Такие разговоры случались часто, и каждый раз комбат обещал Косте, что это в последний раз.

— Волнуюсь, – признался майор, – не прислали связного! Давай, голубчик, ну ей Богу последний раз, а мы с Графом доберёмся — дорога теперь есть.

Костя даже не пошевелился.

— Кто здесь в конце концов командир? – рассердился комбат. – Отправляйся!

Комбат остался один. Санки, в которые был запряжён Граф, стояли у самой дороги. Быстро смеркалось. Линия переднего края всё ярче очерчивалась багровым заревом. Сзади темнел лес. Приближалось время прохода штурмовых частей. В белых маскировочных халатах, с суровыми лицами, озаряемыми зеленоватым светом ракетных вспышек, безмолвными рядами двинулись солдаты прорыва. Таинственностью и холодом повеяло на майора от этого безмолвного движения белых теней, нарушаемого слабым хрустом снега и шорохом халатов. Пожелав им удачи, майор вздохнул с облегчением — задача была выполнена. Теперь по дороге, плотно утоптанной теми, кто пошёл в бой, можно было вернуться в расположение батальона. Граф медленно затрусил, увлекая за собой лёгкие санки. Майор задумался и вдруг, метрах в восьмистах от себя, увидел тени, легко скользившие на лыжах параллельно дороге. “Должно быть, наши,” – в первое мгновение подумал он. Но какое-то подсознательное чувство заставило майора вложить обойму в висящий у него на груди автомат и расстегнуть кобуру “ТТ”. Несмотря на вмешательство кнута, Граф не выражал желания увеличить скорость, а тени на лыжах не отставали. Вдруг слева с другой стороны раздалось короткое и лающее: “Русс, сдавайсь!”

Резко повернув голову, майор увидел двух идущих в нескольких метрах от него лыжников. Пальцы сами нажали на спусковой крючок автомата — фигуры упали в снег. Стало ясно, что майор столкнулся с вражескими разведчиками.

Услыхав выстрелы комбата, лыжники устремились к нему. Зазвучали автоматные очереди. Встав на колени на самое дно санок, майор отчаянно стегал лошадь, но обстрелянный, высокомерный Граф был неумолим. Лыжники приближались.”Неужели конец, – подумал майор, – так глупо — у себя в тылу”. И вдруг Граф рванулся и, словно подхлестнутый кем-то, пустился в бешеный галоп, которого ещё никогда не приходилось видеть комбату. “Только бы не перевернулись санки!” – думал он, отвечая короткими очередями на выстрелы отстающих лыжников.

Санки не опрокинулись, и вскоре, они примчались в расположение батальона. Только тут майор заметил кровавый след, тянущийся за санями. Бешеный галоп был лебединой песней Графа Монтекристо. Лошадь начала спотыкаться и затем с храпом упала на бок. Майор соскочил с санок и застыл, пораженный глазами лошади: в них было такое отчаяние, тоска. Майору, который много раз видел смерть, стало не по себе. К лошади поспешили бойцы. “Как она могла столько бежать с такой раной?” – раздались недоуменные голоса.

Майор побрёл в командирскую землянку. Начальника штаба и комиссара он застал за столом. В углу на печурке уютно пыхтел чайник. Комбат молча подошел к сидевшим и попросил налить водки. Он всё ещё не мог прийти в себя, но не от стрельбы, не от смертельной опасности, которая ему ещё совсем недавно угрожала, а от скованного болью взгляда по-человечески умных глаз Графа Монтекристо. Этого невозможно было забыть!

Начальник штаба ждал обычного комбатовского: “Хватит”. – Давай ещё, – прохрипел комбат и опрокинул целый стакан.

Комиссар первым догадался, что с комбатом что-то произошло. Он встал, поднёс к носу пахнущий перегоревшим порохом ствол автомата комбата и понимающе подмигнул начальнику штаба.

Ни о чем расспрашивать было не нужно. Всё и так было ясно. Шла война.

1958г.

