— Как? — решив, что ослышался, переспросил граф.
— Увидишь… — жизнерадостно рассмеялся воин и, подхватив со стеллажа вальтрап,[35] набросил его на спину каракового жеребца…
…Через полчаса Томас почувствовал себя не в своей тарелке — он, оруженосец графа Утерса, восседал в седле, а его сюзерен, вцепившись в стремя его коня, бежал! Как и вся безлошадная половина воинов Правой Руки! И при этом умудрялся ехидно подначивать возмущенного такой несправедливостью оруженосца:
— Да это не бег, а отдых. Вот если не держаться, то устаешь значительно больше. И потом, бежать по такой дороге — одно удовольствие: она уже подсохла, но еще не пылит. Вот разберемся с этим заговором, я займусь твоими тренировками, и ты почувствуешь, как это здорово. На своей шкуре… Нет, можешь не уговаривать — пока я не могу тебе этого позволить… Почему? А думать ты не пытался?
Ответ, возникший в его собственной голове через пару минут раздумий, оказался удивительно прост: после такой пробежки он как минимум пару дней не смог бы ходить. Вообще! Значит, должен был превратиться в обузу. Что в сложившихся обстоятельствах было смерти подобно.
— Хорошо, милорд… Я подожду… — кивнул он. Но думать не перестал.
…Выносливости графа Вэлш и воинов Правой Руки можно было позавидовать: казалось, что такой способ передвижения действительно не доставляет им никакого неудобства. Ибо, добравшись до постоялого двора, выбранного для ночевки, они не повалились кто куда, а тут же занялись делом — кто-то заступил в караул, кто-то выводил лошадей, а кто-то отправился на кухню, чтобы проследить за приготовлением ужина. А ведь всю дорогу до Орша они бежали в полном вооружении! Не пытаясь облегчить свою участь, скажем, сняв с себя кольчугу или передав более «везучему» товарищу свое оружие и щит.
Мысль о том, как избавиться от перспективы смотреть на сюзерена сверху вниз, пришла ему в голову после ужина. Дождавшись, пока граф отойдет ко сну, Томас пересчитал все имеющиеся у него наличные, вздохнул и, стараясь никого не разбудить, ушел с постоялого двора. И почти до рассвета мотался по барышникам в поисках верховых лошадей.
А вернувшись на постоялый двор, с трудом удержал на месте отваливающуюся челюсть — идея прикупить заводных лошадей пришла в голову не ему одному!
— Смотри, вот и наш конкурент… — расхохотался сидящий рядом с коновязью телохранитель принца Вальдара. — Теперь понятно, кому среди ночи понадобилось столько лошадей… Что ж, теперь-то твой сюзерен сможет путешествовать нормально?
— Надеюсь… — улыбнулся Ромерс. — Хотя если кому-то из его людей не хватит лошади, то…
— Теперь хватит… — воин мотнул головой в сторону переступающих с ноги на ногу скакунов. — Его высочество приказал поднять на уши всех барышников, перебудить все местное дворянство, но найти столько лошадей, сколько нам необходимо… Столько найти не удалось… Хотя почему «не удалось»? Вместе с твоими получается самое оно — семьдесят восемь! Даже лишние есть… Ура! Можно больше никого не будить!!!
— Есть причина для радости… — усмехнулся его товарищ. — Если, конечно, не думать о том, что весь этот табун нам придется еще и седлать…
…Как ни странно, никакой радости при виде достаточного количества заводных лошадей принц Вальдар не проявил. Выбравшись на крыльцо, он угрюмо оглядел подворье и, дождавшись появления графа Утерса, вполголоса поинтересовался:
— Не передумал?
— Нет… — поприветствовав наследника престола, граф отрицательно мотнул головой.
— Ты, как все твои предки, упрям до безобразия! Неужели ты не понимаешь, что в такое время я просто обязан быть вместе со своим народом? И не где-нибудь, а там, где вот-вот прольется кровь!!!
— Понимаю, ваше высочество. Однако у меня приказ ПРАВЯЩЕГО короля доставить вас в замок Красной Скалы. И я выполню его в любом случае…
«Излишняя уверенность — насмешка над Судьбой… — мелькнуло в голове Тома. — А она дама капризная. И не любит тех, кто что-то решает за нее… Впрочем, о чем это я? Утерсов она балует… И еще как!»
