Уже начало светать, когда Шпеер подъехал к вилле Стиннеса. За эту ночь он уже второй раз проезжал по этому шоссе и мелькание деревьев в свете фар, стало укачивать его. Пока водитель вызывал охрану, Шпеер решил прогуляться вдоль ограды. Прохладный ночной воздух, наполненный ароматом хвои, быстро разогнал сонливость. Вот уже двое суток как он находился на ногах и в постоянном напряжении. А сегодняшний приказ фюрера совсем выбил его из колеи. «Если это начнёт осуществляться, а теперь уже сомнения в этом нет, то на Германии можно поставить крест. Даже то, что уцелеет, то по законам войны победители заберут себе как трофеи… А то, что победителями будем не мы, теперь уже ясно всем, кроме…». Он попытался отогнать от себя эти мысли и не мог. Сейчас даже не знал, зачем приехал сюда. Что может сказать сейчас Уго? Чем оправдываться? Что можно вообще предпринять в такой ситуации.
Сигнал машины вывел его из этого умственного оцепенения. Он сел в машину и она въехала в ворота. Шины мягко зашуршали по асфальту и вскоре они остановились перед виллой построенной в виде средневекового замка. В нижних окнах загорелся свет и вскоре на крыльцо вышел сам хозяин. Когда Шпеер вышел из машины и направился к нему навстречу, Стиннес спустился вниз и встретил его словами:
— Альберт! Вы, что там, совсем с ума посходили?… Разъезжаете по ночам как волки!.. Или вам уже дня не хватает для ваших планов? — они поприветствовали друг друга и стали подниматься по лестнице. — Проходи!
— Во-первых, здравствуй! А во-вторых, насчёт ума ты правильно заметил. Боюсь, что сейчас и ты будешь в этом плане не совсем здоров…
— Ты так говоришь, как будто русские уже на ступеньках вашей канцелярии, — оглянувшись на Шпеера, с ехидцей в голосе сказал Стиннес.
— Ты зря смеёшься… Буквально два часа назад я всё это уже слышал. За это время многое изменилось.
— Давай загадками будем говорить потом, — они вошли внутрь и поднялись на второй этаж. Там был кабинет Стиннеса. Он задёрнул плотнее шторы и поставил на столик у дивана бутылку коньяка и два бокала. Шпеер сел в кресло напротив. Стиннес наполнил бокалы. — Так что тебя привело в это время? Что, действительно, наши дела так плохи?
Шпеер сделал глоток и откинулся на спинку кресла.
— Я только что был у фюрера…
— А ты думаешь, я не догадался!?… Вы всё ещё собираетесь где-то? Что, на этот раз, вы там придумали?… Видно в светлое время суток у вас голова не работает, так вы по ночам, как кроты!..
— Тише! Домашних разбудишь…
— Будить некого… Я всех отправил на юг, на озеро… Теперь уже на вас надежды очень призрачны. Вам скоро самим придётся паковать чемоданы… Извини за хамство, но я другого уже не предполагаю.
— Может ты и прав… Только давай сначала подумаем о твоих чемоданах. Я ведь не зря приехал к тебе в такую пору… С подачи, а сейчас я в этом уже уверен, нашего партайгеноссе Бормана, фюрер подпишет, а может уже и подписал, приказ на уничтожение всего нашего промышленного и интеллектуального потенциала… Ты понял, что я сказал?
— Пока только одно слово — уничтожение… При чём тут Борман?… Ты можешь говорить яснее, без загадок?
— А яснее — это так… При отступлении наших войск, предварительно должна быть уничтожена всё оставляемая ими промышленная инфраструктура… Уже созданы специальные команды… К счастью, что его стиль работы — основательно и без спешки.
— Кого ты имеешь в виду?
— А я разве не сказал?… Видишь, уже… — Шпеер покрутил пальцем у виска, — Генриха, конечно…. Гиммлера. Поэтому у нас ещё есть какое-то время.
— Смысл?… Может они считают, что потенциала всего мира не хватит, чтобы раздавить нас здесь как тараканов?… Полмира воюет против нас! Неужели это не понятно!?
— Нам с тобой — понятно!.. Давай без эмоций… Кроме уничтожения, необходимо изъять всю технологическую документацию, патенты и всё это оправить в Берхтесгаден, в шахты. Я думаю, что ты в курсе этого строительства… В случае чего — просто уничтожить…
— Альберт! Вы никогда там не задумывались — за счет кого вы живёте?… Я думаю — нет!.. Иначе сейчас вы так спокойно не отдавали бы таких идиотских приказов на уничтожение страны… И хочу ещё заметить при этом — своей… — Стиннес встал с дивана и зашагал по кабинету.
