, к облегчению и одновременно разочарованию Морин, ее не бросил. Предложил немедленно пожениться. Выбора у Морин не было, и она почти сразу согласилась. И подумала, что ей еще повезло, могла бы нарваться на какого-нибудь мерзавца. А Чарли человек неплохой. Мало ли на свете случается всякого разного, вот и с ней тоже произошел несчастный случай. Она гадала, сумеет ли выбраться из этой передряги целой и невредимой.

В конце концов ребенка она потеряла, не доносила, но замуж все равно решила выйти. Тогда на то были свои причины, и довольно много причин. Морин и по сей день пор поражалась тому, как один-единст-венный момент может изменить всю человеческую жизнь. Один вдох, один шаг, на одну секунду раньше тронувшийся автобус. Секунда. Если бы зеленый свет загорелся на секунду раньше или, наоборот, позже, жизнь Морин сложилась бы совсем по-другому.

А тогда она уже успела привыкнуть к Чарли и поняла, что расстаться с ним будет трудно. Через полго-да после выкидыша она снова забеременела, это был Роберт. Благодаря рождению Роберта им дали их первую муниципальную квартиру. Морин была очень горда. А Чарли отнесся к новому жилью довольно спокойно. Есть, и ладно. Он принял это как данность. Он многое умел принимать как данность, позволяя жизни проплывать мимо, совершенно его не касаясь.

…Чудовищный треск отвлекает Морин от этих мыслей. Швырнув на столик альбом, она мчится вниз. Ее глазам предстает замерший посреди кухни Томми. Вид у него весьма озадаченный, лицо, покрытое густым слоем белой пыли, напоминает маску. На потолке зияет огромная дыра, а на полу — куча деревянных обломков, вперемешку с кусками штукатурки.

— Перекрытия оказались трухлявыми, — весело сообщает Томми, успокаивающе улыбнувшись. — Все балки источены личинками. Есть такой жучок, древоточец. Эти сволочи обожают перекрытия, для них это лафа вроде "Макдоналдса".

— Между прочим, эти трухлявые "Макдоналдсы" двадцать лет не падали, — ехидно замечает Чарли, прибежавший одновременно с Морин. — Пока не явился ты.

— Я приведу своего другана Тони, — весело пообещал Томми. — Он классный штукатур. В два счета все залатает. '

— Надеюсь, этот твой друган не очень много дерет? — шумно вдохнув и выдохнув, спрашивает Чарли.

Морин замечает, что он сосредоточенно покусывает ноготь большого пальца и перетаптывается с ноги на ногу, словно ему срочно нужно в туалет. Морин хорошо знает, что это означает: Чарли взбешен и изо всех сил пытается не сорваться.

— Я с ним поговорю. Думаю, это тебе обойдется совсем недорого.

— Обойдется недорого мне? Ну а я-то тут при чем?

Чарли совсем забыл про кисть. Он прибежал прямо с ней, когда услышал треск. И сейчас он не видел, что на их новый ковер, купленный Морин на деньги, взятые из НЗ, капает и капает коричневая краска.

— Как при чем? — с деланным спокойствием спрашивает Томми. — Это же твой потолок.

— Потолок-то мой, но…

— Чарли!

Морин замечает кисть в руках мужа и трагическим жестом, ни слова не говоря, тычет пальцем вниз, на ковер.

Чарли опускает взгляд.

— Боже!

От двери до того места, где он остановился, тянется дорожка из пятен. Морин бежит за тряпкой.

— Пойду сгоняю за скипидаром, — говорит Томми.

Чарли смотрит на него испепеляющим взглядом.

В детстве он вечно выгораживал своего братца, и тот привык, привык к тому, что все сходит ему с рук.

— Сгоняй. А заодно можешь сгонять за новым ковром.

— Чарли, мальчик мой, прекрати, у нас нет времени на разборки.

— Прекрати?! И ты смеешь мне это говорить! Ты всего десять минут в моем доме и уже успел испоганить весь потолок! Какой ты, к черту, строитель! Трюкач! "Поющий ковбой Рой Роджерс" английского разлива! Зря я тебе на Рождество джинсы подарил, "Келвин Кляйн", надо было лассо купить.

