За каменной преградой слышался мерный перезвон капель.

Солнце поднялось над степью. Ветлугин отвалил плиту, закрывавшую выход водоема. По каменному желобу, торопливо стуча, побежала струя.

- Вода, вода!…

- Остановитесь! - раздался визгливый голос. - Не пейте! Вода нечистая!

Из задних рядов, размахивая руками, проталкивался мулла из отдаленного аула Актасты, приехавший в Дозорный накануне.

- Остановитесь! - кричал мулла. - Вспомните, русские - наши враги! Заклинаю вас Кораном, не пейте этой воды! Ее дал вам русский!…

- Старый человек, - укоризненно сказал Сабир, - старый человек, зачем кричишь?

Он зачерпнул чашкой воду из желоба и протянул самому младшему из своих сыновей.

…Вскоре весть о недозволенном дошла окольными путями до Акмолинска. Целый кортеж - несколько бричек с чиновниками и жандармами - спешно пересекал степь.

Миражи возникали слева и справа, как блестки на струящихся воздушных завесах.

На них косились с опаской. Проклятый ссыльный, говорят, обучил инородцев низводить эту призрачную, неуловимую воду с небес на землю.

Каково? Ссыльный облагодетельствовал инородцев! Черт знает что! Страшно подумать о нагоняе, ожидавшемся из Петербурга…

Акмолинская комиссия не слишком вникала в суть метеорологического феномена.

Холм приказано было срыть, приборы уничтожить. Самого Ветлугина посадили между двумя жандармами с шашками наголо и увезли в Акмолинск.

Вскоре исчезли и юрты подле холма. Казахи откочевали в другое место. Холм же с плитой уцелел. Казахи не выполнили приказа властей. Ни у кого не поднялась рука на этот удивительный "воздушный колодец", и он по-прежнему стоит в степи, далеко видный, как бы плавающий на сверкающей светлой пелене…

Очень тихо было у подножья каменного холма, когда Бикчетаев умолк.

На землю пала ночь, - именно пала, а не спустилась, - без всяких переходов, почти без сумерек. Млечный путь, как арка, выгнулся над степью. В воздухе сразу похолодало.

Ия Адрианова вздохнула глубоко, будто перевела дух после быстрого бега.

- А дальше что? - как-то совсем по-детски спросила она.

- Дальше?… Ну, что ж дальше? Вот мы с тобой прокладываем дорогу строительству, подготовляем грандиозное обводнение Голодной степи…

- Я понимаю. Я не о том. А Ветлугин? Нашли его след?

- Как же! В музее в отдельной витрине даже "Дело" его есть. Удалось отыскать в архиве жандармского управления. Помню, одна страница начинается так: "Продолжая свою революционную работу на поселении и имея целью подрыв государственного престижа России в Голодной степи…"

- А сам-то он? Уцелел? Дожил до наших дней?

- Нет. Говорят, что нет. Внук Сабира, штурман дальнего плаванья, сообщил деду, - старик жив до сих пор, - что Ветлугин в 1916 году находился на поселении где-то в устье Лены, - вон куда загнали из Акмолинска… Нетерпение мучило его. Деятельный был человек, энергичный…

- Спешил помочь людям, - вставил Топчиев.

- Да, помочь… Обязательно хотел принять участие в надвигавшейся революции. А уж было ясно, что революция надвигается. Он пытался бежать с места ссылки…

- Ну и…

- Говорят, погиб не то в тундре, не то в море во время побега…

- Как жаль его! - негромко, словно про себя, сказала Ия.

Все помолчали.

- А ведь ветлугинская идея нашла свое воплощение не только в каменном холме, - подал голос из темноты Семен Мухин. - Возьмите хотя бы траншейное огородничество. Принцип тот же. Конденсация и использование росы, заменяющей дождь в зоне пустынь.

- Ну, скоро уже и зоны такой не будет вовсе, - поправил кто-то.

Гриша Топчиев высоко поднял над костром граненый стакан с водой и посмотрел на свет.

- Ты что? - удивился Семен. - Вода чистая, хорошая.

- Когда пьешь воду, - медленно сказал Гриша, - не забывай об источнике…

- Откуда это?

- Есть такая восточная пословица.

