В начал марта до меня дошло, после долгих месяцев отсутствия всякого сообщения, письмо от Н. Н. Покровского с извещением, что согласно Брест-Литовского договора, в Петрограде образовался Союз защиты русских интересов в Германии, в соответствии с таким же Союзом, образованным немцами еще в начале войны для защиты их интересов в России, и что Председателем Союза и его Комитета единогласно избран я, а он вступил в него в звании Товарища Председателя и просил меня при первой же возможности приехать, осторожно намекая на то, что это избрание заявлено куда следует, и что к моему приезду нет никаких препятствий.

Как раз в это время до Кисловодска дошло распоряжение власти, запрещавшее въезд в Москву и Петроград без разрешения советов тех мест, откуда произошел выезд. Мне предстояло поэтому хлопотать о получении такого разрешения в Кисловодском совдепе, к чему я и приступил. Нужно было начать с так называемого выправления нового вида на жительство, без упоминания в нем моего прежнего звания Министра, члена Государственного Совета, Статс-Секретаря и т. д.

Городская управа дала мне удостоверение, что я состою почетным гражданином города Кисловодска, и с этим документом я отправился в комиссариат. Долго вертели там мою бумажку и кончили тем, что заявили, что теперь нет больше никаких почетных граждан, т. к. все «отличия» отпали, и выдали мне документ на право жительства как «гражданину г. Кисловодска, имеющему при себе жену Анну», и с этим я явился в Совдеп, заседавший на несуществующей теперь более Тополевой Аллее. Долго объяснял я, что мне нужно ехать в Петроград по «общественной» надобности, что я избран с ведома народных комиссаров Председателем Союза защиты прав русских граждан в Германии, но видно было, что все мои объяснения мало понятны товарищу Соколову, товарищу председателя Совдепа, и в результат моего разъяснения я услышал: «а нам-то какое дело, и поезжайте, если Вам нужно, это нас совершенно не касается». Мне пришлось тогда сослаться на декрет, воспрещающий въезд в столицу без разрешения совдепа места выезда, но я услышал в ответ: «откуда Вы взяли? Такого дурацкого декрета нет и быть не может».

Я вынул из кармана приложенный Покровским декрет и выданный на основании его документ на право выезда, при условии получения разрешения с места выезда, и сердце товарища Соколова смягчилось. Он попросил меня в сравнительно вежливой форме «одолжить ему декрет, который до нас еще не дошел, а может быть и никогда не дойдет» и обещал дать разрешительный документ завтра. Я предложил ему снять копию с декрета и выданного мне разрешения на выезд, он позвал какую-то барышню с неимоверным количеством колец на руках и приказал ей составить для меня документ, а сам ушел, оказавши, что вернется сейчас же. Барышня предложила мне составить документ, тут же его перестукала, и вместе с нею мы стали ждать товарища председателя, который явился только через час, подписал бумажку не читая ее, приложил к ней почему-то пять печатей, с меня взыскали 10 рублей, а я списал копию декрета и вручил товарищу Соколову. После этого я усугубил мои хлопоты по выезду, но до половины апреля они не привели ни к чему.

Тем временем положение все ухудшалось и ухудшалось. Из Владикавказа участились наезды властей, и каждый приезд сопровождался все более и более мрачными слухами и даже распоряжениями. Вокзал железной дороги стал походить на вооруженный пункт, в котором скоплялись вагоны, а иногда и целые поезда, наполненные солдатами, и участились обыски, наклеивались распоряжения о предъявлении оружия и о регистрации военных служащих и в особенности офицеров, и в один прекрасный день по всему городу расклеено было распоряжение Областного совдепа (Владикавказского) о том, что на жителей г. Кисловодска наложена «контрибуция» в пять миллионов рублей, которая подлежит разверстке между «гражданами» распоряжением особого Комитета, образованного самими гражданами которому и принадлежит дискреционная власть в распределении контрибуции по установленным им признакам, причем Комитет и его члены ответственны перед Областным Совдепом за взыскание всей суммы.

На следующий день прибыли члены Совдепа и вызвали «граждан» по особому списку в Гранд Отель, где и заявили, что «рассуждений не примут, дается двухнедельный срок, а при неисполнении распоряжения приглашенные лично ознакомятся с условиями жизни во Владикавказской тюрьме, помещения которой вполне достаточны для помещения всех, нежелающих идти навстречу распоряжениям народной власти».