Белая ворона

Солдат в задумчивости медленно шел вдоль оград изб. Их часть, потрёпанную в тяжелых боях с русскими, отвели в тыл на несколько дней на отдых. “Ужасная война, – думал он, – сколько крови уже пролилось и сколько прольется ещё?” Как не хотелось ему идти воевать! Как было тяжело расставаться с уютным, утопающим в цветах домиком на окраине крошечного городка в Вестфалии, в котором время словно замерло на столетия. Но при тотальной мобилизации в 1942 году забрали и его – единственного сына одинокой матери.

На краю деревни около ветхой избы его внимание привлекла старуха, которая колола дрова. Женщина с усилием поднимала увесистый топор, после каждого отколотого полена отдыхала, тяжело дыша. Солдат был поражен увиденным. “Может быть и моя мать сейчас мучается, выполняя непосильную работу, – подумал он. – Придет ли кто-нибудь ей на помощь?”

После некоторых раздумий он прошел за ограду и взял из рук женщины топор. Та испуганно отбежала в сторону, не понимая, что будет дальше. Солдат скинул шинель... Через полчаса, когда выросла горка наколотых поленьев, он устало воткнул топор в колоду, вытер рукавом потный лоб и ничего не говоря ушел.

Ночью к старухе тайком пробрался её сын – Федор, минёр в партизанском отряде.

– Когда же ты, маманя, успела столько? – спросил он удивлённо, увидев наколотые дрова.

– Это не я, а солдатик один.

– Какой солдатик? Фриц, что ли?

– Ну да, он.

Фёдор был поражен.

– Он, наверное, того... – Фёдор покрутил пальцем у виска.

– Ты что? Он так помог мне! Дай Бог ему здоровья!

– Какое там здоровье?! Их всех, гадов, нужно поубивать!

– Ты этого не тронь! Если встретишь, не убивай! Ты его узнаешь: он такой..., – старуха запнулась, – такой ... худенький, в серой пилоточке.

– Все они в серых пилотках, гады! Они ещё получат...!

Утром солдаты, и среди них тот, что колол дрова, уехали на грузовике с открытым кузовом. В двух километрах от деревни на просёлочной дороге грузовик подорвался на поставленной Фёдором мине. Все, кто ехал в нём, погибли.

2009 г.

НАСТОЯЩИЙ ГЕРОЙ

За успешные действия в тылу врага было решено наградить правительственными наградами группу наиболее отличившихся партизан. Представленных к званию Героя Советского Союза, привезли на Большую землю.

В преддверии вручения наград устроили им торжественную встречу, накрыли столы. Руководил мероприятием какой-то штабной генерал. В ожидании появления героев он просматривал список награждённых. Дойдя до одной из фамилий, генерал побагровел и громко воскликнул:

– Что уже и жидам стали давать Героя?

Владелец злосчастной фамилии, как раз входил в помещение. Услышав только что произнесённые слова, он без раздумий схватил со стола первую попавшуюся бутылку и стукнул ею генерала по голове. Генерал рухнул на пол. Скандал, замешательство! Виновника взяли под стражу, генерала отправили в госпиталь.

О произошедшем доложили Пономаренко – первому секретарю ЦК Белоруссии, возглавлявшему партизанское движение страны. Пономаренко был в растерянности: за такие поступки полагается трибунал, но ударивший был командиром одного из лучших партизанских отрядов. Ну и генерал тоже хорош... Что делать? Это надо решать в верхах.

Сталин, выслушав Пономаренко, после короткого раздумья произнёс:

– И в правду, герой. Дайте ему “Красное Знамя” и пусть дальше воюет.

2006г.

это вам за всё...

Обутая в старые галоши, в которые с трудом втискивались опухшие больные ноги, Арина перепиливала в одиночку двухручной пилой толстое бревно. Работа длилась уже не первый день. Это был тяжкий труд для старухи, которой перевалило за восемьдесят. Но, что делать? Как пережить приближающуюся зиму без дров?

За этим занятием её застал солдат, резким движением отворивший висящую на одной петле калитку.

– Яйки, млеко! Бистро, бистро!

– У меня ничего нет. Разве не понятно, что у хозяйки такой развалюхи ничего не может быть.

Солдат или ничего не понял, или не хотел понимать. Он отворил ворота хлева и был разочарован. Хлев был пуст. Ещё в прошлом году забрали кормилицу – козу, которую долго оплакивала Арина. Разозлённый неудачей солдат направился к курятнику.