Изменить стиль страницы

«Леночка, милая, – то был первый и единственный раз, когда оперативница назвала ее уменьшительной формой имени, – если надо кого убить – ты только намекни… но с чувствами, утешениями и всем прочим, это не ко мне, ты же знаешь. По мне так запретить бы их вовсе».

Гели не помешало бы чуть больше эмоций и чуть меньше самоедства. Ведьма никогда не думала, что можно так холодно и равнодушно вгрызаться в свою душу. К душе нужно относиться трепетно и нежно – она, в конце концов, одна на целую вечность.

Ведьма безумно расхохоталась. Ей бы искать способ выбраться отсюда, а она думает, о всякой ерунде! Почему это случилось с ней? С ее тщательно выстроенной жизнью, в которой она чувствовала себя почти королевой и законодательницей мод?

Короткие юбки? Блузы, открывающие залом на груди? Яркий макияж? Нет, нет и нет. Не комильфо. Прошлый век! Ах, оставьте эпатаж для девушек стоящих вдоль шоссе, вынужденных «показывать» товар лицом. Елена носила юбки не короче чем по колено, грудь большую часть времени не открывала вовсе, и мужчины истекали слюной, глядя, как плотно обтягивает ее легкая непрозрачная ткань. Она умела сесть за пустой столик, закинуть ногу на ногу (юбка при этом обнажала колено и больше ничего) и так ловко вставить в пухлые губы мундштук, что к ней тут же подбегал какой-нибудь мужчина.

Не было никакой магии, никакого потустороннего магнетизма. Мужчина просто смотрел на ее губы и понимал что пропал. Эти губы снились по ночам, где вытворяли неприличное; такое, что стыдно рассказать коллеге во время обеденного перерыва. Шептали низким грудным сопрано слова страстного безумия. Возносили мужское самолюбие на высоту Олимпа. И складывались в улыбку Джоконды говорившую: я знаю код твой зарплатной карточки, знаю, с кем ты спишь, что делал тем летом и в прошлую пятницу. Я знаю, во что сыграю с тобой, когда погаснут свечи.

Конечно, через пару минут – или пару месяцев, в зависимости от отношения к «объекту» самой Елены, мужчина понимал, что она состоит не только из красивой груди и губ. И эти губки могут не только сжимать мундштук и эротично вкушать клубнику, а еще кричать, рычать, злобствовать и подвергать окружающих остракизму. Она могла на время затаиться, прикинуться кошечкой-лапочкой, а потом развернуться во всю мощь скверного характера.

Предпоследний ее ухажер сбежал от нее глубокой ночью в одних трусах, заливаясь горькими крокодильими слезами. Кавалер был натурой тонкой и отказывался заниматься сексом, когда где-нибудь на планете кто-то ни будь, страдал от войны, голода или угнетающего капитализма. Он требовал понимания. И категорически отказывался понимать, когда Елена говорила что «у нее на него сегодня не стоит» потому что ее опять вызвали «на труп», машина сломалась и ей нечем оплатить счета сегодня, а гонорар за работу перечислят только на будущей неделе.

Елена считала себя если не умной, то по-житейски смекалистой. Легко шла по жизни, легко находила мужчин и легко прощалась с ними. И вот теперь ее «легкая» жизнь сделала крутой поворот и девица, то есть она, оказалась у разбитого корыта. В ситуации «дева в беде». А спасать некому. Сидит теперь черт те где, и с наслаждением мазохиста ковыряется в своих поступках. Может, так надо было поступить? Или эдак? Может, добрее стоило к людям-то, относится? Проще, душевнее что ли? Или наоборот, жестче? Знай собака, свое место…

Она не знала, сколько просидела так – скорчившись и старательно думая ни о чем. А потом раздался шум, бормотание, вскрики и стоны.

– Он идет, он идет…

– Идет, идет…

Елена не успела встать, и открывшаяся дверь ударила ее по спине и отбросила прочь. Чьи-то руки ухватили ее за ворот и вздернули за ноги. Конечности успели затечь, и Елена еле удержалась от падения, неловко пошатнувшись и взмахнув руками.

