В подвале полутемно, душно. Работа страшно тяжёлая. Буквально через час у меня заболела спина, да и сердце тоже. Говорю ребятам:

– Тут стоит сломанный транспортёр, давайте я его налажу. Я в этом деле понимаю. Он нам сильно облегчит работу.

– Мы были очень рады, когда он сломался, – отвечает один из них и хитро улыбается.

Я понял, что он сломался не без их участия.

– Пойми сам, без него мы здесь, наверное, проколупаемся целый месяц, а с транспортером закончим за неделю и лишимся работы. Так что чинить его не надо. А если всё-таки решишь сделать это, – проговорил он, не скрывая угрозы, – здесь в темноте тебя случайно может ударить лопата!

На другой день, совершенно разбитый и не успевший прийти в себя, я на работу не вышел.

РАЗГРЕБАНИЕ МУСОРА

Хозяин, у которого мы снимали квартиру, сказал мне однажды, что в одном доме есть работа. В этом большом доме жила многочисленная семья. Мне предложили спуститься в подвал, разобрать и разложить на стеллажах, установленных вдоль стен, скопившиеся там вещи.

Я спустился в огромное полутёмное помещение, сплошь заваленное барахлом. Сюда, видимо, годами сбрасывали старую отслужившую одежду и обувь, которой скопилось буквально по колено. От старого, нестиранного белья и одежды исходило зловоние. На мой взгляд, всё это уже давно следовало отправить в помойку. Духота и спёртый воздух в непроветриваемом помещении допускали длительное пребывание здесь только в шланговом противогазе.

Нам в тот момент были очень нужны деньги. Но я все же отказался делать эту работу, за которую мне сулили традиционные 3 доллара в час.

КАК Я ПЫТАЛСЯ ВЫТАЧИВАТЬ ШАЙБЫ

Однажды в поисках работы я забрёл на Кингсхайвей. Прошел без всякого успеха несколько блоков. Вдруг услышал знакомый звук работающего токарного станка. Подумал: “Может быть здесь меня ждёт удача. Ведь я несколько лет, ещё до армии, проработал токарем. Было это давно, но навыки не утерял”.

Поднявшись по железной лестнице на второй этаж какого-то дома, попал в небольшую мастерскую. Меня поразили беспорядок и грязь, в том числе запущенность станков.

Меж тем рабочие ушли на обед в соседнюю комнату, я заглянул туда и предложил свои услуги. Самый пожилой из присутствующих, видимо хозяин, предложил мне на пробу выточить шайбу.

Это была простая работа. Я заточил резец и приступил. Скоро шайба была готова, и я позвал хозяина. Он был вынужден оторваться от еды, был этим недоволен и вышел ко мне раздраженным. Губы его лоснились от жирного китайского супа, в углу рта висела лапша. Молча он рассмотрел выточенную мною шайбу и, бросив её в ящик со стружками, удалился.

Я был удивлён. Достал шайбу промерил. Размеры совпадали с образцом. Качество обработки, на мой взгляд, было даже лучше. Я стал рассматривать её, ничего не понимая. За этим занятием застал меня один из рабочих, говоривший по-русски.

– Твоя шайба слишком хороша, – пояснил он. – Хозяин должен был бы платить тебе за изготовление таких на один цент больше, чем другим. А это ему не выгодно.

Я был поражен. Однако мне очень нужна была работа, и я спросил:

– Может быть, я мог бы убирать станки после работы? Видно, что за ними здесь плохо ухаживают.

– Эту работу за 3 доллара делает у нас один парень из Джамайки. Поищи себе что-нибудь в другом месте.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Через несколько месяцев после описанных выше и других попыток что-либо заработать я отчаялся. Возникло настроение уехать обратно. Поделился с одним знакомым. “Поздно, Вася, пить боржоми! – сказал он. – Всё. Поезд ушел! Приноравливайся к новой жизни”.

И вот все эти годы я пытался приноровиться. Времени прошло немало. Америка даёт хорошие шансы молодым. Наша молодёжь уже достигла многого: приобрела по дому, по машине на каждого взрослого. Родились ещё двое внуков.

А что для стариков? После достижения 65 лет я начал вместо велфэра получать эсэсай и теперь меня уже не волнуют предложения поработать на кэш. Вроде все устоялось.

