Лаура немного помолчала, потом сказала:

— Ты никогда мне об этом не рассказывал.

— Не рассказывал, — согласился Джош. — Мне кажется, я стараюсь рассказывать тебе только приятное. — Левой рукой он теребил складки свитера. Лаура заметила, как блеснуло на пальце обручальное кольцо, когда на него упал свет. — Ты мне тоже о многом не рассказывала. И я жалею об этом.

В ее груди и горле стояло столько слез, но они не выплескивались наружу. Лаура едва могла говорить.

— А если мои истории только печальные? — прошептала она.

Он засмеялся — неуместный звук в сыроватом помещении приемного покоя.

— А ты думала, я женился, чтобы до конца жизни слышать только приятные истории?

Лаура подняла глаза на мужа и увидела, что он действительно смеется.

Джош придвинулся к ней ближе, обхватил ее рукой за плечи и прижал к себе. Она положила голову ему на грудь и вдохнула такой знакомый аромат его лосьона после бритья, их дома.

— С ней все будет в порядке, Лаура, — сказал Джош, и та не знала, кого он хочет убедить — ее или себя. — Пруденс крепче, чем мы думаем. Мы заберем ее домой, она опять будет разбрасывать по полу вещи, наводить свой «порядок». — Лаура попыталась засмеяться, но смех вышел каким-то приглушенным. Она почувствовала, как муж погладил ее по голове. — Мы слишком сильно ее любим, чтобы позволить чему-то плохому случиться с ней.

— Этого не всегда достаточно. — Голос Лауры все еще звучал глухо. — Иногда одной любви недостаточно.

— Это не наш случай. — Джош поцеловал ее в макушку и прошептал ей в волосы: — Вот увидишь.

Дверь позади конторки дежурной распахнулась, и оттуда вышла молодая женщина с вьющимися каштановыми волосами. На ней был белый халат.

— Мистер и миссис Бродер?

— Да, — ответила Лаура, вскакивая со скамьи.

Джош тоже вскочил.

— Как Пруденс? С ней все будет хорошо?

— Мы сделали все возможное. Прочистили желудок. — Увидев испуг на их лицах, врач мягко добавила: — Процедура очень неприятная для кошки, но необходимая для того, чтобы токсины лилий прекратили попадать ей в организм и разрушать почки. Сейчас ей поставили капельницу, чтобы вывести токсины и поддержать почки. Еще мы поставим ей очистительную клизму с активированным углем, чтобы прочистить внутренности и не допустить всасывания оставшихся токсинов. Мы отправили ее кровь на анализ, но результат будет готов только завтра утром. — Женщина умолкла, нахмурила брови. — Сейчас Пруденс без сознания, что необычно. Мы не знаем, чем это вызвано. Я была бы намного спокойнее за ее судьбу, если бы она проснулась. — Доктор поколебалась, потом взглянула на взволнованную пару. — Обычно при потенциальной угрозе для почек мы предпочитаем оставить пациента у себя дня на три. Мы бы хотели провести дополнительное обследование, а это может вылиться в копеечку. Если деньги — проблема…

— Деньги — совершенно не проблема, — быстро ответила Лаура. — Делайте все, что необходимо. Мы можем ее увидеть?

— Обычно мы не пускаем посетителей в служебные помещения. — Ветеринар взглянула на Лауру и Джоша, и Лаура понимала, какую тревогу она видит в их глазах. — Однако я чувствовала бы себя намного увереннее, если бы Пруденс пришла в сознание. Ее жизненно важные органы намного слабее, чем должны бы быть после обычного отравления лилиями. В общем, мне кажется, не случится ничего страшного, если один из вас пройдет к ней. Иногда их «мамочки» могут сделать больше, чем врачи. — Она тронула Лауру за рукав и добавила: — Мы все вам сочувствуем в связи со смертью вашей мамы, миссис Бродер. Сара была доброй душой. Ее все по-настоящему любили.

— Спасибо, — пробормотала Лаура. Последний раз сжала руку Джоша и последовала за доктором Демеолой через вращающиеся двери вверх по узкой лестнице. Наверху располагалась большая белая комната с прозрачными боксами. Пруденс неподвижно лежала в одном из них, как будто умерла. Лаура едва разглядела, но животик кошки все же вздымался, она дышала. Передние лапки побрили, чтобы поставить капельницу, и оказалось, что под беленькими «носочками» они розовые и хрупкие на вид. Лаура не помнила, когда последний раз видела Пруденс без маленького красного ошейника. Теперь без него шерсть на ее шейке казалась голой.

