— Что ты предлагаешь? Довиденко солидно прокашлялся.

— Есть выход… Ты записал его показания на плёнку… Дай мне свозить эту запись в обком!

Я ни в чём не подозревал своих коллег. Но, если я, новый человек, всего за несколько недель вышел на сбытчика осетровых, легко вообразить, как быстро — если б хотели! — задержали его здешние Шерлоки Холмсы. Верхушка, организовавшая массовый браконьерский промысел, плотно прикрывала его сверху.

«Теперь кто-то из них хочет заполучить магнитофонную запись, чтобы её уничтожить! Нет-нет!..»

— Мы бы его быстро припёрли, прохвоста. Представляешь? — лебезил передо мной прокурор области.

— Представляю. Беда в том только, что ничего не записалось… Магнитофон импортный — в левом углу панель с кнопкой. Надо их вместе нажимать. А я — только на панель.

— И ничего-ничего не записалось? — недоверчиво спросил Довиденко. Хоть что-нибудь-то получилось? Мы тут в лаборатории доведём до ума!

— Он вообще не работал на запись! Только Вахидову говорить об этом не надо, — предупредил я. — Пусть думает, что плёнка эта существует!

— Конечно. Я ему ничего не скажу… — Довиденко сделал вид, что верит мне, но простился довольно холодно. — Ладно. Поговорим ещё…

Он не допускал мысли, что плёнку с показаниями наиболее опасного свидетеля заполучить не удастся.

— Это вы обнаружили в море труп своего брата?.. — спросил я. — Как это произошло?

Бесцветный высокий блондин прокашлялся, подробно рассказал о своих сборах на поиск, всё последующее уместилось в одном предложении:

— …На малой скорости стал объезжать залив, смотрю, плавает что-то! Сашка!..

Он замолчал и в последующем отвечал только на мои вопросы.

— Далеко от берега?

— Плыл-то? Метрах в двадцати пяти.

— Это уже на третий день?

— Ну да. Случай был двадцать пятого…

— До этого вы часто виделись?

— Раза два в неделю.

— Он к вам приходил? Или вы к нему?

— Чаще я.

— Почему?

Он задумался, пожал плечами.

Я перелистал дело. Вернулся к протоколу обыска. Жене Ветлугина предложили добровольно указать местонахождение охотничьих боеприпасов мужа, но она ответила, что в квартире их нет.

«Между тем их нашли в платяном шкафу…»

— У вас много братьев?

— Мы двое.

— Брату приходилось жить у вас?

— Нет.

— А вам у него?

— Пришлось. Однажды всё лето прожили.

— Давно?

— Перед тем, как этому случиться… Он жил у жены, а я со своей переехал к нему. Квартиру сдавали — деньги были нужны.

— Помните, что у них находилось в платяном шкафу? — неожиданно спросил я.

Он вспоминал: костюмы, платья, обувь… Часы, фигурные ножницы, фотоальбом…

Забыл только об охотничьих боеприпасах — гильзах, пыжах. Я зашёл с другой стороны:

— Помните, что он купил в то лето?

— Вы имеете в виду сервант?

Я ничего не мог иметь в виду, поскольку не располагал информацией. Эх, как бы я провёл это дело, будь оно в моём производстве с самого начала!

— Мотоцикл?

— А ружьё?

— Ружья не помню.

— Сможете узнать, если я покажу его?

— Нет, — он покачал головой.

— Брат говорил с вами об охоте? Ветлугин замялся.

— Честно говоря, про охоту не слышал.

— Но если бы он ходил, вы бы знали?

— Думаю, знал.

— А почему вы не сказали об этом следователю?

— Он не спросил.

Я пробежал глазами первый протокол допроса. Ветлугина допрашивал следователь прокуратуры района Алиханов. Фамилия ни о чём мне не говорила. Вопросы о ружье, о том, бывал ли погибший на охоте, действительно заданы не были.

«Ясно! Отрицательные ответы торчали бы, как шило из мешка!»

— Ваш брат нигде не работал, а между тем имеет машину, мотоцикл…

— Он сторожил лодку…

— Ну, сколько это могло дать?

— Немного…

— Вот видите! — навалился я. — С его смертью ни о каком уголовном разбирательстве, конечно, не может быть и речи… Дело прошлое! Но, наверное, он и за красной рыбкой хаживал? Был ездоком! Ведь так?

