— Я какое-то время работал помощником театрального критика в «Нью-Йорк Глоуб», правда, несколько лет тому назад я оттуда ушел… чтобы целиком посвятить себя написанию романа.

— О-о! Как интересно! Бросить все на ветер! Целиком посвятить себя искусству! Как я вам завидую и как восхищаюсь вами! Позвольте мне быть вашим первым читателем и критиком.

Я что-то пробормотал о том, что он еще не закончен, и она отцепилась. Ее громадная грудь тяжело вздымалась.

— Я сделала то же самое. Много лет тому назад, в Рэдклиффе. Однажды, придя домой из школы, я сказала своим, что собираюсь стать Писательницей с большой буквы. И стала ею! Моя семья проживала в Бостоне. О, это настоящие пуритане! И то они были тронуты, когда я написала «Разговоры маленькой Бидди». Возможно, вы помните эту книжку. О ней еще писали, насколько мне помнится, как о лучшей детской книге. Сейчас уже новое поколение детей в восторге от нее. Их письма ко мне просто согревают душу.

«Сказать точнее: раздирают, а не согревают», — подумал я про себя…

Затем Мэри Уэстерн Ланг со всей полнотой изложила мне всю свою невероятную карьеру. Мы уже почти дошли до конца, как я вдруг поинтересовался, а где же наша хозяйка. Мэри Ланг на секунду задумалась, а затем пробормотала:

— Роза часто запаздывает. — Она явно чувствовала себя не в своей тарелке. — Впрочем, вы — ее друг и должны знать об этом.

Я в полной растерянности кивнул головой.

— Даже если так…

— Это еще хуже. Как бы мне хотелось ей помочь, но боюсь, если ее не послать в лечебницу, ничего хорошего не будет… но поскольку она не сознает этого, я даже не представляю, как мы, самые старые и преданные ее друзья, можем подойти к ней. Вы же знаете, какой у нее характер!

Мисс Ланг пожала плечами.

— Мне показалось, что она сегодня вечером несколько, как бы это сказать, встревожена. Она…

Мисс Ланг театральным жестом коснулась моего левого бедра. Длилось это всего несколько мгновений, но у меня было такое ощущение, будто мне на ногу опустилась свинцовая плита.

— Я боюсь за нее! — едва дыша, таинственным голосом прошептала она. — У нее вот-вот будет срыв. Ей почему-то кажется, что все прямо-таки жаждут ее смерти.

Наконец-то все прояснилось. Я с облегчением вздохнул. Ясно: миссис Вииринг — психопатка и никакой угрозы ее жизни, как я первоначально думал, нет. Я расслабился, возможно, даже чересчур.

— Да, она мне говорила что-то типа этого.

— Бедная Роза. — Мисс Ланг покачала головой и неохотно убрала руку с моего, видимо, чрезвычайно притягательного бедра.

— Все это началось несколько лет назад, когда ее не включили в «Социальный регистр Нью-Йорка», куда вносятся имена наиболее известных людей города. Как она переживала! И мы вместе с нею. Какое это было время! И вот именно тогда… — мисс Ланг оглянулась по сторонам, чтобы убедиться, что никто ее не слышит, и продолжала: — стала выпивать. Помню, я еще сказала Элли Клей-пул (которая, кстати, тоже из Бостона), что, если Роза не возьмет себя в руки, она…

Не знаю, успела Роза взять себя в руки или нет, но в этот момент она вошла в гостиную. Она была в ярко-алом вечернем платье, выглядела необычайно привлекательной и совершенно трезвой, если не забывать, что она к этому времени умудрилась выпить не меньше галлона дюбонне.

— Привет, друзья! — воскликнула она, помахав всем ручкой. Я просто восхищался ее выдержкой. Трудно было поверить, что она выпила. Видимо, она вынослива, как верблюд. — Извините за опоздание, но мне пришлось задержаться. Пожалуйста, проходите сразу же к столу, а то кухарка устроит мне сцену.

Сопровождая миссис Брекстон к столу, я заметил у нее на шее, когда она повернула голову и заговорила с мужем, как раз на том самом месте, который обычно прикрывает длинный локон, неприятный лиловый рубец, который тянулся от самого уха и исчезал за высоким воротником ее платья. Это был скорее синяк, а не родинка и не шрам… это был совершенно свежий синяк.

