Лаура не знала, что на нее накатило. Какая-то ее часть наблюдала за происходящим с приводящей в замешательство отстраненностью, даже когда она просунула голову в открытое окно и закричала: «Оставьте их в покое!» Должно быть, мужчина ее услышал, даже если и не мог разобрать, что она говорит, — он смотрел прямо на нее (безумная дама в квартире напротив), продолжая кричать и размахивать метлой. Лаура затрясла в воздухе кулаками и заорала громче: «Оставьте их в покое! Оставьте их в покое!» Она снова и снова вопила: «Оставьте их в покое!», пока не заболело горло, а мужчина не устал от своего занятия и не исчез в проеме черного хода. Голубиные круги стали сужаться, пока в конце концов пара самых храбрых птиц не приземлилась на крышу. Вскоре голуби вновь обосновались на любимом месте, как будто ничего не тревожило их покой.

Лаура втянула голову назад и закрыла окно. Она увидела маленькие красные полукруги в том месте, где ногти впились в ладонь. Руки дрожали, она взъерошила волосы и сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Пруденс сидела перед ней на задних лапах, пристально наблюдая.

— Чего смотришь? — хрипло спросила женщина, подозревая, что сходит с ума. — Мама никогда не кричала?

К удивлению Лауры, Пруденс заурчала и нежно ткнулась головой в ее щиколотку. Потом повернулась и обвила хвостом ее ногу.

Глава 11

Пруденс

Целый день льет дождь. Внизу на тротуарах люди борются с ветром, вырывающим из рук зонты. Некоторые в конечном итоге уступают стихии и с отвращением выбрасывают зонты в мусорную корзину. В Нижнем Ист-Сайде наша квартира находилась довольно близко к улице, поэтому, выглянув в окно, я видела, идет ли домой Сара. Однако с этой высоты мне не разглядеть среди идущих по тротуару людей ни Лауры, ни Джоша. Не знаю, возникли ли у Лауры трудности с маленьким черным зонтом, который она прихватила сегодня утром, но домой она возвращается совершенно мокрая.

— Подожди минутку, Пруденс, — говорит она, когда видит, что я жду у двери. — Дай мне сначала снять мокрую одежду.

По дороге к лестнице она оставляет за собой маленькие мокрые следы.

Сегодня утром кто-то оставил открытым окно в моей комнате, и дождевая вода намочила занавески и натекла внутрь. Однако с удовольствием должна отметить, что в ящики Джоша немного воды попало, а все коробки Сары — сухие, хотя живут в этой комнате намного дольше. Сейчас здесь не так просторно, как раньше, но все равно места достаточно, чтобы я могла разбрасывать из коробок Сары безделушки, а Лаура — находить их и рассказывать мне истории.

Уличный воздух пахнет так, как «колбаска» с новыми четвертаками, которую приносят домой, чтобы кормить стиральные машины в Подвале, а это означает, что скоро ударит молния. Еще это значит, что в комнате осталось слишком мало нашего с Сарой запаха, но это уже не страшно. Слушать, как Лаура говорит о Саре, почти так же приятно, как вдыхать ее запах, — мои собственные воспоминания о Саре оживают, когда о ней рассказывает Лаура.

Временами она говорит совсем мало. Как-то мы нашли маленький полиэтиленовый пакет со старыми булавками — круглыми разноцветными штуками, которые люди временами прикрепляют к одежде. Лаура вытащила одну из кучи и сказала: «Как я умоляла маму купить мне этот значок с “Menudo”, после того как увидела такой у своей лучшей подруги Марии-Елены. — Она засмеялась. — По-моему, я носила его на рюкзаке целых две недели, пока он мне не надоел и тогда я оставила его в магазине». Вот и все, что она рассказала о булавках, прежде чем вновь спрятать их. Но в следующий раз она обязательно расскажет историю подлиннее. Чаще всего в рассказах Лаура упоминает Сару — и это лучшие минуты в моей жизни.

Сперва я волновалась, когда разбрасывала старые вещи из коробок, ведь Сара всегда говорила, что очень важно тщательно систематизировать прошлое. Разбрасывать вещи по полу — не значит систематизировать их. Но если я не буду показывать эти вещи Лауре, чтобы та поделилась своими воспоминаниями, у Сары вообще не будет прошлого.