…Утро четвертого дня началось как обычно — отряд, переночевавший на постоялом дворе перед западными воротами Льесса,[36] сразу после очень раннего завтрака отправился в путь. И, объехав начинающий просыпаться город вдоль крепостной стены, вынесся на развилку между Северным и Восточным трактом.
Проскакать галопом мимо вереницы телег, ожидающих, пока откроются городские ворота, не получилось — запруженной оказалась не только дорога, но и ее обочина. А съезжать с дороги на поле с колосящейся пшеницей графу Утерсу в голову не пришло.
«Еще бы… — мысленно усмехнулся Том. — Ему ли не знать, что лицо, вытоптавшее возделанное поле или огород, наказывается штрафом в размере стоимости всего урожая потерпевшего и двумя неделями общественных работ по усмотрению его сюзерена? Хотя… Нет, официально война не объявлена, значит, скакать напрямик ему и в голову не придет…»
Глядя, с каким уважением кланяются кавалькаде увидевшие цвета Утерсов крестьяне, Томас вдруг почувствовал, что в первый раз за шесть лет не горбится, а наоборот, расправляет плечи. И смотрит в толпу без стеснения.
«Он обещал, что моя мечта осуществится! Самому королю! А, значит, скоро я смогу гордиться тем, что я — Ромерс!»
…— Ваша милость! Ваша милость!!! — мальчишка лет восьми, бросившийся под копыта коня графа Вэлш, разительно отличался от всех тех, кто собрался на Восточном тракте. Разбитые в кровь босые ноги, продранные на коленях штаны, грязная рубаха без одного рукава, что-то вроде косынки, в которой покоилась сломанная правая рука. Изможденное лицо и жуткий, совершенно недетский взгляд. — Вы ведь граф Утерс, правда же?
— Да, Аурон Утерс… Сын Логирда Утерса… — придержав коня, кивнул граф.
— Тогда вы-то мне и нужны… — сжав в кулак левую руку и слегка покачнувшись, выдохнул малец. — У меня для вас очень важное сообщение…
— Для меня? — удивленно посмотрев на него, переспросил Вэлш.
— Ну, вы же Утерс? Значит, для вас! Только папа сказал, чтобы я говорил без свидетелей… — пацан сжал зубы, зажмурился… и нервно дернул левой рукой, смахивая с щек покатившиеся из глаз слезы.
— Господа, я прошу всех ненадолго оставить свои телеги и удалиться… скажем, на сто шагов… — оглядев мгновенно засуетившихся крестьян, Аурон соскользнул с коня, присел перед ребенком на корточки и, заглянув в глаза, спросил: — Остальные — мои люди. Можешь говорить спокойно. Кстати, что с твоей рукой? Сломана?
— Угу… Но это неважно… Вчера на рассвете армия Делирии захватила Запруду… а… еще ее воины убили посыльных, дядю Кугса и… и моего отца…
— Этого не может быть… — спрыгнув с коня, воскликнул наследник престола Элиреи. — Ты ничего не путаешь?
— А вы кто, милорд?
— Его высочество принц Вальдар Бер… — начал было оказавшийся рядом телохранитель, но, увидев повелительный жест, замолк на полуслове.
— Простите, ваше высочество… — мальчишка попробовал изобразить что-то вроде поклона и, дернув сломанной рукой, зашипел.
— Ты ничего не путаешь, мальчик?
— Я с Волчьего подворья, ваше высочество… — справившись с приступом боли, отчеканил малец. — Это деревня неподалеку от Запруды. Мой папа — дровосек… Мы возим… возили в крепость дрова… Зимой… там холодно… А деревьев рядом с Запрудой нет… Позавчера вечером я… заснул и телега съехала с дороги…
…Мальчишка говорил тихо, с длинными паузами. Глядя куда-то сквозь принца, графа Вэлш и сгрудившихся вокруг воинов Правой Руки. И от этой его безучастности картина, которую он рисовал, становилась еще страшнее. А будущее, вырисовывающееся за ней — все безысходнее…
— Не понимаю, как, но они своего добились… — дослушав ребенка до конца, угрюмо пробормотал принц. И, с вызовом посмотрев на все еще сидящего на корточках Утерса, с издевкой поинтересовался: — Ну, и о чем, мой дорогой граф, говорит ваше чувство долга СЕЙЧАС?