— Оставлю вас одних на несколько минут, — сказала доктор Демеола, открывая задвижку на боксе Пруденс, и тихо ушла.

Лаура наклонилась, чтобы ее лицо оказалось поближе к любимице. И тихо сказала:

— Привет, Пруденс. Привет, моя сладкая. — Слезы наворачивались на глаза при взгляде на неподвижную, молчаливую кошку. — Врачи говорят, что через пару дней все будет в порядке и ты сможешь вернуться домой. Но всем стало бы легче, если бы ты очнулась и сказала нам «привет». — Она ждала, что Пруденс подаст знак, мол, слышу тебя, как-то мяукнет, дернет лапой, — что угодно. Но Пруденс оставалась совершенно неподвижной.

Лаура зарылась лицом в шерсть на шее кошки, прошептала в нее:

— Прости, Пруденс. Прости, что я сегодня утром накричала на тебя. Если честно, я не хотела, чтобы ты оставила меня в покое. — Лаура стала гладить ее по спинке, прочесывая шерсть пальцами так, как нравилось Пруденс. — Я не вынесу, если ты меня оставишь. Пожалуйста, Пруденс. Ради меня, попытайся открыть глаза. Хоть немножко. Мы с Джошем так тебя любим. Не оставляй нас, Пруденс, пожалуйста. Ты даже не представляешь себе, какую огромную часть меня ты заберешь с собой, если уйдешь.

Лаура продолжала смотреть на неподвижную Пруденс, молчаливое создание, и вспоминала маму, вспоминала, как Пруденс сидела у Сары на коленях, дарила ей ту любовь, которую всегда чувствовала и Лаура, даже после того, как перестала говорить об этом маме. Ей всегда хотелось пробиться сквозь стену пустых слов, которую Сара возвела между ними. Она отчаянно хотела сказать что-нибудь «настоящее». Но что бы она ни говорила маме, все выходило не так. Почему кошки так легко и открыто проявляют любовь и доверие? Может, потому, что они способны любить тебя за то лучшее, что в тебе есть, за того тебя, которым ты хочешь быть и обязательно стал бы, если бы не бесконечные сложности человеческих отношений?

«Их мамочки», — сказал ветеринар. А она — мамочка? Сможет ли она быть мамочкой для ребенка, которого носит под сердцем? Теперь она поняла, что хочет этого ребенка, даже если забеременела только потому, что два-три раза забыла принять противозачаточные таблетки пару месяцев назад. Она хочет этого ребенка, ей нужен Джош, даже если он больше никогда в жизни ни дня не будет работать. И ей нужна Пруденс. Она потеряла Мандельбаумов, потеряла Хани, потеряла свою маму. Лаура больше не в силах терять тех, кого любит.

Сара была матерью для них с Пруденс — и могла бы стать бабушкой для этого еще не рожденного ребенка. Сара сейчас должна была находиться здесь, ради них всех. Так нечестно… Так совсем нечестно…

В детстве (до того, как у них с мамой испортились отношения), в ее маленьком мирке больше всего успокаивало Лауру мамино пение. Она потянулась погладить Пруденс по голове и неожиданно услышала голос, так похожий на голос матери, но льющийся изо рта самой Лауры.

— Милая Пруденс, — негромко пела женщина. — Открой глазки… — Она замолчала, боясь, что слезы вот-вот задушат ее. Представила, что рядом с ней стоит мама, держит ее за руку и подпевает, так же как тогда в студии звукозаписи, когда Лаура была еще ребенком. Сейчас она пела и готова была поклясться, что слышит в этой комнате голос своей матери. «Ветер стих, птички поют… ты часть всего…» Потом Лаура наклонилась, поцеловала Пруденс в лоб, в то место, где тигровые полоски над глазами образовали маленькую букву «м».

— Милая, милая Пруденс, — прошептала она. — Открой глазки! — Голос Лауры опять звучал как ее собственный. В отчаянии она прижалась губами к уху Пруденс и пробормотала: — Ну же, малышка. Моя любимая. Открой глазки.

И Пруденс открыла глаза.

Глава 15

Пруденс