— Между прочим, они мне малы.

— Ничего удивительного… на такого жирного ублюдка ни одни не налезут. Ковбой недоделанный!

Томми нервно вскидывает голову:

— Я столько лет работаю — у меня опыт — ого-го! А тебе я делаю большую уступку.

— Если ты вызвался помочь мне за полцены, это еще не значит, что я позволю тебе вдребезги разнести всю квартиру. И вообще, я совсем не уверен, что ты назвал мне половину цены. Черта с два кто-нибудь станет платить сорок фунтов в день халтурщику, который не в состоянии сделать элементарную перепланировку.

Томми начинает быстро-быстро кивать головой:

— Значит, по-твоему, я трепло и обманщик?

Морин трет ковер скипидаром. Вокруг мелких пятен появляются светло-коричневые разводы, все сливается в единое огромное пятно. На секунду она останавливается.

— Томми… Чарли…

— Не волнуйся, Морин, — говорит Томми, снимая перепачканную рабочую куртку. — У меня полно дел в других местах, там, где меня не будут обзывать и оскорблять.

— Ну да, кто же сомневается. Наш Томми нужен всем, наш пострел везде поспел, — говорит Чарли. — Поэтому к нему, такому деловому, пришли дяди с завода и забрали его новую машинку, его "астру". Ведь это плохой товар, верно, детка? Фальшивый, и дяди предъявили ордер, согласно которому он подлежит уничтожению, верно?

Томми и Чарли сходятся вплотную, готовые в любой момент пустить в ход кулаки. Голос Томми, обычно настолько громкий, что его можно услышать чуть ли не на соседней улице, вдруг становится очень тихим.

— Ну верно, я дал маху. Они отслеживают подделки, всё разнюхивают. Я этого не учел. Со всяким может случиться.

— Со всяким, кто лезет из кожи вон, чтобы пустить пыль в глаза своим "фу-ты ну-ты" соседям, в этой вашей резервации для богатеньких. Ну и какую тачку ты раздобыл теперь? "Аллегро-72"? Лоррейн, наверное, чуть не умерла от счастья.

Томми выставляет вперед кулак, но, вспомнив, что он уже давно не мальчишка, удерживается от дальнейших действий, и еще он прикидывает, чем это все может обернуться. Ладно, все-таки родной брат. Он поворачивается к Морин и начинает собирать инструменты.

— Я пойду, Морин. Прошу прощения за этот тарарам. Будем считать, что за сегодняшнюю работу вы мне ничего не должны.

— Ну почему же, — говорит Чарли, хватаясь за кошелек и вытаскивая оттуда все до последней банкноты, шестьдесят пять фунтов. — Вот. Твой обычный гонорар плюс надбавка за тестирование перекрытий на предмет наличия древоточца. Тебе всегда приходится так надрываться, а? Держи, заслужил.

Томми вздыхает, машет Морин рукой и выходит за дверь.

— Эта краска не оттирается, — констатирует Морин, яростно орудуя тряпкой. Но пятно лишь еще больше расплывается, делаясь похожим на засохшую грязь.

--

Отметить годовщину Чарли решил в "Лос Караколес", это испанский бар-ресторан неподалеку от Шефтсбери-авеню. Пойти туда ему присоветовал Майк Сандерленд, он, в отличие от самого Чарли, знаток по этой части. Сказал, что там интимная атмосфера, потрясающе естественная. Чарли и Морин в рестораны захаживали редко, как правило, это бывали рестораны при гостиницах, или "мясные", специализирующиеся на бифштексах, или рестораны с музыкой где-нибудь на отшибе, стилизованные под амбар стараниями владельцев-пивоваров. Вообще-то Чарли терпеть не мог чинных ресторанных ритуалов, а в повадках лощеных вышколенных официантов ему всегда мерещилась скрытая издевка.

Чарли выяснил, что сейчас все буквально помешались на испанской кухне. В ежегодных своих поездках в Аликанте — на время отпуска — они с Морин всегда заказывали только привычные английские блюда. Но в воздухе веет переменами, они никого не обходят стороной.