Переговорив с мужем, она повернулась ко мне, и волосы прикрыли это пятно. В ее глазах появилось странное выражение, как будто она по моему лицу поняла, что я видел. Когда она заговорила о танцах, которые намечались в яхт-клубе следующим вечером, ее рука невольно потянулась к шее.

Обед проходил вполне пристойно. Миссис Вииринг была в прекрасной форме. От первоначального страха, омрачившего нашу первую встречу, не осталось ни следа. Сидя слева от нее (Врек-стон — справа, а Элли Клейпул — слева от меня), я внимательно следил за нею.

Миссис Вииринг была чрезвычайно оживлена и даже, пожалуй, пьяна, о чем свидетельствовали лихорадочно блестевшие глаза и невнятно произносимые фразы, слетавшие с ее уст.

Да, странная компания, подумал я. Хозяйка-алкоголичка, с пренебрежением отвергнутая «Социальным регистром», но принимаемая в обществе; кичащийся собой художник; его жена, готовая от злости грызть стекло, с кровоподтеком на шее, как будто кто-то пытался задушить ее насмерть, а потом плюнул и решил не пачкаться. Кстати, это мог быть и ее собственный муж. Своими мощными руками он вполне способен свернуть шею человеку, как цыпленку.

Тут же и загадочные Клейпулы, брат и сестра, прямо-таки обожающие друг друга или… Кстати, сам Клейпул за обедом сидел рядом с миссис Брекстон. Они все время разговаривали, совершенно игнорируя остальное общество, чем, видимо, немало досаждали его сестре. Брекстон — рассеянный, добродушный, эгоцентричный тип — изо всех сил старался, чтобы разговор крутился только вокруг него или же живописи.

И, наконец, моя писательница, мощная хихикающая подруга всего мужского пола, таковой она казалась, несмотря на свой «Разговор о книгах». Поскольку ее запросы, учитывая вполне понятные причины, были невысоки, ее хищные инстинкты выражались только в похлопываниях и щипках, зато в этом она была непревзойденным специалистом.

После обеда, несколько взбодренные белым вином, мы прошли в гостину!(C), где был установлен карточный столик.

— Нас семеро. Значит, четверо будут играть в бридж, а остальные займутся чем-нибудь более конструктивным, — глубокомысленно заявила миссис Вииринг, бросив взгляд на компанию.

Сперва все отказывались, но она явно знала, что делать, и в конце концов энтузиасты-картежники (я к их числе не принадлежу, едва играю только в покер — единственную игру, которую мне удалось изучить) слетелись к столику, а мы — миссис Брекстон, Элли Клейпул и я — уселись у камина.

Ясно, более конструктивным делом предстояло заняться нам, но чем конкретно, я даже представить себе не мог. Нет ничего хуже, как проводить уикэнд в светском обществе с группой людей, которых не знаешь и которые не особенно тебе по вкусу. Всегда возникает проблема, о чем говорить, как было и в нашем случае. Положение усложнялось мрачным настроением миссис Брекстон и рассеянностью Элли Клейпул. Похоже, обе они были недовольны тем, что происходит.

— Вы с Флетчером, наверное, после этого уикэнда поедете в Бостон?неожиданно выпалила миссис Брекстон, обращаясь к Элли. Тон, которым были произнесены эти слова, был далек от любезности. Флетчер, насколько понял я, имя Клейпула.

— О да… Наверное. Вы же знаете, у нас в Кембридже небольшой дом.[2]

— Не понимаю, почему вы не поселитесь в Нью-Йорке. Там ведь гораздо интереснее. А Бостон — мертвая зона чуть ли не целый год.

При упоминании о Бостоне она явно оживилась. Кстати, это были ее первые слова за весь вечер.

— Но нам он нравится.

— В а м-то уж точно.

Оскорбление было налицо. Я сперва даже подумал, неужели ослышался?

Однако, казалось, Элли это совершенно не смущает.

— О вкусах не спорят, Милдред, — спокойно произнесла она. — Никто из нас не в состоянии долго выносить Нью-Йорк.

— Говорите за себя. Флетчер любит город, и вы прекрасно знаете это. Только вы удерживаете его в Бостоне.

При этих словах Элли вспыхнула.

— Он всегда такой робкий, — произнесла она.