Бесцветное лицо его впервые стало живым и даже приятным — таково обычное воздействие правды, отказа от лжи.

— Был! Но с кем ходил, на чьей лодке, брат никогда не говорил. Мы, Ветлугины, молчуны… — Он покраснел. Передо мной была очередная жертва омерты — заговора всеобщего молчания, полностью смирившаяся с происходящим. Он скрыл убийцу, имя которого, должно быть, вслух называли все, жившие жизнью Берега.

Ветлугин ушёл, а я позвонил в прокуратуру области, новому своему знакомцу:

— Следователь Алиханов… Знаешь такого?

— Знаю, — сказал Фурман, — молодой следователь.

— Когда он пришёл?

— Года три назад.

Выходит, когда Алиханов вёл дело о гибели Ветлугина, он был вообще новичком.

— А что? — спросил Фурман.

— Читаю одно прекращённое им дело — не перестаю удивляться…

— Слабый мальчик. Он сейчас только ещё соображать начинает…

— Ну ладно, — я дал отбой.

«Материал о криминальном трупе поручили начинающему следователю, вчерашнему стажёру!» Кто-то, имеющий власть, заранее определил линию следствия, а молодой следователь только выполнил указание.

Я листал дело. Формальные запросы в водную милицию. Формальные ответы за подписями Буракова и Агаева.

«…Обнаружить лодку, на которой Баларгимов с Ветлугиным ходили 25 сентября на охоту, не представилось возможным…»

«…Дробовое ружьё, принадлежащее Ветлугину, за № 141917 16-го калибра марки ТОЗ на учёте в Восточнокаспийском городском обществе охотников не значится…»

«…Баларгимов является членом общества охотников, и за ним зарегистрировано охотничье ружьё за № 0637 12-го калибра иностранной марки…»

Первые показания Баларгимова изложены были крайне противоречиво. В собственноручном письменном объяснении на четвёртый день после случившегося было сказано, что лодка едва не перевернулась вместе с выпавшим из неё Ветлугиным, и ему, Баларгимову, с большим трудом удалось подплыть к берегу. В протоколе допроса от того же числа говорилось, что после выстрела и падения Ветлугина лодка перевернулась… Баларгимова допрашивали несколько раз, и каждый раз он показывал чуть иначе.

Следователь Алиханов этого вроде бы не замечал.

«После того как Ветлугин упал в воду, я тоже свалился в море. С трудом достиг берега, а лодку унесла вода…»

«Я упал в море, ухватился за край лодки и в это время увидел, что Ветлугина нет. Я начал кричать и звать его, но он не ответил. Вода унесла вёсла, и я, держась за край лодки, толкал её до тех пор, пока ноги мои не почувствовали землю…»

Как видно было из показаний капитана «Спутника», который присутствовал при выезде на место, ружьё, выпавшее из рук Ветлугина, было поднято со дна не в ста — ста пятидесяти метрах от берега, как показывал Баларгимов, а только в двадцати пяти. Вода доходила здесь Баларгимову до плеч… Других подводных камней, где лодку могло перевернуть, в этой части залива вообще не оказалось… Позвонил Хаджинур:

— Ваше указание я выполнил.

— Вахидов опознал его? — Я ещё боялся в это поверить.

— Да.

— Твёрдо?

— Без всяких колебаний. Баларгимов продавал ему рыбу и икру все эти годы.

— Ты где сейчас, Хаджинур?

— В следственном изоляторе. Вахидов уже в камере. Будут ещё указания?

— Я подошлю сейчас Балу и Гусейна. Втроём вы арестуете Баларгимова и перевезёте его на пристань.

— Понял.

— Бала и Гусейн останутся там, а ты заедешь в Союз охотников. Я хочу знать, кому в действительности принадлежала двустволка… — Я продиктовал номер. — До того, как её подняли со дна в заливе…

— Разве это не Ветлугина ружьё?

— У меня есть все основания в этом усомниться, Хаджинур…

Гезель сделала чай, и время моё надолго остановилось, пока из этого, состояния меня не выудил звонок Балы.

— Мы на пристани, Игорь Николаевич…

— А Баларгимов?

— Тут. Хаджинур уехал по вашему заданию.

— Я сейчас подъеду, Бала…

Я сложил документы в сейф, запер его, вышел в приёмную.