Изменить стиль страницы

Наступила осень. И Сметану снова, захлестнули дела. Он репетировал, дирижировал операми, устраивал симфонические концерты. В связи с пятисотлетием со дня рождения Яна Гуса, которое широко отмечалось по всей стране, Сметана открыл концертный сезон исполнением оратории «Ян Гус». Автор этой оратории, немецкий композитор-романтик Карл Левэ, отличался большой симпатией не только к чешскому народу и его культуре, но и вообще к культуре западнославянских стран. Ему, в частности, принадлежат большое число песен и баллад на слова Мицкевича.

Вечно занятый, Сметана редко говорил даже с друзьями о том, как его угнетает неуспех «Далибора». На протяжении всего 1869 года он не рискнул ни разу возобновить постановку этой оперы — ведь и среди дружески относившихся к Сметане музыкантов «Далибор» не пользовался успехом.

Только Неруда выступил на защиту оперы. «Бог знает какое поразительное очарование заключено в музыке Сметаны! — писал он в одной из своих статей. — Слезы выступают на глаза у человека в лирических местах, а слушая другие места, встанешь со своего кресла и даже не заметишь, что ты встал. Именно так со мною и случилось во время финала второго акта «Далибора» на генеральной репетиции. Финал, такой мощный, увлекает выше и выше, подобно стройным, стремящимся ввысь колоннам и сводам готического храма — вот гений распростер свои гигантские крылья, это звенит и звучит грандиознейшая музыка сфер, и когда все уже отзвучало, я встал в ложе, все тело устремилось вперед, взгляд погрузился вдаль и каждый нерв трепетал от нежданного блаженства».

К сожалению, мало кто так воспринял музыку Сметаны, как Неруда. К тому же композитор чувствовал, что дело не только в «Далиборе». Понятие национальной оперы некоторыми трактовалось весьма примитивно, как подражание народному творчеству. Деятели такого толка считали необходимым цитирование подлинных народных мелодий, и произведение, в котором их не было, объявляли «чужим», лишенным национальных черт. Помимо того, смелые творческие искания зачастую вообще не находили понимания.

Так было не только в Чехии. Новаторская музыка великих мастеров встречала во всех странах враждебное отношение консервативных и реакционных кругов. Это испытал на себе Глинка. Незадолго до появления первых опер Сметаны в Италии была освистана премьера «Травиаты», а через двадцать лет после этого «Кармен» Бизе была встречена издевательством парижской критики. Слишком укоренились старые оперные традиции и штампы, и тем, кто отклонялся от них, кто восставал против рутины и косности, тем приходилось вести тяжелую борьбу. Порой они превращались в мишень для злобных нападок и клеветы бездарных критиков, которые изощрялись в поношении мастеров в угоду своим хозяевам.

Жертвой подобной травли стал и великий чешский композитор Бедржих Сметана.

ТРАВЛЯ МАСТЕРА

Разносторонняя патриотическая деятельность Сметаны не могла не оказать влияния на молодежь. Пример с него начали брать многие чешские композиторы. Музыкальное искусство приобретало едва ли не главенствующую роль в строительстве национальной культуры.

Уже на протяжении первых десяти лет со дня премьеры «Бранденбуржцев» в Чехии появилось немало патриотических произведений. Так, большие хоры Карла Бендля воспевали героев гуситских войн. Главной темой первой оперы Антонина Дворжака «Альфред» была борьба за освобождение от иноземного гнета. С героикой сметановской историко-патриотической оперы эмоционально перекликался его «Гимн». Произведение это для смешанного хора и симфонического оркестра было написано на текст стихотворения Витезслава Галька «Наследники Белой горы». После первого же исполнения «Гимна» имя Дворжака стало популярным.