— Уго, послушай… Не надо меня воспитывать в этой ситуации, как школяра! Вспомни тридцать третий год!.. Ты разве не входил в «Генеральный совет»? Или ты забыл, как расплачивался с Шахтом векселями от мыльного пузыря!?… Мы все тут не особо чистенькие…
— Не занимайся демагогией, Альберт! Тебе это не идёт… Ты прекрасно знаешь, что тогда речь шла, как вы говорили, о возрождении рейха, а не о войне… И давай больше не будем об этом!
Они оба замолчали. Шпеер медленно крутил в руках бокал с коньяком и казался каким-то отрешённым от всего этого разговора. Стиннес стоял перед камином и, не мигая, смотрел на языки пламени, словно пытался представить себе все последствия предстоящей катастрофы. Первым заговорил Шпеер.
— Так ты понял, что надо делать?… В моём положении, сам понимаешь, предпринять что-то просто невозможно. Да и, честно говоря, я не хочу последовать за Шахтом и Тиссеном… Хорошо, если их оставят в живых…
— А, что?… Возможен другой вариант?… Не особо вы цените своих соратников…
— Ты прекрасно знаешь, чем это вызвано…, а под это дело убрали и неугодных.
— Ну, допустим, тебе это не грозит… По моему только вы с Функом и можете сейчас на равных говорить с нм.
— О чём ты говоришь, Уго!.. Если там уже Гальдер, Канарис…
— Так что ты предлагаешь? У меня же нет своей армии, чтобы защититься от вас! — Стиннес нервно засмеялся и стал наполнять бокалы. Горлышко бутылки тихо застучало по стенке бокала. — А может мне самому прикажешь взять в руки автомат!..
— Давай только без истерик!.. Надо подумать, как защитить производства хотя бы от своих. Пусть над этим подумают ваши директора… А с документацией тянуть не стоит. Пусть упакуют отдельно от технической, бухгалтерию и финансы и отдадут им… Один чёрт они в ней не понимают ничего!
— Ты представляешь, сколько это листов?… Да и куда всё это прятать?
— Пусть отберут всё самое ценное… Особенно патенты… Я постараюсь связаться со всеми, кому можно доверять. Ты же знаешь — в этом ведомстве шуток не любят… и не понимают.
Поздно вечером в квартире руководителя центра закрытых исследований химического завода в Обербайерне раздался телефонный звонок. Хозяин квартиры взял трубку.
— Алло! Я вас слушаю!
— Извини, Гейнц, за поздний звонок, но ты должен немедленно приехать ко мне в дирекцию, — хозяин узнал голос управляющего заводом. — И если есть возможность, возьми с собой Вальтера.
— Что — нибудь случилось?
— Это не по телефону. Машина уже вышла за вами, — в трубке раздались гудки.
Хозяин квартиры, Гейнц Ханзен, хорошо знал своего управляющего ещё с сорокового года. Они вместе начинали этот завод, а затем он и его сын, Вальтер, стали работать в его исследовательском центре. Вальтеру, как химику, не очень нравилось то, над чем они работали все эти годы. Он иногда высказывал это даже в присутствии отца, на что Гейнц сказал ему однажды. — «Вальтер! Язык дан нам, чтобы скрывать мысли. Запомни это, иначе накличешь на себя беду». Вот и сейчас, когда отец сказал ему, что нужно срочно ехать на завод, он высказался в довольно резкой форме:
— Отец! Даже если мы с тобой будем работать по двадцать четыре часа в сутки, это уже не поможет нам… Мы с тобой четыре года создавали оружие, которое невозможно применить на поле боя. Ты это знаешь не хуже меня… Если хоть одна их бомба упадёт на наши склады — нам с тобой не жить. Так это всего лишь иприт, а то, что мы сделали сейчас — человеческому разуму вообще не постижимо…. — Вальтер на мгновение замолчал. Он стоял перед отцом опустив руки и голову как нашкодивший мальчишка. Почувствовав на себе взгляд отца, он поднял голову и тихо сказал: — Я тебе не всё рассказывал. Извини… Перед этим рождеством мы в нашем отделе синтезировали вещество… Названия пока нет. Эти два месяца мы отрабатывали и испытывали… Технологически очень сложно… Я просто хочу ознакомить тебя с последними испытаниями…. хотя вряд ли это тебя заинтересует. Так вот, по нашим расчётам, двух тонн его хватит, чтобы уничтожить пол-Европы!..