Но иногда я вспоминаю мой кабинет заместителя начальника треста, приёмную с секретаршей, персональную машину, дачу. Там я пользовался определённым авторитетом и уважением. Уехал не в поисках благ и лучшей жизни. Надоело всю жизнь чувствовать себя морально ущемлённым, а после распада державы угнетал уже и неприкрытый антисемитизм. Было противно смотреть, как разворовывается страна новыми русскими.

Но здесь я, пожилой человек, ощутил в полной мере невостребованность моего опыта и знаний. Здесь, в глазах местных, был поставлен знак равенства между мною и не знающим грамоты нелегалом с островов. И что же лучше для таких людей, как я? Ехать сюда и жить, чувствуя свою ненужность и неполноценность в глазах коренных американцев или остаться там нуждающимся, но уважаемым? Я часто думаю об этом и, честно говоря, не нахожу однозначного ответа.

2007 г.

НЕТ ЖИЗНИ БЕЗ ТЕЛЕВИЗОРА

– Послушай, Рая, меня очень беспокоит наша дочка!

– Это ты о чём?

– Да всё о том. Ты прекрасно знаешь о чём. Толстая, неуклюжая, в голове пустота, учится еле-еле. В жизни только два интереса: телевизор и еда. Меня это очень пугает.

— Лёва, ты преувеличиваешь!

— Я преувеличиваю?! Да. Ты, только посмотри на неё! Ей 12 лет, а у ней зад шире, чем у тебя. Это же не девочка, а бегемот! А что с ней станет, когда ей будет 20? Она превратится в такую тушу, что никто не возьмёт её замуж. И на работу устроиться при её лени и знаниях будет нелегко. Я прихожу в ужас, думая о её будущем!

– Боже мой! Можно подумать, что твой ребёнок просто чудовище! Перестань, пожалуйста! Толстых детей здесь много, и ничего. Да, у Бронички есть лишний вес, но у девочки переходной возраст. Позже всё нормализуется.

– Нельзя пускать всё на самотёк! Нужно что-то предпринимать. Я не могу спокойно смотреть на то, во что она постепенно превращается, и не понимаю твоего спокойствия.

– Я тоже волнуюсь, но, в отличие от тебя, не драматизирую ситуацию. Кстати, у меня есть некоторые соображения. Я хочу обсудить их с тобой.

Рая подошла к двери и заглянула в соседнюю комнату. Убедившись, что дочка спит, она продолжала.

– Через четыре месяца в школе начнутся летние каникулы. Что если нам отправить Броню на лето за город, чтобы она там вместе с другими детьми много двигалась, играла, купалась. Может быть, это изменит её склонности.

– Мысль неплохая, но нужно, чтобы там не было телевизора и чтобы ее несколько ограничивали в еде. Как это сделать?

— Мне как раз рекомендовали одну женщину-бебиситора, которая выезжает на лето в Апстейт. Там красивое место, не жарко, есть бассейн и нет телевизора. В общем, всё хорошо. Но есть одно “но”. За два месяца нужно заплатить 1400 долларов.

– 1400 баксов? Ты сошла с ума! Где мы возьмём такие деньги?

– Я подумала и об этом и кое-что узнала. На Макдональд авеню есть одна пекарня, куда сейчас нужны люди. Ты мог бы там поработать на кеш.

– Но ты же знаешь, что я не пекарь и у меня есть работа на все дни недели.

– Им не нужны пекари. Нужны подсобные рабочие на субботу и воскресенье. Они платят, правда, немного — 5 долларов в час. Но работая по 10 часов, ты мог бы за каждый уик-энд зарабатывать по 100 долларов. Тогда за 14 недель мы набрали бы нужную сумму.

– Я и так страшно устаю на своей работе плюс эта ежедневная утомительная дорога в Нью-Джерси.

– Но у тебя одна дочь, Лёва!

Вечером после первого проработанного дня в пекарне Лёва отказался от ужина и буквально едва дополз до постели.

– Ты знаешь, какая там работа? Нужно одному таскать 50-килограммовые мешки! У меня страшно болит спина. Не знаю, сколько там я выдержу. – И он вручил Рае 50-долларовую бумажку.