Огромный мужчина в белом халата, с лицом закрытым марлевой повязкой схватил ее за руку и выволок в коридор: длинный и полутемный, освещенный лишь мигающими и жужжащими лампами дневного света. Без магии ведьма была бессильна, ей оставалось только следовать за… за кем?

Она остановилась и уперлась. Мужчина, не церемонясь и ничего не объясняя, ударил ее по лицу, и ведьма прижала руку к вспыхнувшей болью скуле. Губы задрожали, что-то горячее тут же оставило дорожку на щеке.

– Не рыпайся мразь.

Остаток пути слезы застилали ей глаза. Пока ее не втолкнули в комнату: огромную, грязную, со стенами облицованными маленькими желтовато-белыми плитками. Заставили сесть на стул и сковали руки наручниками за его спинкой. И все, не проронив ни слова, тыкая и дергая ее.

Человек в белом халате вышел и ведьма осталась в комнате одна, дрожа от холода и того что увидела на длинном столе у стены – скальпели, ножи, щипцы всех форм и размеров, медицинские зажимы и трубки для дренажа… Ее трясло так сильно что зубы стучали и только титаническим усилием воли удалось сжать челюсть. Часы на стене тикали неправдоподобно громко.

Прошло пять адских минут, прежде чем дверь открылась, и в комнату вошел невысокий, ссохшийся старик. Лысый череп с темными пигментными пятнами глянцевито блестел в призрачном свете ламп, пальцы с артритными суставами непрерывно двигались, поглаживая друг друга.

– Вот мы и встретились, лапочка. Ты ведь не обижаешься, что я заставил тебя ждать? – задребезжал его голос. – Ты должна мне рассказать. Все-все рассказать. Что вам удалось узнать? Вы вышли на след?

Он подошел совсем близко, и она почуяла его запах: немытое старческое тело, горьковата нота болезни. Старик задрал ей юбку и с неожиданной силой ухватил ее за колени, разводя их в сторону.

Елена почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Отвратительная влажная ладонь скользила по внутренней стороне бедра. Он захихикал, наслаждаясь ее отвращением, достал тонкую лозину, окунул в ведро с водой. Ведьма увидела, как он замахнулся, услышала тонкий пронзительный свист и вздрогнула от обжигающей боли, когда розга со свистом опустилась на кожу.

– Розги и соль, розги и соль! – приговаривал безумец, раз за разом замахиваясь. – Ворожее спасенья не будет. Отвечай скорее и не буду тянуть!

Она молчала, а он продолжал стегать ее. Елена стонала сквозь зубы но ничего не говорила – это была отсрочка. Тогда он решил сменить тактику.

– Я буду ломать твои пальцы, – морщинистые, мятые губы шевелились, приоткрывая беззубый рот. – Один за другим. Сначала на левой руке, потом на правой. Пока ты не сорвешь от крика голос. А потом стану ломать пальцы на ногах. Как тебе такой план, а? Затем можно будет отпустить тебя – ты будешь пытаться сбежать, а когда не сможешь…

Это были просто слова, но они заставляли ее дрожать – Елена прекрасно понимала, что так он и сделает. Никто не помешает ему, она здесь одна, во власти этого безумца.

Елена даже под страхом смерти не смогла бы заставить себя превратить похитителей в кровавый фарш. Ведьма подозревала – все маги немного трусоваты, по-настоящему храбрые люди, готовые рискнуть ради правого дела жизнью идут в военные. Надо обладать волей, чтобы постоянно сталкиваться со смертью врукопашную. Это впрочем, не значило, что Елена гуманистка: она с удовольствием насылала кошмары, галлюцинации и страдания. Бескровные, но от того не менее ужасные.

Сейчас, глядя в безумные глаза стоящего над ней старика, она поняла: пришло время пересмотреть взгляды на жизнь. Колдовать она не может, а шанс что все закончится благополучно, маловероятен. Когда у нее узнают все что надо, то убьют.

Елена знала, заговорить или отговорить человека решившегося на убийство, выследившего жертву и пленившего ее невозможно. Она отлично понимала, перед ней человек со склонностями маньяка. Убивал ли он раньше или она его первая жертва? Если первое ей не повезло вдвойне, сбежать от такого будет сложнее.