Сегодня, когда искала, что бы показать Лауре, я обнаружила две белых коробки — одна поменьше, другая побольше, — похожие на те, в которые упаковывают вещи, когда один человек преподносит другому подарок. Когда рядом со мной на полу устраивается Лаура в тренировочном костюме, первой она открывает коробочку поменьше.

— Посмотрим, что ты сегодня нашла, — произносит она. Голос ее, который хрипел еще несколько дней после того, как она наорала на мужчину, разгонявшего голубей, опять стал нормальным. Джош настолько озабочен своими собственными делами, что даже не щурился, как делал обычно, когда видел, что Лаура говорит неправду. Может быть, он даже не заметил, как покраснели ее щеки. Не знаю, почему Лаура не рассказала ему о своем поступке, потому что ведь даже таким глупым созданиям, как голуби, нужно где-то жить — они так много времени проводят на этой крыше, что, должно быть, уже окутали ее своим запахом. Кто тот незнакомый человек, который пытался их прогнать? Я гордилась Лаурой, которая встала на их защиту, несмотря на то что и без ее помощи они бы вернулись на свои насиженные места.

Внутри маленькая коробочка была выложена пушком. В такой же пух был завернут предмет из гладкого потемневшего белого материала, который, как сказала Лаура, называется слоновая кость. Нижняя часть представляла собой пять длинных пальцев, верхняя — напоминала резной веер в завитушках.

— Это гребень, — объяснила Лаура. — Мама собирала волосы наверх и закалывала их гребнем. Она выглядела так изысканно и чарующе, я с трудом могла поверить, что это моя мама.

Раньше лицо Лауры при упоминании Сары всегда напрягалось, но сейчас ее губы расплываются в подобие улыбки. И голос нежен. Она поднимает штучку к свету и продолжает:

— Однако я не помню, чтобы видела у нее этот гребень.

Я, конечно же, не могу рассказать этого Лауре, но я-то как раз видела этот гребень. Однажды Сара показывала его Анис. Она рассказала подруге, что давным-давно этот гребень дала ей миссис Мандельбаум, с тем чтобы она подарила его Лауре на свадьбу. «Она надевала его на свою свадьбу, — сказала Сара. — Говорила, что это единственная подходящая “старинная” вещь, которую она может подарить Лауре». Сара призналась Анис, что собиралась отдать гребень дочери в день свадьбы, но ей не хватило духу, потому что Лаура всегда злится, когда упоминается имя Мандельбаумов. Анис было жаль Сару, она сказала: «Ты не можешь всю оставшуюся жизнь ждать, когда наступит подходящий момент, чтобы сказать все, что хочешь сказать. Нужно постараться и использовать возможности, которые уже предоставлены». Чуднó сравнивать Сару, которую знаю я, с Сарой из воспоминаний Лауры. Я вижу перед собой ту Сару, которая всегда знала, что именно и когда мне сказать. Лаура же помнит Сару, которая безостановочно говорила, но так и не сказала то, что хотела услышать ее дочь.

Теперь она кладет гребень в маленькую коробочку, а ее прячет в одну из больших коробок с вещами Сары, хотя и не в ту, где я изначально ее нашла. Дни идут за днями, и Лаура, похоже, «систематизирует» то, что мы просматриваем вместе. Что-то кладется в коробку, содержимое которой, вероятно, она хочет сохранить, как, например, этот гребень; остальное — в коробки, которые однажды она отнесет на мусорку, например, старые бланки заказов из магазина грампластинок или смешной барабанчик на палочке с прицепленными веревочками.

Белая коробка побольше, найденная мной, обмотана прозрачной липкой лентой, и Лауре приходится поддеть ее ногтем. Внутри коробочки много смятых бумажных салфеток и крошечные наряды, слишком маленькие даже для детенышей — вязаные свитерочки и шляпки, крошечные джинсовые пиджачки, украшенные серебристыми английскими булавками и неоновой краской из баллончика, малюсенькие юбочки и платья, порезанные футболки под стать пиджачкам… От одежек едва уловимо пахнет другой кошкой, чуть-чуть Сарой и еще кем-то, вероятно, Лаурой, когда та была маленькой.