Нареченная невеста не обратила на эти слова никакого внимания.
Михаил Иванович не помнил, как провел следующие дни. Он писал Евгении Андреевне:
«Милая и бесценная маменька!.. Одобрением моего выбора и благословением вашим вы совершенно успокоили мое сердце… Мое предложение было принято Луизою Карловною как нельзя лучше – она уже давно желала иметь меня зятем, несмотря на мои недуги. Вот несколько дней как я жених и, могу оказать, ко всеобщему удовольствию, ибо вы можете себе представить, сколько этим доволен Алексей Степанович и Софья Петровна… Не стану более распространяться о моем теперешнем счастии – известно, что чем полнее сердце, тем меньше слов, а сообщу теперь о дальнейших намерениях. Я хотел сперва не спешить свадьбою, теперь, напротив, желал бы обвенчаться как можно скорее с тем, чтобы после того в самом непродолжительном времени отправиться к вам… Вы не можете представить себе, как рвется к вам мое сердце, и Мари моя также жаждет видеть вас и сестриц, коих уже заочно любит…»
Глава восьмая
Обряд венчания был совершен в церкви Инженерного замка. Венчал бывший пансионский учитель Глинки протоиерей Малов, тот самый важный отец протоиерей, который расхаживал когда-то в муаровой рясе среди парт и наставлял питомцев: «Смиритесь, людие!» Сегодня он тоже сказал соответствующее случаю назидательное слово.
В церкви блестели военные мундиры, звенели шпоры, благоухали дамы.. Наконец все двинулись поздравлять молодых.
Так Марья Петровна Иванова выбилась из тисков мещанства, косности и нищеты. Теперь ничто не помешает Михаилу Ивановичу Глинке быть с любимой женой. Никто не помешает беседам о музыке, о Моцарте и Бетховене, о поэтах и прежде всего о Пушкине, которого малютка Мари еще так мало знает.
В наскоро нанятой на Песках и кое-как обмеблированной квартире текут дни счастья. Правда, новобрачная не собиралась переезжать на эту случайную квартиру. Ничто не напоминает здесь о будущем величии. Но Марья Петровна готова ждать. Признаться, она никогда не предполагала, что дело с оперой может так затянуться, хотя никак нельзя упрекнуть в лености Мишеля.
За утренним кофе Марья Петровна едва успевает сообщить мужу главные новости: что она заказала на обед, как приняла отчет кухарки во вчерашних расходах.
Глинка любуется женой, не вслушиваясь в смысл ее речей.
– А окажи-ка мне: почем фунт супного мяса? – экзаменует она мужа.
– Супного мяса? – Глинка с трудом соображает, о чем идет речь. – Не знаю, ей-богу, не знаю, но я знаю другое: помнишь, я говорил тебе, что я не был счастлив в любви…
– А если я все-таки буду ревновать тебя к прошлому?
– Не стоит труда. У меня не было никого, кроме тебя. Ты моя первая истинная любовь.
– Постой, постой! – Марья Петровна отбивается от поцелуев. – Кофе совсем простыло… Пожалуйста, пей.
Он покорно пьет кофе, сваренный ее искусными руками. Мари продолжает болтать. Но она не принадлежит к числу ветреных болтушек; пусть поймет Мишель, как хорошо ведет она хозяйство. Ей во всяком случае не грозят петербургские кухарки, которые так ловко умеют обсчитывать простофиль.
А кофе уже допито. Глинка поднимается из-за стола.
– Я провожу тебя, – говорит Марья Петровна.
Они идут в кабинет. Не ахти каков этот кабинет. По мнению Марьи Петровны, он совсем не годится для знатного автора будущей оперы.
Но и в этой временной квартире Глинка сумел устроиться по-своему. Небольшая комната, отведенная под его кабинет, успела наполниться таким количеством книг, что молодая жена только удивляется: откуда приносит их Мишель? А вдобавок повсюду лежат ноты.
Марья Петровна берет изящную метелочку и смахивает с бумаг последнюю пылинку.
– Видишь, я тоже тебе помогаю, – говорит она и размахивает метелочкой с еще большим рвением.
Но прежде, чем уйти из кабинета, Мари крепко целует мужа.
– На счастье!.. На удачу!.. На любовь!..
Выскользнула из рук и убежала.