Я не попал в число приглашенных в Гранд Отель. Началась тягостная эпопея разверстки, оценки, степени состоятельности «граждан», споры между собою и самые недвусмысленные попытки уличить друг друга в неправильности показаний. Не хочется вспоминать этих черных дней. Лично я не испытал на себе всей прелести разверстки контрибуции, т. к. после опроса о том, что я имею в наличности, я предъявил неоплаченный мне Отделением Азовского Банка кредитив на 10.000 рублей, из которого не нашли возможным взять что-либо, но объявили мне, что с меня взыскивается в уплату контрибуции 3.000 рублей, которые я могу уплатить поручением Государственному Банку взять из моего вклада % % бумаг на хранении.

Я беспрекословно подчинился этому требованию, хотя до нас в то время еще не дошел декрет об аннулировании всех государственных займов и ценностей, выпущенных акционерными предприятиями, да и возможность такого аннулирования никому не приходила в голову. В уплате такой контрибуции мне выдано было удостоверение с прибавкою, что за мной не числится никаких сборов на общественные и народные нужды.

Приблизительно в то время как весь Кисловодск переживал контрибуционную эпопею я проходил как-то утром через вокзал, отличавшийся уже давно полным отсутствием поездов и даже отдельных вагонов и был до крайности поражен, увидев на путях потрепанного вида вагон международного Общества спальных вагонов. Подойдя к нему, я нашел, что он заперт, проводника нет, и никто на вокзале ничего не знает о его появлении. В конторе начальника станции, где со мною всегда были, по старой памяти, вежливы, мне сказали, что «приехала шведская миссия за г. Нобелем, чтобы везти его прямо в Швецию, по требованию тамошнего правительства».

Я побежал в Гранд Отель к Э. Л. Нобелю, но получил от него в ответ, что он решительно ничего не знает и ни о каком вагоне ничего не слышал.

На другой день он пришел ко мне на дачу Кабат и сказал, что приехала не шведская, а швейцарская миссия, с каким-то г. Гутом во главе, и она прибыла, за семьею его брата Густава, а вовсе не за ним, и что он и не собирается никуда уезжать.

Я узнал, что г. Гут остановился в гостинице, «Россия», разыскал его и узнал тут же от него, что никакой шведской или швейцарской миссии нет, а существует он, г-н Гут, с женою, пробирающиеся из Владикавказа в Петроград. Они имеют поручение от своих друзей вывезти из Кисловодска не столько самого Э. Л. Нобеля, сколько жену его брата и некую М-м Г. жену компаньона Гута по содержанию маленькой комиссионерской конторы на Невском проспекте.

Из первых наших разговоров выяснилась любопытная сторона современных нравов нового порядка вещей. М-м Гут проводила лето в Aнапе и после окончания лечебного сезона соблазнилась рассказами какого-то терского генерала о прекрасных условиях жизни во Владикавказе, под охраною терских казаков. Поехала туда на месяц, но не могла выехать и осталась на всю зиму. Такой же участи подверглась в Кисловодске, но, по-видимому, по другим причинам, жена, компаньона Гута мадам Г., и все попытки ее отца склонить ее вернуться в Петроград для переезда, обеспеченного ей с детьми оттуда заграницу, не приводили ни к какому результату. Тогда отец мадам Г., вместе с некоторыми близкими, собрали 20.000 рублей, воспользовались ловкостью Гута и помощью ее, получили в их пользование вагон Международного Общества Спальных вагонов, потрепанный с вида, но вполне исправный для передвижения, и снарядили г. Гута в далекий путь.

Любопытная фигура этот г. Гут. Швейцарский подданный, женатый на француженке, плохо говорящий решительно на всех языках, чрезвычайно ловкий и вкрадчивый в личных отношениях, он имел какую-то особую сноровку втирать очки всевозможным большевистским провинциальным агентам. Благодаря этому свойству, он устроил какое-то невероятное удостоверение о том, что он командируется, с разрешения Швейцарской миссии, на Кавказ для собрания сведений о проживающих на Кавказе швейцарских подданных и для вывоза их в Петроград. Как получил он бланк миссии, кем он был подписан, я не знаю, но видел не раз этот любопытный документ и могу только сказать, что он быль весь испещрен всевозможными печатями швейцарской миссии разных цветов на, всех страницах, наверху, внизу, на полях и т. д. и на вопрос мой для чего это нужно, я получил ответ, что это очень действует при осмотрах в пути всякими красноармейцами и мелкими агентами власти.