«Проданная невеста» Сметаны повысила интерес чешских композиторов к сюжетам из сельской жизни. Тут нa Сметану стали ориентироваться и молодые композиторы, и мастера старшего поколения, например Франтишек Зденек Скугерский. На сцене «Временного театра» одна за другой начали появляться комические оперы: «Зачарованный принц» Войтеха Гржимали, «Ректор и генерал» Скугерского и написанный несколько позже «Старый жених» Бендля. В «Зачарованном принце» влияние Сметаны ощущается не только в музыке, но отчасти и в сюжетной ситуации. Подобно батраку Йенику, героем оперы Гржимали становится бедный портной Иван. Oн ловко использует шутку, разыгранную над ним принцем Мирославом, получает службу в замке и женится на своей возлюбленной Эвичке. Как и в «Проданной невесте», здесь проходит тема «верной любви». Ей же посвящена и опера Скугерского «Ректор и генерал».

Все возраставшее влияние Сметаны начало серьезно беспокоить консервативно-буржуазные круги.

Ригер лишился покоя. Он считал, что если не принять соответствующих мер, все музыканты пойдут по стопам Сметаны. Появится еще несколько опер вроде «Бранденбуржцев», и «час долгожданный восстания» действительно может пробить.

Нужно срочно избавиться от Сметаны и прежде всего убрать его из театра. Но как это сделать? Крупнейшие прогрессивные чешские деятели поддерживают Сметану. Карел Сладковский везде его хвалит и ставит в пример другим. Ян Неруда готов горло перегрызть каждому, кто только скажет плохое слово о композиторе, а с ним ссориться опасно, потому что в его руках прогрессивная пресса, да и эпиграммы его ходят по рукам. Йозеф Венциг забыл, что он немец, и сам снабжает Сметану материалом для его бунтарских произведений. О музыкантах и артистах говорить нечего. Только завистливый Майер да несколько его коллег ненавидят Сметану. Да еще Пивода. Да, да, Пивода! Ригер даже обрадовался, когда вспомнил, с каким возмущением говорил этот прежний поклонник Сметаны о его затее создать оперную школу. Респектабельный Франтишек Пивода известен в Праге как опытный музыкант и педагог. Его можно хорошо использовать для того, чтобы очернить творчество Сметаны, тем более что он еще не высказал печатно своего мнения о «Далиборе».

Ригеру не пришлось долго уговаривать Пиводу выступить против Сметаны. Они отлично поняли друг друга.

В начале 1870 года в газете, которая по иронии судьбы называлась «Прогресс», появилась резкая статья Пиводы. Возвращаясь все к той же теме о вагнерианстве музыки Сметаны, он предложил называть его оперу «Далибор Вагнер». Пивода бранил Сметану за то, что тот якобы использует театр только в своих интересах, превращает его в пьедестал для своей личной славы, а всех остальных музыкантов рассматривает как «нули, повышающие ему цену». Он прямо называл Сметану карьеристом, насаждающим в чешском театре влияния, чуждые национальному искусству. Даже «Проданную невесту» Пивода теперь не признавал, утверждая, что сделанные Сметаной дополнения испортили ее.

Сметана верно понял появление этой статьи: ему объявляли войну.

И он принял вызов. «Народная газета» опубликовала ответ Сметаны. Композитор отрицал возведенные на него обвинения и предлагал Пиводе для пользы общего дела вместе разобрать «Далибора».

Но это не входило в планы противника. Пивода не пришел, конечно, к Сметане, чтобы рассмотреть партитуру «Далибора» и открыто поговорить с композитором о достоинствах и недостатках его музыки. Он затеял нечестную борьбу с мастером, чтобы дискредитировать его и убрать с дороги. Все свое влияние — а Пивода был очень влиятельным человеком благодаря связи с правительственными кругами и аристократией — он употреблял, чтобы очернить Сметану.

Роль сигнала, возвещающего начало атаки, сыграла эта статья. Все, кто был недоволен тем, что место главного дирижера оперы занимал Сметана, а не Майер, все, кого пугали «демократические улыбки» в музыке Сметаны, наконец все те, кто боялся роста национального самосознания чешского народа, — все поднялись и единым фронтом ополчились против Сметаны. На страницах различных газет появлялись статьи, подчас анонимные, авторы которых попросту издевались над композитором. Они требовали убрать Сметану из театра. На различные лады перепевалась одна и та же тема пиводовской статьи. Сам Ригер открыто нигде не выступал. Он благоразумно решил пока держаться в стороне, наблюдая за тем, чтобы заведенная им пружина работала безотказно.