Счастливый молодожен разбирает наброски партитуры, записи тем, хоровые разработки. Рядом лежит поэма барона Розена. Кое-как закончены недавние битвы. Готов текст для трех актов: для первого действия, развертывающегося в селе Домнине, для действия в польском замке, для сцены в избе Сусанина. Ничто не изменилось в поэтических вдохновениях барона. Но не с тоской, а с видом неустрашимого борца смотрит на либретто музыкант. Музыка победит все ухищрения придворных поэтов. Силы сочинителя прибывают и никогда не иссякнут. На днях он написал в Новоспасское:
«Сердце снова ожило, я чувствую… могу радоваться, плакать – муза моя воскресла, и всем этим я обязан моему ангелу – Марии…»
Была какая-то короткая минута, когда его охватил страх за свое счастье. Это случилось в церкви, при венчании. Все было залито светом. Торжественно пели певчие. И вдруг какая-то тень пала ему в душу. Он не мог даже понять, что произошло: то ли неровно, тревожно отстучало сердце, то ли ужаснулся неведомых будущих несчастий? Он взглянул на Мари – она стояла рядом с ним в белом подвенечном наряде. Шафер гвардеец держал над ее головой массивный золотой венец. И лицо ее было так безмятежно, выражение глаз так ясно, что Глинка сразу забыл о своем смятении.
Теперь Мари с ним, и муза воскресла. Может быть, муза никогда не была так деятельна. Впереди предстояла самая важная сцена оперы – смерть Сусанина в лесу.
Молодые никуда не выезжали. Мари и это была готова терпеть… Чтобы не мешать мужу, она часто ездила к Стунеевым.
Сестры сидят и о чем-то шепчутся.
– Ты не раскаиваешься, детка, в своем выборе? – спрашивает Софья Петровна.
Мари задумывается: ей еще не все ясно. Но скоро Мишель напишет свою оперу…
– Ты, кажется, возлагаешь на эту оперу необыкновенные надежды?
– А разве это не так? – перебивает Мари. – Когда Мишель напишет свою оперу и об этом узнает государь…
– Какая ты глупышка, Мари! – Софья Петровна грустно улыбается. – Тебе кажется, что государь только и ждет оперы Мишеля, чтобы пожаловать ему княжеский титул и миллионное состояние!
– Какая ты злюка, Сонька! – Мари сердится. На ее щеках появляются красные пятна. – Ты завидуешь нашим будущим успехам!
– Я первая буду счастлива твоим счастьем, но поверь мне, детка, не следует возлагать несбыточных надежд на государя. Кому, как не мне, это знать?
Но Мари не склонна разделить печальные воспоминания сестры.
– У Мишеля столько покровителей! – продолжает Марья Петровна. – Они его не оставят!.. Не знаю только, как мне быть с бароном Розеном. Мишель вечно его бранит. Научи, что мне делать.
– Пригласи барона к себе. Твои чары всемогущи, моя девочка.
– Но Мишель ни за что не хочет звать барона…
– Поверь, он сделает это приглашение, стоит только надуть тебе губки.
– Не помогает.
– Неужто? Тогда нужно принять более решительные меры. Попробуй переехать к нам на денек-другой.
Мари краснеет.
– А! – Софья Петровна заливается благодушным смехом. – Я ведь и забыла, что ты переживаешь медовый месяц.
Алексей Степанович застал сестер за оживленной беседой.
– Ну, как идет ваша опера? – обращается он к Мари. – Скоро ли увидим афишку? Рассказывай по порядку.
Мари начинает рассказывать, но рассказ ее выходит короткий:
– Мишель сидит и пишет или ходит по кабинету и молчит.
– Так-таки ходит и молчит? – заинтересовался Алексей Степанович.
– Молчит! – подтверждает Мари.
– Великий талант! – решает Алексей Степанович. – И поверь мне: как только напишет оперу, ты сразу станешь женой знаменитого человека. Я тебе это говорю!
Мари уехала успокоенная. Но у нее появились новые заботы. Молодым надо было бы начать приемы, а Мишель торопил с отъездом в Новоспасское. Луиза Карловна тоже одобряет поездку. Она меньше всего интересуется оперой, но желает познакомиться с имениями зятя. Но ни Мари, ни Луиза Карловна не знают, какие сборы нужны для поездки в деревню. На всякий случай Мари начала с портних.