- Хорошая пословица…

Бикчетаев встал, отошел к машинам, отдал распоряжение насчет ночлега и опять подсел к костру. Спать никому не хотелось.

- А я и не знала, что истоки так далеко, - задумчиво сказала Ия.

- Ну, как же! - рассудительно заметил Семен. - О счастье народа думали лучшие люди России. А ведь большевики были всегда лучшими людьми России!…

Снова все замолчали.

А ночное, очень глубокое казахстанское небо медленно двигалось над ними. Звезды были яркими и какими-то мохнатыми, как иней, - к ненастью. И все время мерно позванивала вода, вытекая тоненькой струйкой из родника…

Мгновение

Экспедиция прибыла к озеру ночью.

Вскоре все уже спали в наспех разбитых палатках. Только молодой археолог Федотов ворочался в углу на кошме. Радостное нетерпение мешало ему заснуть.

Стоило зажмурить глаза, как начинало казаться, что он еще покачивается в седле. Горная тропа ведет круто вверх. Вдруг скалы расступаются, и видишь все вокруг на сотни километров. Марево зноя колышется над лесами. Однако успеваешь только бросить взгляд - и тотчас ныряешь вниз, в ущелье.

Спуск почти отвесный. Чувствуешь себя мухой, ползущей по стеклу. До отказа натягиваешь повод, откидываешься на круп лошади. И вот уже дно ущелья. Быстрый ручей бойко побренькивает галькой. И только клочок неба сияет вверху, в узком просвете между скалами…

Федотов надеялся, что до таинственного горного озера, цели путешествия, доберутся засветло. Однако ночь застала еще в пути. Скрипя седлами, негромко переговариваясь, двигались всадники, следуя вереницей за таджиком-проводником. Наконец что-то протяжно закричали впереди, и все остановились.

Большое водное пространство угадывалось у подножья спуска - оттуда тянуло прохладой, сыростью.

Но напрасно Федотов всматривался в темноту. Вдали виднелись не то тучи, не то горы, многоплановый фон, - чем дальше, тем светлее. Рядом чернели силуэты деревьев.

- Оно? - спросил Федотов спутника почему-то шепотом. - Где же оно?…

- А вон, внизу!

Совсем близко было долгожданное озеро - вернее, звезды, отражавшиеся в нем. Звезды были очень яркие, большие, непривычно большие; они вспыхнули сразу все, будто кто-то раскрыл сундук с жемчужными ожерельями у самых ног.

Василий Николаевич, начальник экспедиции, приказал разбивать лагерь. Здесь предстояло ждать до утра.

Но как далеко еще было до утра!

Некоторые участники экспедиции заснули сразу. Другие долго умащивались, зевая и переговариваясь сонными голосами. Василий Николаевич, сидя на корточках, копошился у радиоприемника. Он искал в эфире Москву, - обычное его занятие по вечерам.

- Привычка, - пояснял он усмехаясь. - Где бы ни был: в командировке ли, дома ли, в экспедиции, всегда, прежде чем уснуть, стараюсь услышать бой часов на Спасской башне…

Федотов сердито натянул одеяло на голову.

- Не спится? - обернулся Василий Николаевич, и карманный фонарик, стоявший на полу, осветил снизу его полное доброе озабоченное лицо. - И мне, представьте!… Какая-то тревога в воздухе, не правда ли? Какое-то беспокойство разлито, ожидание чего-то. Как перед грозой… Это странно… Небо ясно, туч нет…

Он нагнулся над радиоприемником, продолжая вертеть верньер настройки.

Вдруг внятный женский голос сказал с протяжными, чуть гортанными интонациями:

- …Выводите жителей из домов на площадь, разверните питательные и медицинские пункты. Центр, по нашим данным, пройдет далеко от города, однако не исключено, что…

Голос оборвался сразу, как и возник. Спокойно и размеренно передавал диктор последние известия, где-то попискивала морзянка, Лемешев пропел несколько тактов из "Снегурочки", - предостерегающий женский голос не появлялся больше, как ни вертели верньер.

- К кому она обращалась? Зачем? - недоумевающе бормотал Василий Николаевич. - Какой-то центр… Далеко от города… Вы что-нибудь поняли, товарищ Федотов?

Но тут, как капли с большой высоты, упали над миром двенадцать медленных гулких ударов.